Последним изобретением биолога в области освоения диких планет стал жесткий обруч, опоясывающий голову астронома. Это приспособление каким-то образом избавляло от звона в ушах, и Мидиан впервые за время урагана чувствовал себя отменно, но одна деталь все-таки портила удовольствие. Его несчастную голову так расперло от нерешенных проблем, что обруч давил на виски. И Мидиан, кроме того, что утопал в песках, вынужден был вручную регулировать давление внутри костюма.

— Я никогда не привыкну к здешней погоде, — жаловался он.

— Это так кажется, — успокаивал мальчик. — Это всегда так бывает, а потом проходит.

— Кто научил тебя говорить на моем языке?

— Ты.

— Не может быть.

Ладо растерялся, словно сболтнул лишнего. От растерянности он даже остановился, и Мидиан вскоре догнал его, стоящего по колено в песке.

— Разве ты не думал на своем языке?

— Думал.

— Ну вот, а спрашиваешь, — успокоился он и пошел дальше.

— Ты телепат?

— Дядя Мидиан, если б я был телепатом, я бы не искал Эсвика… Просто ты часто спрашиваешь, а это не принято.

— То есть как?

— Вот опять. Спросишь что-нибудь и думаешь. Так любой заговорит на твоем языке.

— А что же тогда принято?

— Нельзя думать при посторонних, — объяснил мальчик, — нельзя спрашиваешь, когда сам знаешь ответ.

— В культуре моей цивилизации это в порядке вещей. А того, кто чует мысли раньше, чем слышит слова, мы называем телепатами.

— Ерунда, — ответил маленький альбианин, — твоя цивилизация, дядя Мидиан, никогда не видела настоящих телепатов.

Перемену ландшафта Мидиан заметил не сразу, но заподозрил, что буря уже не та. Он настроил бинокль и оглядел окрестности. Над ним располагался свод пещеры, впереди — широкий проход в скале. Структура камня напоминала те же окаменелости папируса. Он даже отклонился от курса, чтобы подойти к стене, отломить кусочек и убедиться, что древние письмена, если и были, то безвозвратно канули. Камень рассыпался в ладони, а желтые глаза Макролиуса указали ему путь прямо.

За выходом из пещеры лежала новая пустыня с изящными развалинами камней, напоминающими разрушенную постройку. Чем ближе Мидиан продвигался к этой куче, тем больше она становилась похожа на ворота — две колонны, подпирающие перекладину.

— Ладо, ты умеешь читать?

— Нет.

— А богов боишься?

— Кого?

Что-то хрустнуло под подошвой, дернулось. Мидиан чуть не упал на четвереньки. В проеме ворот сидела птица, подпирая спиной колонну. Драные крылья, припорошенные песком, были раскиданы так, что путник не мог пройти, не помяв ее перья. Птица подтянула под себя конечности и разинула клюв. Макролиус в один прыжок оказался между ними и рыкнул так, что опоры завибрировали, а птица втянула шею и поглядела на пантера совершенно жалобными человеческими глазами.

— Что это? — воскликнул Мидиан.

— Мы почти пришли, — объяснил мальчик, — видишь воронки на песке? Нам туда.

По правде сказать, Мидиан не видел воронок на краю пустыни. На краешке горизонта плясали змейки смерча. Именно к ним стремился Ладо. Именно туда Мидиану идти совершенно не хотелось. Но он собрался с силой духа и выбросил из головы посторонние мысли.

Ураган затихал. Ладо ходил вокруг песчаных бурунов. Вихри над ними почти улеглись, лишь с неожиданным порывом ветра пыльный столб выстреливал вверх и тут же падал. Ладо опускался на корточки и трогал руками песок.

— Когда он не нужен, от него не отвяжешься… Когда нужен — ни за что не найдешь.

На поверхность вынырнула лысая голова. За ней плечи, жилистые руки с толстыми пальцами, стертыми до мозолей.

— Эсвик-Эсвик, — сказал мальчик, — это дядя Мидиан. Он рад тебя видеть.

Мидиан изо всех сил улыбнулся, и Эсвик-Эсвик в ответ просиял ослепительной улыбкой, от которой его мелкие розовые ушки чуть было не столкнулись на затылке.

— А почему два раза «Эсвик»? — шепотом спросил Мидиан.

— Сейчас поймешь.

Эсвик поднатужился и вылез на поверхность. Мидиан ахнул. Ниже поясницы этого существа вместо ног находился такой же торс, с точно такой же парой мускулистых рук и лысой головой, которая, выдув из ноздрей песок, расплылась не менее очаровательной улыбкой. Мидиан, в свою очередь, поднатужился и улыбнулся еще шире.

— Таким он вышел из урагана, — объяснил Ладо, а Мидиан, не убирая улыбки, с ужасом подумал: «Не хотел бы я зайти в такой ураган». — Вы можете друг другу доверять, конечно, если хотите, — объяснил мальчик дико улыбчивому пришельцу, — только, к сожалению, Эсвик-Эсвик не говорит. — Мидиан чуть было не вздохнул с облегчением. — Но все понимает, — опередил его Ладо, — и необыкновенно любезен. Вот увидишь, он будет оказывать тебе всякие почести.

— Я тронут…

— А нам пора.

— Пора, — хрипло подтвердил Макролиус.

— Мы пошли.

— Пошли, — повторил зверь.

— А вам надо вернуться к воротам, пока они не провалились в песок, а там…

— Я выберусь. Не беспокойся.

— Ну да, ты же пришелец, тебе все равно какой дорогой возвращаться.

Из множества планов, намеченных на ураган, Мидиан не осуществил ни одного. Из уймы вопросов он не решил ни единого. Но небо просветлело, и он не стал окликать удаляющегося мальчика с пантером. При слове «пришелец» Эсвик энергично засеменил следом за ними, перебирая четырьмя руками по еще не утрамбовавшемуся песку. Но Ладо осадил его странным, нечленораздельным звуком.

— Ты пойдешь с дядей Мидианом, — приказал он несчастному мутанту.

Прежде так резко он не позволял себе разговаривать ни с кем. Милый интеллигентный ребенок едва не пнул ногой своего соплеменника.

Запрос на разболтанную панель машины поступил не сразу.

— Ты в экваториальном поясе, — отозвался компьютер, — ожидай прибытия через четверть часа.

— Нет, я не мог пройти пешком такое расстояние, — удивился Мидиан.

Программа остановилась и еще раз проанализировала координату радиомаяка.

— Все правильно, — ответил компьютер. — Стой и жди четверть часа.

Эсвик приблизился и мужественно ждал, будто и впрямь понимал все и надеялся личным примером укрепить пошатнувшуюся уверенность своего нового знакомого…

«А почему бы нет…» — подумал Мидиан.

— Эсвик-Эсвик, ты летал когда-нибудь по небу на корабле пришельца?

Аритаборский период собрал воедино тысячу необходимых компонентов для пространственно-временных перемещений. От элементарных характеристик матричного поля до сложных функций поведения в нем АДК. Эффект Циола достойно завершил плеяду полезных открытий. Казалось бы, самое время вплотную заняться практическим освоением антигравитанта и для начала, для разгона, перенести в прошлое один-другой безобидный предмет. Допустим, березовый пень. Проследить, как он нарушит причинно-следственную связь, возникнет из небытия посреди поляны. Тут-то и началось. Не одна роща легла под топором упрямого дровосека. Но сколько бы пней ни отправлялось путешествовать во времени, ни один из них не появился на свет ни в прошлом, ни в будущем, ни в сколько-нибудь обнадеживающей перспективе. Всякий предмет, как несчастная голова Циола, без проблем уходил и возвращался из матричного субстрата в единственной координате — в точке реального времени и более нигде. Если временная координата смещалась, матрица исчезала. Если временная координата возвращалась на место, матрица появлялась. Посредники сделали больше, чем могли, но собрать тысячу компонентов воедино означало лишь окончание первого этапа. На этом аритаборская компетенция уступила место мадистологическому периоду освоения.

Надо сказать, не каждый поверил в столь безропотную смену приоритетов. Поэтому, обсуждая периодизацию, некоторые сведущие натуры выражаются так: здесь посредники схлынули в подполье. К этому можно добавить, что посредники отсиживались там не однажды. И всякий раз по уважительной причине. Такой, как, например, паритет с мадистой, которым они отродясь дорожат. Но еще больше посредники дорожат хорошими отношениями с инженерной службой контроля ЕИП. Даже не потому, что с этой конторой ссориться небезопасно. Скорее оттого, что от ее вездесущего ока практически невозможно скрывать информацию. Потому что у каждого заурядного контролера найдется тысяча и один способ эту информацию добыть, проще, чем выжать море воды из сухой тряпки.