— в-третьих, проявления, больше чем сама субстанция, тяготеют к! — областям, особенно к тем банальным на первый взгляд ситуациям, которые способны когда-нибудь, через миллиарды лет, окончиться небанально. Если основная субстанция здесь действует оперативно, то проявления, кажется, обладают способностью супердальновидения будущего, и чем дальше они «видят», тем меньше их вмешательство в происходящее. Иногда оно кажется столь ничтожным, что не должно и вовсе иметь последствий. Но мы-то знаем, как упавшее с дерева яблоко может спровоцировать научно-технический прогресс. И кальтиаты, неплохо справляющиеся с любой информационной задачей на уровне полей, перед проявлениями мадисты порой оказываются бессильны. Но те же кальтиаты уверены, что субстанция и проявления в конечном итоге преследуют одну и ту же цель — коррекцию программы, которая на человеческом языке называется судьбой. Хотя сверхзадача таких коррекций, в конечном счете, никому не ясна. Существует особая наука (чрезвычайно мадистоопасная), изучающая сущность так называемого «матрикса» — матричной составляющей Е-инфополя, которую применительно к человеку иначе как судьбой не назовешь, ее природу, изменчивость, влияния, цели и т. д. Так вот, эта самая наука как раз таки категорически против кальтиатской гипотезы. Эта самая наука, своими «этими самыми» методами более-менее убедительно доказывает, что ни о какой коррекции со стороны мадисты речи быть не может. Ну да бог с ней. Эта схватка бульдогов под ковром без знания бульдожьего языка все равно не имеет смысла. Все нюансы этих противостояний станут понятными, когда мы дойдем до оркариумной версии мадисты, — милых сердцу и душе родных аритаборских умозаворотов.

А пока вернемся к нашим проявлениям, которые фактически воплощают в себе все способы контакта, не связанные с инфополями. Это не обязательно будет что-то гуманоидоподобное. Это может быть что угодно и как угодно, но везде и всегда проявление будет стараться подстроиться под свою жертву, органично вписаться в ее окружающую среду. С этой целью заинтересованная субстанция никогда не поленится проанализировать досконально предмет своего интереса, прежде чем пойти на контакт. И, если она решит, что вид гуманоида наиболее убедителен, постарается выглядеть на все сто. К примеру, жертва, прожив свои двадцать с чем-то лет на Земле, повидала столько-то европейцев, африканцев, китайцев, индусов и подсознательно сформировала в своем представлении некий среднестатистический образ межрасового биотипа. Именно этот «биотип» мадиста-контактер и «оденет» на себя, как парадный смокинг на прием к английской королеве или что-нибудь близкое к этому на свой вкус, но никогда не позволит себе нарушить правила этикета и явиться в обличье европейца к африканскому аборигену, который в жизни не видел белых людей. Его внимание будет сосредоточено на жертве постоянно, независимо от обстоятельств, даже если он будет занят, казалось бы, совершенно посторонними вещами. Он, как крючок удочки, может быть невидим под водой, но не уплывет от нее дальше натянутой лески. Энергетические помехи в этой зоне могут совсем отсутствовать, а могут проявиться с такой силой, что уничтожат инфоархивы в радиусе энергетического поля мадисты. А энергетическое поле может быть колоссальным и, главное, без всякого злого умысла в отношении окружающего мира. Все зависит от внутренних процессов проявления, в то время как эти процессы целиком и полностью посвящены объекту интереса. Издержками подобных контактов принято считать уже упомянутые ранее «раздвоения призрака», которые приключаются лишь с самими контактерами. Рикошетом здесь не перепадает никому, даже если находишься в контакте с мадистой больше, чем истинный контактер. Чаще всего это несчастье случается по причине неправильной реакции контактера на происходящее, особенно если он отдает себе отчет, с чем именно имеет дело. Те же, кто отделался легким испугом, подвержены иного рода напастям: они до конца своих дней будут считаться «мечеными», мадистопровокационными, а окружающие будут готовы к тому, что форма этих провокаций может носить какой угодно характер. Для существа Ареала такая метка практически пожизненна: через миллионы лет, через несколько жизненных циклов, через сброс памяти практически до ноля она все равно останется на своем месте, поскольку носителем ее является не что иное, как субстанция личности. Фактуриалу проще — он может унести ее с собой в могилу, а может передать по наследству (здесь имеется в виду «гуминомное» наследство — не от родителей к детям, а несколько иным способом, который в этой тетради рассмотрен не будет). Для сторонников теории переселения душ надо особо отметить, что «меченые» души совершенно точно никакому перевоплощению не подлежат. Хоть в самой теории перевоплощения я лично ничего противоречащего логике не нахожу. Зато нахожу объяснение кальтиатскому переводу термина «мадиста» как «ведущего за собой смерть». Но что роднит между собой всех без исключения «меченых» существ, невзирая на происхождение, — это их, если так можно выразиться, мадистоозабоченное мировосприятие — неистребимая зацикленность на мадисту в любой сфере деятельности.

Кальтиатам это знакомо на собственной шкуре. Тем, разумеется, кто остался в живых и сохранил свои природные навыки манипуляции в Естественных полях, пройдя несколько мутационных барьеров, способных выбить саму генетическую программу этих существ из версии WW. Не буду описывать деталей заката цивилизации. Сообщу лишь, что последнее поколение кальтиатов в буквальном смысле последнее. Им проще, чем кому бы то ни было, распроститься с жизнью навсегда, и после их ухода этот расовый биотип невосстановим. Их родина отныне — зона, закрытая для жизни, обнесенная «колючим забором», сквозь который не допускаются даже линейные навигаторские транзиты. И все, что осталось от Кальты, ныне курсирует на сумасшедших скоростях по пространству ареала, сшибая все, что только попадается на пути. Во всяком случае, ни одно препятствие до сей поры пропущено не было.

— Должен поставить вас в известность, — предупредил Суф, — того и гляди, сюда свалится Нур-Кальтиат. Готовьтесь.

Но Феликса эта новость нисколько не взволновала. К ней были готовы все, а потому сидели в полной прострации на пилотской палубе пригнанного из Хаброна корабля, который, в свою очередь, чинно курсировал по дальней орбите Аритабора.

— Где мы будем принимать их величество? — спросил Матлин и дождался, пока молчание станет пессимистически безнадежным. — Нет идей? Можно подготовить для него лабораторию и убраться с глаз долой… чтобы не мешать.

— Нет, — возразил Баю, — нет такой силы, которая способна спустить в Аритабор Кальтиата.

— Думаешь, у него аллергия на посредников?

— Если они встретятся с Раисом — мы будем не нужны. Мы и не заметим, как они без нас договорятся.

— Их светлость однажды заявила, что не имеет ничего общего с аритаборскими «ключниками», — вспомнил Матлин, — а предпочитает посредников практикующих. К тому же если Нур действительно катится сюда, — он перевел взгляд на Суфа и глядел на него, пока Суф не подтвердил эту душеспасительную новость, — значит, что-то его заинтересовало… Он вынужден будет нам помочь.

— Разумеется, — согласился Баю. — Сколько у нас времени до его визита?

Суф поглядел на свои навигационные схемы, и лицо его исказила гримаса глубокого соболезнования.

— Ну… если он так и будет лететь кувырком во все стороны…

— Что ты ожидал от Кальтиата? — удивился Баю. — Может, он это делает первый раз в жизни?

— … То через десять часов, — предположил Суф, — не раньше.

— Прекрасно, — обрадовался Матлин, — у нас есть время поработать. — Он устроился в кресле так поспешно, будто речь шла не о десяти часах, а о десяти минутах. — Что мы еще можем сделать? — Суф, решивший под шумок испариться, был пойман на пороге лифта. — Я буду очень признателен, если ты встретишь Кальтиата на своем «вездеходе». Не хотелось бы, чтобы он нечаянно пролетел мимо.