Цивилизациям, которым повезло соседствовать с такими явлениями природы на окраине ареала, повезло особо. Повезло удивительно и необыкновенно. Практически все они неважно кончили. Немногие успели эмигрировать в более спокойные места обитания. Считанные единицы сумели кое-как приспособиться, но среди них нашлись такие любители нетрадиционных ощущений, которые мало того что приспособились основательно, но еще и доставили исключительное неудобство пустоши своим неумеренным исследовательским аппетитом. К их числу, безусловно, стоит отнести цивилизации Хаброна (Бог знает, сколько их было на самом деле). Однако в настоящее время потомки хабронитов успешно существуют и великолепно себя чувствуют, даже несмотря на то, что, в отличие от посредников, не отказывают себе в удовольствии вплотную заниматься мадистологией. А по всему внешнему контуру ареала, трудно сказать как давно, существует единая сеть их исследовательских лабораторий «Астари», занимающихся изучением структуры внешнего космоса, внешнекосмических аномалий и еще кое-чего…

Соседство хабронитов с оркапустошью было замечено вовремя, на 5-й ступени Ареала, когда «возврат» (по мнению Дуйля) практически невозможен. Но тем не менее это еще одна цифра «пять» в нашей печальной нумерологии. Пустошь была вычислена теоретически по циклическим повторениям определенных астрофизических конфигураций, предшествующих аномалиям подобного сорта. Таких аномалий ранние мадистологи пугались больше, чем самих проявлений мадисты. Несмотря на чрезвычайную разреженность астровещества в этой части ареала, Хабронская пустошь оказалась буквально облепленной со всех сторон «осколками» физических тел, при сильном удалении похожих на пыльную оболочку. Все эти тела были неподвижны относительно пустоши, и внешняя их сторона казалась практически безопасной, зато на внутренней стороне творилось нечто совершенно необъяснимое. Но древние хаброниты пренебрегли техникой безопасности, и на одном из таких «осколков» создали уникальную астрономическую лабораторию, позволяющую наблюдать картины, которые ни с какой другой точки ареала наблюдать невозможно, — внутрипустошные метаморфозы, чем-то похожие на Летаргические дуны Фидриса. В миллиарды раз увеличенные сюжеты, связанные с трансформацией физической природы, которые, к сожалению, детально не описаны ни в одном астарианском источнике.

На этом же месте некоторое время спустя возникли так называемые «Зеркальные часы Хаброна» — суператтракцион, который вызвал интерес всего Ареала, но никакого разумного объяснения не имел.

«Часы» визуально напоминали гигантский диск размером с диаметр небольшой планеты, который вращался в контуре границы оркапустоши, шлифуя ее своей внутренней плоскостью и создавая мощнейший поток временных искажений, который фокусировался на внешнюю плоскость. Участник аттракциона занимал позицию с внешней стороны, как фигура на шахматной доске, — в другой позиции тут же дублировалась его фигура, но уже с временным коэффициентом. Фигура перемещалась — менялся временной коэффициент дублера, строго индивидуально для каждого. И самое примечательное в этой игре было то, что дубль-структура оказывалась идеально настроенной на свой прототип. Она не только реагировала, но и с удовольствием вступала в контакт. Игрок сегодняшний мог задать любые вопросы своей проекции из далекого будущего, а проекция, как правило, снисходительно на них отвечала. И чем выше был временной коэффициент, тем снисходительней была проекция. Однако большой достоверностью такие прогнозы из будущего не отличались. Интересен был сам эксперимент со временем, а не его практическая польза. Эксперимент, который некоторые осведомленные невежды тут же представили как естественный природный временной антигравитант (АВ!), но до него мы тоже еще дойдем.

Практическая же «польза» дала о себе знать по прошествии времени. Как, впрочем, и любители баловаться временным антигравитантом без учета антигравитанта пространственного (АП!) лишь по прошествии времени поняли, как жестоко они заблуждались. Каждое существо, хоть раз побывавшее в «Зеркальных часах», претерпевало чудовищную метаморфозу психики… деформацию «субстанции личности». Как это выглядело на практике — ни одна хроника тех времен толком объяснить не в состоянии. Вроде бы как «раздвоение призрака» — пустая оболочка с непредсказуемым поведением, то ли еще похлеще. По свидетельствам очевидцев тоже понять невозможно. С каждым годом «призраков» Хаброна становилось больше, и сама цивилизация рисковала превратиться в цивилизацию-призрак, если б каждая подобная тварь не имела маниакального стремления вернуться обратно в «Часы», где вскоре бесследно исчезала.

Это явление впоследствии толковалось по-всякому. Слагались легенды о том, что по границе Хаброна до сей поры слоняются неприкаянные существа, для которых остановилось время. Что будто бы оркапустошь растет за счет энергии «расщепления времени и пространства», поэтому заинтересована наплодить «призраков» как можно больше. Кто-то для собственного успокоения внушил себе, что от «Зеркальных часов» не осталось даже обломков, что диск, замедлив вращение, угодил в самую сердцевину пустоши, а это значит, что его вовсе в природе не существовало. Еще много чего говорят на эту тему без малейших попыток логически объяснить происшедшее. Единственное, что известно наверняка, это то, что «Зеркальные часы Хаброна» были первым зафиксированным, общепризнанным и имеющим массу свидетельств явлением, которое по лингвистическим аритаборским традициям принято называть «мадистанс», а в просторечье именуется мадистой.

Самая чертовщинка здесь начиналась в полдень. Безразлично, ливень на улице или солнцепек. Главное, чтобы в комнате, кроме Шурки, никто не присутствовал. Стоило скрипнуть половице в коридоре — чертовщинка прекращалась, вернее сказать, затаивалась на время, пока скрип половиц не удалится на кухню и не закроет за собой дверь.

«Седьмой день работы вируса «полтергейст», — записал Шурка в блокноте и выжидающе уставился на монитор, который не проявил ни малейших признаков жизни.

— Ну, извини, — сказал он, — давай начинать, я уже здесь.

Шурка перелистал страницы блокнота. «День первый» — эта зараза еще не называлась ни вирусом, ни полтергейстом. В первый день ее не стоило даже описывать в блокноте. Что-то есть… что-то мешает работать, рябит по экрану, роется в архивах, перебирает меню, изучает… «принюхивается», выстраивает длинные предложения из «козявок» с вопросительными знаками на конце. «Троянец,» — подумал Шурка и попытался от него избавиться, но даже после форматирования диска вирус не исчез и шаг за шагом продолжил осваивать содержимое компьютера, поражая своим терпеливым упорством. Будто внутри завелся кто-то живой и самостоятельный. Окончательно добило Шурку то обстоятельство, что компьютер невозможно было отключить. Даже после того как шнур был выдернут из розетки, чертовщинка немного растерялась, но от этого не утратила яркости изображения. Ни о чем подобном Шурке слышать не доводилось.

К часу дня все безобразия прекращались, до полудня следующих суток. На второй день работы «полтергейст» обрел дар общения и его вопросительные «козявки» сменились вполне осмысленной попыткой вступить в контакт. Но дискета с записью контакта не читалась, и присутствие в комнате любого постороннего лица действовало на вирус отпугивающе.

«Какой сегодня день? — спрашивал «полтергейст». — Какое число? Год? Какая погода на улице?»

«7 ноября 1917 года», — набирал Шурка на текстовой панели.

«Полтергейст» удивлялся.

«Да брось, я вполне серьезно. Который теперь час? Минуты? Секунды?.. Нет, батенька, твои часы отстают на целое столетие. Чем занимаешься? А что, половину Москвы под снос пустили? Это война прошла или подземные гаражи строят? По Садовому кольцу вереницы котлованов. Это зачем?»

«Где это?» — спрашивал Шурка, и буквы на экране сменялись планом изучаемой части города с высоты птичьего полета. Затем проекция резко падала вниз и обозначала квадрат, в котором можно было разглядеть надписи на касках строителей и их ядовито-оранжевые комбинезоны.