Впереди замаячила черная фигура. Кто-то, оглядываясь по сторонам и останавливаясь, подошел к воротам лавки и тут же исчез.
«Наверно, сторож, — подумала Майя, — охраняет народную лавку».
Но сторожа возле лавки не ставили. Летом возле нее собиралась молодежь, водила хоровод. А когда началась страда, парни и девушки так выматывались за день, что было не до гулянок.
Майя пришла домой, заперлась и прилегла на орон. Но никак не могла уснуть, все думала о сыне. Сквозь дрему услышала осторожные шаги. Кто-то приблизился к двери и остановился.
Пароходик, натужно пыхтя, старательно шлепал колесами по воде. Семенчик поднялся к капитану на мостик.
— Машина у нас старенькая, поизносилась, — как бы оправдываясь, говорил капитан. — Вот уже одиннадцатый год тут работаю. Бывший владелец Кушнарев каждый год свою посудину ремонтировал. А в нынешнюю-то зиму не до того было. Весной на скорую руку кое-что сделали. Но ничего, пока ходим.
— Побыстрее бы, — вздохнул комиссар.
— Да темень-то какая! Боюсь, на мель бы не сесть, — ответил капитан. Опытный речник, он отлично знал Лену, но все же тревожился за исход рейса — уж очень важный у него на борту пассажир.
Семенчик вернулся в каюту, разделся с намерением поспать. Только лег, к нему постучался капитан и с тревогой в голосе сообщил:
— В Маче пожар, Семен Федорович! Отсюда видно, как горит.
У Семенчика мелькнула мысль, от которой мурашки по спине пошли: «Уж не материну ли избушку подожгли?» Он быстро оделся и заспешил на мостик. В стороне Мачи полыхало огненное зарево.
— Мы далеко ушли? — спросил Семенчик.
— Миновали Бэс-Тумул. Скоро уже Березовка. Вот тот мыс пройдем…
— Далеко. Может, вернемся?
— Как прикажете. Пароход в вашем распоряжении.
Комиссар задумался.
— Нет, возвращаться не будем, — сказал он и ушел вниз.
На рассвете на вахту встал помощник. Капитан на цыпочках вошел в каюту. Но комиссар поднял голову от подушки, точно и не спал:
— Где мы сейчас находимся?
— Только что прошли Соготох-Бэс. К вечеру придем в Аннях.
И действительно, к вечеру были в городе. Семенчик не стал мешкать, сразу же побежал в окружной ревком, чтобы там кого-нибудь застать.
Председатель был еще на месте. Он пожал Семенчику руку и сказал, что только что о нем спрашивал секретарь окружного комитета.
— Нынче ночью в Маче был пожар. Вам не известно, что горело? — спросил Семенчик.
— Подожгли склад с товарами, — ответил председатель. — Пожар вовремя потушили. Товары, в основном, спасли. А вот человек погиб. Сгорел…
— Кто?
— Кузя… как его?..
— Хромой, — подсказал Семенчик и покачал головой. — Да… Человек хороший… был.
По дороге в окружком Семенчик встретил молодого милиционера. Очень знакомое лицо…
Милиционер приветливо заулыбался и поздоровался.
— Алеша! — узнал Семенчик. — Серкин!
— Семен Федорович! Как я рад!
Майя очнулась, испуганно прислушалась. Стучали в дверь. Громко, настойчиво.
«Сынок вернулся?» — мелькнула у Майи мысль. Вскочила с постели. В комнате светло, как днем. Стекла в окнах багровели — где-то близко полыхало пламя.
— Кто там?
— Комиссар дома? — спросил взволнованный мужской голос. — Пусть выйдет. Склад горит.
— Нет его… В Якутск срочно вызвали. Вечером уехал пароходом.
Майя слышала, как мужчина выругался за дверью с досады и ушел. Она выглянула в окно. По улице с криком бежали люди. Майя схватила берестяное ведро с водой, стоявшее за печкой, и побежала к складу.
Там уже собралась толпа. Из помещения, охваченного пламенем, выносили мешки, ящики, тюки и сваливали в кучу во дворе.
Мужчины подкатили пожарный насос и стали качать воду. Повалил черный густой дым.
— Все вынесли? — спрашивал Кузя. Он был взлохмаченный, весь в саже.
— В дальнем углу кули с мукой, — отозвался Петухов. Он вместе со всеми суетился, что-то таскал.
— Не ходи туда!.. — крикнули Кузе. — Поздно!
Но тот не услышал. Зажав нос, он, прихрамывая, скрылся за завесой дыма. За ним кинулся бывший урядник.
— Помоги взвалить этот тюк! — окликнул он хромого.
Кузя пошел на голос, ничего не видя за клубами дыма.
Кроме них, в складе уже никого не было. Никто не слышал, как Кузя охнул и умолк. Петухов успел выскочить из помещения, и потолок рухнул. Бушующий пожар походил теперь на гигантский костер. Мужчины, вооружившись баграми, бросились растаскивать обгоревшие стропила.
Когда огонь приутих, обнаружили обуглившийся труп.
Усов первым снял шапку.
Рядом, тоже с обнаженной головой, стоял Петухов.
«Жаль, комиссаришка уехал, — думал он. — А то лежать бы ему вот так… Ну, погоди, и до тебя доберемся».
Секретарь окружкома велел Семенчику не задерживаться в Анняхе ни единого часа, из Якутска уже несколько раз звонили, спрашивали, выехал ли Владимиров.
Прибыл Семенчик в Якутск на четвертые сутки. Пароходик шел днем и ночью. Причалили напротив городской бойни. На борт поднялись трое молодых красноармейцев, проверили у пассажиров документы.
«Раньше такого не было», — отметил про себя олекминский комиссар.
— Можете сойти на берег, — сказал невысокий веснушчатый красноармеец, возвращая ему удостоверение.
— В губревкоме я кого-нибудь сейчас застану?
— Застанете. Там почти круглосуточно работают.
У дверей губревкома стояли два часовых. У Семенчика проверили документы и пропустили.
Семенчик вошел в узкий коридор и постучав в дверь с вывеской: «Заместитель председателя губревкома».
— Войдите, — отозвался за дверью густой бас.
Семенчик шагнул в небольшой кабинет, обставленный разностильной мебелью. Представился.
Из-за стола поднялся рослый человек и протянул комиссару руку.
— Садитесь. Рассказывайте, что там у вас нового.
— Вы знаете, кто меня вызывал? — спросил Семенчик и подал заместителю председателя телеграмму.
— A-а, это вы понадобились товарищу Слепцову. Он возглавляет у нас ЧК и ЧОН. Знакомы?
— Да. Платон Слепцов — мой друг. Что-нибудь важное?
— Он сам вам скажет. Слепцов сидит в восьмой комнате. Дел у нас теперь по горло. Получен декрет о создании Советов.
— А что известно об автономии?
— Пока ничего нового. На днях вопрос решится. В ЦК нас поддержали.
Семенчик подошел к восьмому кабинету и постучал. За дверью послышались шаги. Щелкнул внутренний замок, и дверь распахнулась.
Перед Семенчиком стоял Платон Слепцов. Чуть наклонив набок голову, он приветливо улыбался. Не выпуская руки Семенника, Слепцов заговорил в рифму:
Открываю я дверь — и вдруг
Откуда ни возьмись мой друг!
— Здравствуй, дорогой! Заждался я тебя!
Семенчик знал, что Слепцов сочиняет стихи, перевел на якутский язык «Интернационал». Был он также известен как сказитель-олонхосут. Говорили о нем только хорошее.
Такой радушный прием немного смутил Семенчика.
— Проходи, дорогой, садись. — Чекист сел на стуле напротив. — Ты, наверно, голову ломаешь: «Зачем он меня вызвал?» Сейчас объясню.
— Какое-то серьезное дело? — Семенчик приготовился слушать.
Слепцов рассказал об ошибке, которая была допущена губернским ЧК. Не так давно из-под ареста освободили группу колчаковских офицеров. Хотели показать народным массам гуманность Советской власти, которая готова пощадить даже врагов, если те дадут слово не выступать против рабочих и крестьян. Офицеры дали честное слово не прибегать больше к оружию. Но едва выйдя из тюрьмы, вопреки приказу не покидать Якутска, убежали из города и, раздобыв оружие, захватили на реке Майя в Нелькане два парохода, груженные товарами первой необходимости. На этих пароходах в Якутск должны были доставить разные товары из Аяна. Теперь суда в руках мятежников, те развернулись вовсю, вербуют местных жителей в свой отряд. Тем, кто соглашался идти с ними, щедро платили захваченными товарами: чаем, табаком, мануфактурой. В губернском ЧК стало известно о дальнейших намерениях офицеров: сколотив банду, они собираются двинуться на Якутск.