— Нет, — покачал головой старик. — Заклинания с действием по площади читаются очень долго, и их никто не применяет во время дуэлей. А обычные заклинания, навроде дисков, серпов и копий, может разрубить холодная сталь. Это же голая Сила. Со стихийными такое не пройдет, но заклинания Стихий запрещены во время дуэлей.

— Интересно, — хмыкнул я и, переведя взгляд на Нори, предложил: — Слушай, а пойдем сходим — посмотрим на это представление? У нас же все равно на вечер никаких планов?

— Да, сходим, — Нори кивнул и посмотрел на старика. — Шоджи-сан, мне необходимо встретиться с Ватанабэ Озэму — посланником клана Хояси. Мне ему нужно кое-что передать.

«Ну да, конечно, — мысленно хмыкнул я, — провожая взглядом потянувшийся с площади народ. — После того, что Нори наговорил Императору, Хояси должны выдать ему какую-нибудь медаль. Ну или сестру замуж, если она у них есть, и если принцесса откажет …»

— Да, конечно, господин князь, — Шиджеру посмотрел в сторону дворца и с сомнением покачал головой. — Я отправлю посыльного, но боюсь, что раньше завтрашнего дня эту встречу организовать не получится.

— Ну а раньше и не нужно, — успокоил старика князь. — Сейчас мы пойдем в храм, и ты нам там все покажешь и расскажешь.

— Да, господин князь, — Шиджеру кивнул и, встретившись взглядами с командиром эскорта, указал рукой в сторону храма. — Пойдемте! Вам действительно стоит это увидеть.

Собственно Буши но Шидо был таким, как я и предполагал. Стадион тысяч на двадцать человек без мест для сидения. Арена имела прямоугольную форму, была размером с половину футбольного стадиона и вместе с трибунами занимала примерно две трети площади сооружения. Остальное пространство было отведено под храм, и туда в этот день никого не пускали. В правой части арены, около входа во внутренние помещения, высилась семиметровая статуя Воина, при взгляде на которую я каждый раз испытывал странное чувство.

Внешне Такэми чем-то напоминал Императора, но я не девочка и мне положить с прицепом на его облик. Священного трепета тоже не ощущал, но было в этой статуе что-то такое, отчего при взгляде на нее у меня по спине постоянно пробегал холодок. Что-то далекое, знакомое и… теплое… Не знаю… Это не моя память, а того парня, кем я был четыре тысячи лет назад. Однако, как бы то ни было, эту статую нужно осмотреть вблизи. В какую-нибудь из ночей, как только закончим здесь все дела.

Как выяснилось, у каждой правящей семьи есть собственная vip-ложа, и мы сразу же отправились туда.

Само представление длилось около двух часов. Первым делом на арену вышло под две сотни мужиков в разноцветных кимоно. Они выстроились полукругом в три ряда напротив статуи и минут пять славили божество громкими отрывистыми криками. Слышимость была потрясающей. Произнесенные на арене слова слышал весь стадион, а уж крики-то и подавно.

Закончив с молитвами, ну или как еще можно такое назвать, часть мужиков вооружилась деревянным оружием и начался форменный Шаолинь.

Что-то похожее я видел в китайских фильмах девяностых годов. Бойцы дрались деревянным оружием и голыми руками, скакали друг через друга. Потом, экипировавшись в простенькие доспехи и шлемы, разбились на четыре команды по цвету этих самых доспехов, и началась свалка.

Со стороны это выглядело очень красиво, и понятно, почему на стадион приходит такая толпа народа. Выступающие дрались без дураков, нанося удары в полную силу и человек тридцать по итогу осталось лежать на песке. Впрочем, никого не убили. Ведь пробить боккэном[278] металлический шлем достаточно проблематично. Всех потерявших сознание оперативно унесли внутрь храма и, уверен, что с ними полный порядок. Думаю, там есть какая-нибудь своя кошка, которая мгновенно поднимает всех на ноги.

Нэко, да… Девочка, как я понял, постоянно спит, но, если позвать — сразу же просыпается. Впрочем, звал я ее только один раз: узнать как дела. А так — пусть себе спит… Ей же сны какие-то снятся. Может быть, чего-нибудь вспомнит?

После массовой драки на арену вышли восемь самураев, вооруженные настоящим оружием, и цирк продолжился. Поначалу каждый изобразил сложное ката[279], а затем они принялись кидаться друг в друга заклинаниями и разрубать их своими мечами.

Выглядело это эффектно. Все заклинания были белого цвета, а по форме — только диски, шары и серпы, как из моего Сыёку. Копьями они друг друга не атаковали, но оно и понятно. Отразить копье или стрелу намного сложнее, чем разрубить широкий диск, а какой смысл попусту рисковать? Вряд ли Такэми оценит идиотскую смерть.

Закончив выступление, все восьмеро поклонились статуе Воина и удалились в храм под восторженные крики толпы. Да, именно так… Это представление отличалось от подобных на Земле тем, что ни один из «артистов» не обращал внимания на собравшихся зрителей. Шоджи говорил, что это не выступление, а служба, а какой монах будет благодарно кланяться прихожанам?

Под конец действа, как и обещалось, на арену вышли два самурая с разноцветными сасимоно за спинами. Поклонившись статуе Воина, они стали друг напротив друга и каждый проревел короткую фразу.

«Камацу Даичи! Ты оскорбил семью сюго Окавы, и умрешь!» и в ответ: «Оскорбление только в голове оскорбленного. Умрешь ты!»

По словам Шоджи, эти двое могли разговаривать перед дуэлью хоть полчаса, но предпочли уложиться в пару секунд. Народ тут вообще не особо разговорчивый, и апеллировать к публике не будут даже идущие на смерть.

После своих проникновенных речей самураи разошлись в разные концы площадки, затем распорядитель что-то неразборчиво проорал, и началось самое интересное.

Длина арены была что-то около шестидесяти метров. Кидаться с такого расстояния заклинаниями было как минимум неразумно, и оба противника начали осторожно сближаться.

Когда между ними оставалось уже метров пятнадцать, Камацу Даичи резко выбросил вперёд левую руку и швырнул в своего противника короткую ленту заклинания. Ни секунды не медля, он бросился вперёд, занося меч, но лишь разрубил своим оружием воздух.

Увернувшись от летящего в него заклинания, Уэно Иори отпрыгнул в сторону и атаковал своего противника мечом в правый бок. Камацу поставил блок, лязгнула сталь, но Уэно, очевидно, этого и добивался. Сорвав руку с рукояти меча, он взмахнул ей наискосок и швырнул в соперника гроздь мелких белых шаров. По крайней мере, издалека это выглядело так.

Арену огласил металлический лязг. Часть «шаров» попала в доспех, и тот на удивление выдержал. Впрочем, помогло это мало. Сильный удар отбросил Камацу назад, самурай на мгновение замешкался, и Уэно, подскочив, отрубил ему правую руку по локоть.

Собственно, дальше можно было не смотреть. С такими ранами продолжают бой только герои голливудских боевиков, ну и, наверное, асуры. Так и случилось. Оставшись без руки, Камацу отшвырнул бесполезный уже меч и попытался кинуть в противника какое-то заклинание, но Уэно ему этого сделать не дал. Резким ударом ступни он опрокинул раненого на песок и, перехватив меч, с силой ударил в незащищенное горло.

Молчавшие весь бой трибуны загудели, а я сидел, смотрел на арену и думал. Нет, я не собираюсь оскорблять никакую дочь никакого сюго, но если уж сходиться с такими противниками, то бить нужно только наверняка. Ведь получить в упор заклинанием — такое себе удовольствие. Кожа не латы и вряд ли она выдержит подобный удар. Плетеный доспех, что появляется на мне при смене формы, намного прочнее, но в лиса я буду перекидываться в последнюю очередь.

— Ты о чем задумался? — голос брата отвлек меня от размышлений. Нори кивнул на арену и скосил взгляд на меня. — Что-то не так?

— Думаю, что с некоторыми из них пришлось бы повозиться, — пожал плечами я. — А вообще твои заклинания мне кажутся понадежнее. Особенно Волна и те Диски в упор.

— Стихийные заклинания на арене запрещены…