Жители села — от мала до велика — высыпали на берег. По выброшенному трапу сошли окоченевшие голодные красноармейцы.

Из толпы, собравшейся на берегу, вышел пожилой глазастый человек с черной щеткой аккуратно подстриженных усов и, ища взглядом старшего, представился:

— Я здешний житель, Юсуп Галибаров. Можно видеть вашего начальника?

Семенчик подошел к Галибарову:

— Слушаю вас.

— Мне начальника…

— Я начальник.

— Извините… Милости прошу ко мне в дом вместе с людьми. Отведаете у меня хлеба-соли, переночуете.

Семенчик сразу догадался, что перед ним не иначе купец, и насторожился. «Ох, с ним надо держать ухо востро», — подумал он. Но было бы неразумно в такой момент отказаться от пищи и крова для всего отряда, и Семенчик приказал построить отряд.

Бойцы слышали слова черноусого мужчины и радовались, что нашлась добрая душа. Такой человек становится роднее брата, дороже друга. Ибо неизвестно, как друг поведет себя в трудную для тебя минуту, а этот уже пришел на помощь, когда никто из отряда не имел понятия, куда им податься, чтобы хоть немного согреться и поесть.

Во дворе Юсупа Галибарова стояли три больших дома. Один из них хозяин предоставил в распоряжение отряда. На полу разостлали сухое зеленое сено, истопили печки.

Гостеприимный хозяин не поскупился на угощение, накормил гостей до отвала.

— Будьте как дома! — приговаривал Галибаров, наблюдая, как приезжие укладываются спать. — Станет холодно, можно еще разок протопить.

Семенчик получил приглашение расположиться в гостиной, но отказался, остался с бойцами.

— Сено-то совсем свежее!.. — говорили между собой красноармейцы. — Как пахнет!.. Будто в копне лежишь!..

— А мне кажется, что я на лугу возле моей родной Амги, — сказал молодой остриженный боец высоким голосом. — До чего же хорошо бывало отдыхать на сене, намаявшись за день!..

Ночью часовые не заметили, как к Алдану пробрался человек, сел в лодку, оттолкнулся и, ловко лавируя между льдинами, переправился через реку. У села Троицкого причалил к берегу, вытащил лодку… Это был связной Оросина и Афанасьева, ожидавший у Галибарова подхода красных. Он торопился, чтобы сообщить кому следует о численности прибывшего отряда.

На следующий день Семенчик хотел было увести отряд от Галибарова и расквартировать бойцов в домах бедняков, но хозяин решительно воспротивился:

— Помилуйте, товарищ командир, за что же вы меня обижаете? Люди ведь подумают, что я выпроводил дорогих гостей, хлеба-соли для них пожалел! Не пущу!..

Отряд остался у Галибарова и прожил у него несколько дней. Галибаров ни о чем не спрашивал Семенчика, делая вид, что его совершенно не интересует, куда и зачем направляются его постояльцы.

Как только река замерзла, Семенчик обратился к хозяину:

— Через сколько дней после ледостава у вас можно переходить реку?

— А это в зависимости от погоды, — ответил Галибаров заискивающим голосом. — Если дни будут теплыми, как сегодня, то и через неделю опасно переходить. А если мороз, холода, через три дня иди смело, не провалишься.

Связной, возвратившийся к Галибарову, застал отряд в Петропавловске.

— Все сделал, как приказано, — доложил он Галибарову. — Наши окопались в Сайылыке и Айяе.

Галибаров похлопал связного по плечу:

— Молодец. Спасибо за старание. Я твой должник. Дней через пять красные перейдут на ту сторону. Предупреди наших и скажи, пусть устроят засаду на Кысыл-Сыре. Не забудешь — через пять дней?

На дорогу связной вылакал бутылку водки и ночью двинулся в путь через реку по льду.

По утрам Галибаров с заботливым видом гостеприимного хозяина справлялся у своих постояльцев, как им спалось. Красноармейцы были довольны и не скупились на слова благодарности.

Семенчику не нравился хозяин, он чем-то напоминал Шарапова. Комиссар спросил у председателя ревкома, что он думает о Галибарове.

— Примазывается к Советской власти, — ответил председатель. — Ну, а почему бы вам этим не воспользоваться? У кого бы вы так устроились?

— Не человек, а лиса, — сказал Семенчик. — Приди сюда вместо нас белые, он бы пятки им лизал.

Красноармейцы тоже удивлялись:

— И заметь — ни разу не спросил, зачем мы здесь и куда идем!

Пока красный отряд задерживался в Петропавловском, бандиты окапывались на Кысыл-Сыре.

В ночь на 23 октября связной вернулся к Галибарову и сообщил, что «братья» готовы к встрече большевиков.

К утру повалил густой снег. Галибаров, встретив во дворе Семенчика, сказал, что с того берега пришел в село один человек. Река, говорит, стала крепко.

Семенчик приказал своему помощнику построить отряд.

— Сегодня после завтрака выходим пешим маршем, — объявил он. — По льду уже можно идти.

— Подождите до обеда, не разыгралась бы пурга, — уговаривал хозяин.

— Нельзя больше ждать, мы и так у вас засиделись, — ответил Семенчик и подумал: «Сейчас спросит: „А куда вы торопитесь?“»

Но Галибаров и на этот раз ни о чем не спросил.

Провожал хозяин своих постояльцев как родных. Накормил напоследок вареным мясом и жирным бульоном, уговорил комиссара разрешить людям пропустить по рюмке.

Повеселевшие бойцы, выйдя за ворота, не ленились махать в ответ стоявшему у ворот хозяину.

Отряд красных перешел через реку и остановился на ночлег в селе Троицкое. Ревком помог распределить бойцов по крестьянским домам.

В ту же ночь Коробейникову стало известно, что красные заночевали в Троицком, а утром двинутся в Айяю. А оттуда на оленях поедут дальше, в Нелькан.

— Мы их не в Нелькан, а к прабабушке отправим, — матерясь, грозился командующий.

Коробейников сел на коня и поскакал в Кысыл-Сыр, где двести бандитов уже сидели в засаде. Отряды Канина и Толстоухова он отправил на запад, приказав устроить вторую засаду в двух верстах от поселка.

Из Троицкого красные вышли на рассвете с тем, чтобы вечером быть в Айяе. Пройдя верст пять, бойцы начали уставать. Дорогу завалило снегом. Одеты все были тепло — в пути упарились.

— Сделать бы привал! — громко сказал кто-то из бойцов, чтобы услышал комиссар.

— Вот поднимемся на тот пригорок и устроим перекур, — ответил Семенчик, ускоряя шаг, чтобы выйти в голову колонны, которая изрядно растянулась. На ходу он сказал своему помощнику, чтобы тот остановился и передал красноармейцам приказание подтянуться. — Сами пойдете замыкающим!

Вдруг откуда-то послышалась стрельба. Передние то ли залегли, то ли упали, сраженные пулями. Кто-то громко закричал. Крик был похож на стон.

Семенчик бросился вперед, чтобы выяснить, что там происходит. Над головой он услышал свист пуль. Комиссар упал в снег и оглянулся. Весь отряд залег, прижав головы к снегу.

«Засада», — мелькнула у Семенчика страшная догадка. Он приподнял голову, стараясь разглядеть, откуда стреляют. Теперь ему хорошо был виден склон пригорка, изрытый окопами. Вели огонь оттуда.

Окопы увидели и бойцы. Не ожидая команды, они стали лихорадочно, лежа, зарываться в снег. Было ясно — в атаку по открытой местности на окопы не пойдешь и отходить под огнем рискованно. Надо зарыться и вести перестрелку.

Перестрелка продолжалась часа два, пока не стемнело. Все еще падал густой снег.

— Подобрать раненых и бегом к реке! — приказал комиссар.

На берегу подсчитали потери. Оказалось, на поле боя осталась одна треть отряда. И восемь человек раненых. Из них трое тяжело. О продолжении похода на Нелькан не могло быть и речи. И в Якутск возвращаться пешком очень и очень рискованно: могут по дороге перехватить бандиты. Да и раненые на руках…

— Вернемся, товарищи, в Петропавловское, а там видно будет, — распорядился Семенчик.

Кто-то из бойцов раздраженно сказал:

— Только не к Галибарову!..

Впрочем, комиссар и сам чувствовал, что купец имеет какое-то отношение к тому, что сегодня с ними случилось.

— А почему бы не пойти к Галибарову? — не соглашались некоторые бойцы, — Мужик он добрый, приветливый, зла не таит. Разживемся у него лошадьми и тронемся в Якутск.