— Господин Теппан велел отслужить вечернюю службу вместо обедни. Так что приходите поклониться всевышнему.

На самом деле заутрени и обедни не было потому, что ротмистр Трещенков с раннего утра поставил на колокольне двух солдат держать под наблюдением дороги. Сам ротмистр стоял внизу, в ограде, поминутно задирая голову.

— Ну что, никого не видно? — спрашивал он у солдат.

— Кругом — ни души, вашбродь… — отвечали ему с колокольни.

Было приказало всем солдатам находиться в казарме в шинелях, при винтовках и патронах. Солдаты недоумевали:

— Чтобы это значило? С раннего утра подняли по тревоге. И не ведут никуда и отбоя не дают.

— Люди в воскресенье отдыхают, а мы с ружьями в обнимку, — посетовал на судьбу молодой, безусый солдат.

— Ты бы не прочь с бабой в обнимку!.. Ха-ха-ха!..

— Да куда ему с бабой справиться! Баба ж не конфетка!.. Го-Го!

Когда наступил поддень, ротмистр, уже в который раз, вынул серебряные часы, щелкнул крышкой.

«Ложная тревога, — подумал он. — Нет никого».

Трещенков приказал сменить посты на колокольне, велел покормить обедом роту. Сам тоже отлучился пообедать. А когда вернулся, услышал с колокольни высокий, встревоженный голос караульного:

— Идут!..

Ротмистр как можно спокойнее спросил:

— Много?

— Много!.. Не менее тысячи… Много их!..

По спине ротмистра пробежал озноб. Когда Трещенков пугался, у него срывался голос. Стараясь говорить на самых низких тонах, он осведомился, с какой стороны идут.

— С Пророко-Ильинского, по дороге… Конца-края нет!..

— Спуститесь! — скомандовал Трещенков, а сам побежал в казарму.

Раскрасневшийся ротмистр, настежь распахнув дверь, влетел в казарму.

— Выходи строиться! — закричал он, метаясь по казарме.

Солдаты выбежали во двор, выстроились.

— За мной, шагом марш, — подал команду ротмистр и почти бегом повел солдат по направлению к мосту.

Шагах в трехстах от моста Трещенков расставил солдат поперек и вдоль дороги, образуя мешок.

— Винтовки заряди-ить!.. — подозрительно высоким голосом скомандовал ротмистр.

Беспорядочно защелкали затворы. Перед солдатами стоял горбатый мост. За мостом, по ту сторону Бодайбинки, маячила голая, каменная гора. Уж не решил ли ротмистр бить по той горе? Но не видно было никаких мишеней.

Вскоре стали слышны песни, громкие разговоры. Шум голосов приближался. Солдатам не видно было, кто там поет и разговаривает. Справа теснились штабеля леса, слева на холме, у речной излучины, стоял недавно построенный склад. За этим складом прятались сорок конных стражников под командой урядника Тюменцева в ожидании дальнейших распоряжений. Стражники были подчинены полицмейстеру Оленникову.

К солдатам подошли Теппан и Коршунов. Солдаты каменными истуканами застыли у дороги, ничего не понимая.

— Вы готовы, господин ротмистр? — спросил главный инженер.

— Так точно, готовы!

— Мы тут с господином Коршуновым посоветовались… Господин Коршунов пойдет к рабочим. Он встретит их за мостом и постарается уговорить вернуться. Возможно, они его послушаются. А ежели не удастся остановить толпу, он отойдет вправо, — предупредил Теппан. — Смотрите, не подстрелите его.

— Слушаюсь… Первый залп, господин Коршунов, мы дадим вверх. Как только услышите, ложитесь прямо в кювет. И не вставайте.

— Ладно, — буркнул Коршунов. По всему видно было — нервы у него напряжены до предела, даже заметно, как предательски дрожал подбородок. К мосту инженер шел, вобрав голову, не спеша. Медленно перешел мост, остановился под Сапун-горой, саженях в двухстах от того места, где стояли солдаты, на перекрестке. К перекрестку справа, от Липаевского прииска и слева, от Федосиевского прииска шло много народа. Толпы были оживленные, говорливые. У Коршунова от страха подкосились ноги, он стал смотреть, на что бы присесть. Кругом было мокро и слякотно. Таявший снег вдруг стал терять свой собственный цвет, начал багроветь. Коршунов замотал головой, будто хотел стряхнуть это видений… Его начало поташнивать.

Передние рабочие заметили Коршунова, с улыбающимися лицами побежали к нему.

— Константин Николаевич, заступник наш!.. Как хорошо, что вы нас встретили!.. Мы знали, что и вы с нами пойдете!.. — восклицали рабочие.

Все, кто был впереди, увидели на дороге, за мостом, солдат. Коршунова засыпали вопросами:

— Добрый господин, зачем солдат выставили у дороги?.. Нас что, не хотят пускать?.. Дорогу-то совсем перегородили.

Коршунов стоял, разводил руками. Вид у него был жалкий, растерянный.

Подошел Иван Волошин.

— Надо бы послать человека спросить у солдат, зачем они стали на дороге и долго ли они так будут стоять, — сказал он.

— Увидят людей и посторонятся, — ответил Коршунов, протирая пенсне, — должны посторониться.

— Должно быть, выгнали солдатиков на учение, — сказал кто-то из рабочих. — Тоже жизнь!..

— А чего нам бояться-то, — зашамкал беззубым ртом какой-то старик в драной заячьей шапке. — Ежели остановят, наш добрый Константин Николаевич замолвит слово, и они пропустят. Константин же Николаевич с нами идут.

Волошин видел, что с Коршуновым творилось что-то неладное: он, казалось, сильно чем-то перепуганный, даже с лица переменился. Без конца протирал пенсне, избегая смотреть на людей.

«Нужно держаться возле него, не выпускать из виду, — подумал Волошин, беспокойно поглядывая за мост, где неподвижно стояли солдаты. — Ох, не к добру это».

Коршунов боком-боком пошел к правой обочине дороги, ближе к кювету Волошин последовал за ним.

Задние зашумели, напирая на передних:

— Почему стоим?.. Пошевеливайтесь там!.. Пошли-и!..

Нетерпеливых попытались остановить:

— Вы… Потише там!.. Видите, солдаты стоят поперек дороги!..

— Ну и пусть стоят, жалко, что ли?.. Постоят и уйдут!..

Трещенков нервно прохаживался за спиной у солдат, поглядывая за мост. Похоже было, что толпа не послушалась Коршунова. Вот он отделился от толпы, пошел вправо… Трещенков стал прикидывать глазами, где лучше всего остановить толпу пулями. От моста до перекрестка двести саженей. В этом месте по обе стороны дороги стояли штабеля крепежного леса и бревна. Дорога как будто была зажата с двух сторон.

«Как только передние подойдут к мосту, прикажу стрелять», — решил про себя ротмистр.

Плотная людская масса приближалась к мосту. Трещенков крикнул сорвавшимся голосом:

— Приготовиться к стрельбе!

Солдаты вскинули винтовки, сверкнули штыки.

Волошин увидел первым, что солдаты изготовились к стрельбе, снял шапку и громко закричал:

— Товарищи, остановитесь!.. Остановитесь!..

Людская лавина как будто на мгновенье остановилась.

В это время Коршунов крикнул:

— Поднимайте вверх сознательные записки!

Рабочие, как по команде, вынули бумажки и подняли вверх. Они забелели над головами, словно падающий снег.

— Стрелять выше голов!.. Огонь! — опять перешел на визг ротмистр.

Сухо затрещали выстрелы. Коршунов упал в кювет, лицом вниз.

Волошин, который видел это, громко скомандовал рабочим:

— Ложитесь!

Но залечь нельзя было. Люди плотно сбились, сзади напирали.

— По толпе залпами, огонь!..

Теппан стоял рядом с ротмистром, покусывая мундштук. Когда опять затрещали выстрелы, главный инженер прикрыл ладонями уши. Он заметил, что некоторые солдаты не очень целятся в людей, стреляют, лишь бы стрелять.

«Скоты!..» — зло подумал Теппан.

Волошин упал в кювет, недалеко от Коршунова. Инженер схватил его за одежду, потянул глубже, к себе. Волошин с силой оттолкнул Коршунова от себя.

— А-а-а!.. — закричали передние. — Убийцы!.. За что?..

Над головой у Волошина свистели пули. Задние поняли, наконец, что по людям открыли огонь, и отхлынули. Передние с криком стали разбегаться, прятаться за штабеля и бревна. Некоторые падали, не добежав до укрытия. Слышались стоны, плач, проклятия. Это кричали раненые.