— Могли бы узнать у своего приказчика, какой груз способны поднять три парохода, и перевести на живой вес.

Комиссар стукнул кулаком по столу:

— Прекратите, господа!.. Нашли время для пререканий! Красные вот-вот нагрянут.

— Мне известно, что среди солдат и низших чинов есть пораженческие настроения, — опять поддел штабс-капитана Никифоров.

— Пораженцев расстреливать на месте! — почти взвизгнул комиссар. — Для начала расстреляйте человека три… в устрашение. И быть готовыми к самому, ну… неприятному исходу. Мало ли что… Лошади должны быть наготове!

— Мы должны заранее знать, куда бежать, — заметил Никифоров.

— В лес! — комиссар махнул короткой рукой. — Их здесь, хвала богу, предостаточно! В лес!

Штабс-капитан не на шутку расхрабрился и потому задал вполне резонный вопрос:

— Сколько, полагаете, можно продержаться в лесу?

— До осени. Больше не понадобится. К этому времени большевиков выгонят.

— У господина комиссара есть основания так думать? — опять подал голос Никифоров.

— О, да! Генералы Деникин, Дутов и Алексеев собирают верных российскому престолу воинов в непобедимые дивизии. Вся эта несметная сила будет двинута против большевиков. С Дона ударят казаки. А с севера англичане помогут. На Иркутск уже наступает атаман Семенов. Это не так далеко от нас.

В кабинете оживились, заговорили. Штабс-капитан попросил разрешения снять шинель, хотя в верхней одежде он был только один.

— Прошу, штабс-капитан, будьте как дома.

— Мы отвлеклись, господа, — напомнил Никифоров. — Пока Дутов дойдет до Якутска, большевики нас на лиственницах перевешают. Нельзя допустить этого! Да-да, нельзя!..

…Господа совещались до самого вечера.

Отряд Гудзинского остановился в селе Покровском. Представитель подпольной организация РСДРП из Якутска, выехавший навстречу, предупредил, где именно войска областного управления ждут красных и какие укрепления там воздвигнуты.

Гудзинский вызвал к себе командиров и стал советоваться, как взять город с наименьшими потерями.

— Как ты думаешь, товарищ Владимиров? — обратился командир к Федору. Тот сидел у самой двери, поглаживая рукой бледное, осунувшееся лицо после болезни.

Федор застенчиво улыбнулся:

— Надо высадиться там, где нас не ждут. Ночью.

— В Якутске нас ждут, — заметил Гудзинский.

— А зачем в Якутске, — Федор встал, — если можно высадиться не доезжая Якутска?

Федор, как умел, изложил свою мысль: отряд высаживается верстах в двадцати-тридцати от Якутска и пешим порядком под покровом ночи движется к городу. А пароходы пусть себе идут дальше, к Якутску. Оставить по одному отделению на борту, рулевых и машинистов. Достаточно. Беляки увидят пароходы и бросят все свои силенки к берегу. А отряд тем временем, как снег на голову — с суши. Откуда красных не ждали.

Все обернулись к Федору: откуда у них выискался такой стратег? Не подкопаешься.

— А ведь он прав, товарищи! — не удержался Гудзинский. — Ты прав, Федор, так мы и сделаем!

…Отряд высадился выше Осенней пристани, в тридцати километрах от Якутска. Пароходы пошли дальше, на Даркылах. Вскоре они были обнаружены наблюдателями. Гарнизон города подняли по тревоге и перебросили на Гольминку, к скотобойне. Отсюда хорошо обстреливались причалы и прилегающий к ним берег. Ретивый штабс-капитан приказал своим воякам занять окопы, блиндажи, каждому определил сектор обстрела и стал ждать неприятеля.

Пароходы медленно шли между островами Лены целый день и только к вечеру на середине реки бросили якоря, но баркасы что-то не торопились спускать. Штабс-капитану тоже некуда было торопиться, и он, глуша волнение, ждал, что же дальше будет. Открывать огонь по пароходам бессмысленно, они далековато, да и вреда никакого пулеметно-ружейным огнем не причинишь. Надо дождаться, когда большевики на баркасах подойдут к берегу!.. Уж он отыграется!..

Тем временем отряд Гудзинского прямым ходом с южной стороны подошел к городу. Красногвардейцы смяли дозоры и ворвались в Якутск. На Гольминке вряд ли слышали редкую перестрелку. И если бы вислогубый Федорка не примчался на взмыленной лошади и не заорал диким голосом: «Большевики!», Бондалетов продолжал бы по-прежнему бдеть на берегу.

Штабс-капитан вскочил на коня и поскакал в город, чтобы самолично убедиться в правдивости известия.

Да, в городе, действительно, уже были красные. Бондалетову с полуротой едва удалось прорваться к Вилюйскому тракту и скрыться в тайге. Остальные сдались красногвардейцам без боя. Так был занят Якутск…

Что большевики никого не обижают, не отбирают имущество и скот, защищают бедняков, об этом все скоро узнали. Жизнь в городе быстро наладилась, на рынке появились продукты: мясо, рыба, масло.

Гудзинский спешно формировал новый отряд для отправки в Вилюйск, где еще удерживалась старая власть. В этот отряд вступили многие учащиеся Якутского реального училища и учительской семинарии, приехавшие учиться из Вилюйского округа.

Отряду выделили пароход «Революционный», командиром был назначен Федор Владимиров.

Через две недели после установления Советской власти в Якутске отряд Владимирова отбыл в Вилюйск для борьбы с контрреволюцией.

На берегу среди провожавших был и юный красногвардеец Семен Владимиров. Знал ли он, что «Революционный» повел в бой его однофамилец — Владимиров? Наверно, знал. Но ему даже в голову не могло прийти, что это — его отец. В отряде, кроме Семенника, было еще семь или восемь Владимировых…

Семенчик, вернувшись с пристани, зашел к Гудзинскому и попросился в отряд, который должны в скором времени отправить куда-нибудь. Ведь не будут же они сидеть в Якутске без дела?

— Работа для всех найдется, — успокоил его Гудзинский. — Ты ведь, кажется, грамотный?

— Два класса приходской школы окончил.

Гудзинский обрадовался.

— Так замечательно! — Он хлопнул Семенчика по плечу. — Пойдешь наборщиком. Будешь газету набирать.

Семенчик не понял командира. Что это значит — «газету набирать»?

— Газету нам надо свою, пролетарскую, печатать. Понимаешь? Правду-матку о нашей власти рабочим и крестьянам рассказывать. А грамотных не хватает. Иди-ка, друг, в типографию, там тебе объяснят, что к чему. В типографии ты вот как нужен!

И стал Семенчик наборщиком.

В тот день, когда красные вошли в Якутск, вислогубый Федорка бросил оружие и поскакал домой, в Намцы. По дорога он заехал в Кильдемцы, к купцу Иннокентию, чтобы дать лошади передохнуть.

Иннокентий сразу понял, что с Федоркой опять что-то стряслось: конь взмыленный, на всаднике лица нет.

— Город заняли красные! — ошарашил Федорка купца. — Окружили со всех сторон, никому даже пикнуть не дали. Я один еле вырвался. Остальных всех перебили!..

Купец знал: любит Федорка приврать, но о том, что в Якутске красные, слухи и до Кильдемцев дошли. Значит, правда.

— Всех режут подряд, правых и виноватых, а трупы — в реку, — вошел в раж Федорка. — И грабят, грабят!..

— Неужели сюда доберутся?.. — холодея от страха, спросил Иннокентий.

— А ты думал!.. Теперь нигде не спасешься. Прячь, пока не поздно, имущество и беги туда, где тебя не знают…

— Куда убежишь с больной женой?

— Тогда с жизнью прощайся!

— Умирать мне не страшно. Свое пожил.

— А я спрячу, что успею, а сам — в лес.

Федорка накормил лошадь, выпил целый чорон[23] кумыса и помчался в Намцы.

Весной 1918 года командный состав чехословацких частей, подкупленный Антантой, спровоцировал на антисоветский мятеж чешских солдат, возвращавшихся на родину. Мятежников поддержали белогвардейцы. Были захвачены Новониколаевск, Челябинск, Златоуст, Екатеринбург и другие города. В Самаре было создано белогвардейско-эсеровское правительство, в Омске — сибирское белогвардейское правительство, на Урале — уральское областное правительство. Вскоре стараниями Антанты адмирал Колчак был провозглашен «верховным правителем России»…