– А в чём ужас, Ному? – вдруг спросил Хотуру как-то почти весело. – И мир уцелеет, и Чангран останется стоять на месте, и символ веры никто не предаст. Не касаться железом тела брата? Творец с ним, никто и не коснётся. Но почему нашим волчатам не погонять деревенских щенков, если на то пошло? Вот эти щенята, которых отпустил северный мальчик – они же дрались на палках… почему бы любому из них не…

– Чтобы деревенское отродье палку подняло против Прайда?! – прошептал Наставник в ужасе. – Этого хочешь?

– Или нож, – продолжал Хотуру. Кору не поверила ушам: старый Львёнок явно резвился, его голос стал совсем весёлым. – А чего стоит волчонок, которого завалит щенок, Ному? Нет, наш всё равно возьмёт – но здоровую, пойми ты!

– И будет лапать её при людях, как этот богоотступник, как этот отцеубийца…

Кто же отцеубийца, удивилась Кору. Хотуру удивился не меньше.

– Почему – отцеубийца? Ты ведь про чангранского Львёнка?

– А нет?! Сидел, пил твоё вино – и из своей чашки давал пить языческой ведьме, с открытым лицом, не меченой, наглой… думаешь, не собирается убить отца, а Хотуру?! Не кого-нибудь, а Льва Львов! Ты вот что оцени. Это он метит на Престол Прайда – развратная, пьяная, грязная скотина! А если взял в драке, а? Девку свою? Не на войне, а в пошлой драке, как последний деревенский…

– Всё, хватит! – Хотуру оборвал Наставника на вдохе. – Я весь этот подлый поклёп на Львёнка Льва слушать не собираюсь.

– Да ты же… – задохнулся Ному – и Кору услышала какую-то возню, стук падающего предмета и рычание Хотуру:

– Ну вот что – я вижу, к чему ты гнёшь! Ты бунта хочешь – чтобы потом донести! Уж не знаю, на что надеешься, земель моих хочешь, денег – или просто ласк от Святого Совета – но и слепому ясно: моей крови тебе надо. Крови моих волков. Крови моего сына тебе надо.

– Пусти меня! – взмолился Наставник. Кору невольно усмехнулась. – Что ты, Хотуру! И в мыслях не было…

– Тварь ты, – бросил Хотуру с отвращением. – В детстве из тебя бойца не вышло, так ты решил обезопаситься от случайностей, а? Пусть безоружен, зато в тепле – и никого тебе не надо, так? Одна радость – жратва, выпивка, проповеди – и на кровь посмотреть, да? Приятно смотреть на красное? Мало было возможностей посмотреть хорошенько?

– Не надо так со мной, – голос Ному задрожал. – Я – слуга Творца… я же – о завете, об Истинном Пути… добру пытаюсь учить… заблудших…

– Я, что ли, заблудший?

– Просто – мирской человек, не мудрый…

– Ага. Ты – мудрый. С твоей-то злостью? Я, говоришь, слишком ласков со своей старухой? Слишком люблю сына? Слишком думаю о том, другом, которого, наверное, в этом мире и не увижу? Волков сегодня не окоротил? Ну да, мне надо быть таким же деревянным, как ты! Сейчас научусь, только вот отрежу себе то же самое, что ты себе отрезал в юности!

– Наверное, ты прав, – еле выдавил из себя Наставник. Кору подумала, что теперь Хотуру, вероятно, держит его за ворот балахона, и жёсткая тесьма вокруг ворота впилась Ному в горло. – Ты, наверное, прав, Львёнок, а я заблуждаюсь…

Очевидно, Хотуру отшвырнул Наставника от себя – тот впечатался спиной в стену прямо напротив малого алтаря. Кору прижалась к холодному камню всем телом, стараясь превратиться в тень – но Ному даже не взглянул в её сторону.

– Слишком круто… – жалобно сказал он своему Львёнку. – И так спина ноет… я уже не мальчик…

– Молчи – целее будешь, – буркнул Хотуру. – Вздумаешь мутить воду – эта боль лаской покажется, Наставник. Спаси тебя Творец обсуждать при мне чангранских Львят! Не твоего ума это дело – лучше помолись за них!

И ушёл. Кору услышала скорые удаляющиеся шаги и голос Хотуру у храмовых дверей:

– Идите спать. Глупо охранять храм от милости небесной…

Кто-то из волков негромко ответил что-то, видимо, смешное – Хотуру коротко хохотнул, и другие волки рассмеялись. И ушли.

Кору уже совсем было хотела встать и выйти, но вдруг поняла, что Ному остался в храме не один: услышала лёгкие шаги, не похожие на шаркающую походку Наставника. Храмовый служка? Ещё шаги. Ещё один? Ах, ну да…

– Наставник, – сказал молодой голос, – ты цел? Как Львёнок тебе спину не сломал… вот горе…

– Предатель, – донёсся до Кору голос Ному, сдавленный и исполненный тихой неизбывной ненависти. – Слышал, Ику? Ты слышал, как этот грязный предатель тут Льва Львов оскорблял, а? Прайд поливал помоями, веру…

– Веру? Когда? – удивился другой голос, постарше. – Прайд? А мне показалось, что…

– Ох, Чису! – хмыкнул Наставник. – Как можно быть таким тупым! Он ведь поносил веру, Ику?

– Страшно было слушать, – прошептал Ику дрогнувшим голосом.

– Смерть богоотступнику, – сказал Ному еле слышно. – Верно?

Чису, кажется, вскрикнул или ахнул. Ику горячо зашептал:

– Пусть подумают, что это чангранские псы его убили, да, Наставник? Или – наши? Бунт, да?

– Бунт, – подтвердил Ному тихо и злорадно. – Ты, Чису, сейчас возьмёшь, – и золото звякнуло, – выйдешь через тот ход, выведешь лошадь и напрямик отправишься в Чангран. В Святой Совет. Вот, смотри, вот что передашь… стой, дописать пару строк… самому Гобну передашь, с земным поклоном. Пусть предупредит Льва Львов – на границе измена зреет.

– Нет, нет, – Кору отметила, как заметались огоньки светилен – головой Чису мотал, что ли? Или махал руками? – Нельзя же о нашем Львёнке…

– Ему будет уже всё равно, – бросил Ному. – А его развратное отродье научится, как говорить, что я, мол, его душу к балахону пришиваю. Дерзит мне, всё время дерзит… я с ним сквитаюсь… когда его обрежут, я полюбуюсь, как эта тварь будет ломаться! Львята слугам Творца на голову сели, возомнили о себе… напомним!

– Мингу? – спросил Чису.

– Правильно! – воскликнул Ику неожиданно радостно. – Будет знать, как называть меня половиной женщины! Он-то станет целой женщиной, вот будет потеха!

– Раз вы говорите… – пробормотал Чису обречённо.

– Иди-иди, – сказал Ному. – Возьми письмо. И не раздумывай мне тут, не сомневайся, а то так и будешь масла в светильни подливать всю жизнь.

– А богоотступник? – спросил Ику, и Кору почувствовала, как у него перехватывает дыхание от страха, радости и азарта одновременно. – И потом – девок и язычников, да? Этого демона, который с вами спорил? Распять на воротах, да?

– Успеем, Ику, – сказал Наставник. Он успокоился, и его голос звучал привычно повелительно. – Наш сперва должен заснуть. Посиди со мной, я скажу тебе, что делать… Ты ещё здесь, Чису?!

– Ох, да, – отозвался Чису сокрушённо.

– Иди, дурак! Возьми лошадь, в конюшне скажешь, что я тебя к деревенскому Наставнику послал, за маслом шиур. Иди!

Чису вздохнул, потоптался на месте и побрёл к коридору для служек. Он прошёл мимо Кору, чуть не задев ногой её ногу, вздыхая и чуть не всхлипывая. Ному и Ику принялись гасить светильни, с каждым погашенным огнём в храме становилось всё темнее – и в темноте Кору скользнула за Чису – след в след.

Чису вышел во двор, перешагнув руку спящего волчонка: волчонок уже не сидел, а полулежал, удобно устроившись на ступеньках. Чису нагнулся поглядеть ближе, поднял флягу, потряс, убеждаясь, что она не досуха пуста, отвернул крышку и допил пару глотков. Луна светила, как жёлтый кшинасский фонарик, двор был озарён ярко – и Кору спокойно наблюдала за Чису, сжимая в руке нож.

То ли перерезать горло, то ли…

Чису всхлипнул и вытер нос рукавом – Кору приняла решение.

– Служка, – сказала она, подойдя сзади, тихо. – Посмотри на меня.

Чису повернулся медленно. У него была простоватая, усталая и потерянная физиономия, круглые глаза и клок волос, низко свисающий на лоб. Встретив мрачный взгляд Кору, Чису явно увидел в ней не женщину или рабыню, а разгневанного волка – он смутился до слёз, зашарил глазами по земле, схватился руками за подол балахона, пробормотал куда-то в сторону:

– Прохладно как-то стало, да? Ночь совсем свежая будет…

– Тебе не больно, Чису? – спросила Кору, чувствуя брезгливую жалость. – Скажи честно.