— Ты веришь мне, мой мальчик, — склонилась над ним мать, — там тебе будет хорошо. Ты успокоишься, перестанешь пугаться зеркал. Окончишь первый класс, и я заберу тебя в нашу школу, — бабушка заканчивала подметать пол и аккуратно собирала на совок осколки.

— Что мы будем делать, Наталья? Надо пошить чехлы и позанавесить эти зеркала к чертовой матери. — Но Наталья нежно гладила волосы сына.

— Ничего, мой маленький, там отличные доктора. Я буду часто к тебе приезжать. Хочешь, каждый день приезжать буду? Поверь мне, все будет хорошо.

— Нет! — закричал Альба. — Не то! Я все испортил! Это я виноват. Выпусти меня отсюда…

Полусфера растворилась в темноте лаборатории. Феликс неподвижно стоял перед ним. Вокруг не было ни души, ни шороха, ни звука.

— Ух, черт, — вздохнул Альба, — извини, я не хотел.

Феликс не шелохнулся.

— Пожалуй, я пойду…

— Иди, — кресло легонько подтолкнуло его прочь.

— Наверно, нам больше не стоит заниматься этим?

— Наверно… — согласился Феликс.

— Понимаешь, это все…

— Ты свободен.

— Хорошо, — виновато ответил Альба и побрел наугад, пока не наткнулся на лифтовую площадку, ведущую на соседнюю галерею.

— Не верь ничему, ни одному моему слову. И Али-Латину тоже не верь. Не верь никому и никогда. Вообще никому! Ладно?

Но Матлин лишь молча проводил его взглядом, как провожают последнюю надежду — белый корабль, мелькнувший на горизонте и не заметивший на необитаемом острове печального Робинзона, который сделал для своего спасения все что мог и даже прыгнул выше пальмы…

— Что, получил? — услышал Феликс сразу, как только Альба скрылся из вида. — Добился своего? А я предупреждал… и Нур предупреждал… Все тебя предупреждали.

— Ну и… — ответил Матлин, — куда вы попрятались? — Он вернул зеленую подсветку панорамы и устроился в кресле, в котором только что сидел Альберт. — Давай смотреть, что есть…

Перед ним возникла обескураженная черноглазая физиономия Баю.

— Что бы ни было, стоит в первую очередь вернуть его на Землю.

— Нет, — возразил Матлин.

— Естественная среда будет ему лучшей защитой.

— Нет.

— К тому же дурдом в бонтуанской фактуре — не самое плохое место…

— …и еще раз нет!

— Тебя опять затянуло в контакт с мадистой?

Матлин промолчал. Это молчание длилось до тех пор, пока индикатор стенда не изобразил статичное световое пятно. Нечто похожее он уже имел случай наблюдать на Кальте, но то было куда ярче и пульсировало всеми оттенками спектра.

— Ничего не понимаю, — признался он, — свернутая структура. Это мне ровным счетом ни о чем не говорит. Он мог унаследовать ее от отца и не знать об этом. Эти пятна могут оставлять даже контактеры, не подозревающие, что это был за контакт…

Баю обошел стенд и устроился за спиной Матлина.

— Мадиста не может так просто «наследить». Если, конечно, он не издевается над нами.

— Может, мне удалось его напугать?

— Не было никакого импульса испуга, — ответил Баю, — ни малейшего… в том-то и дело. Все было так, словно Альба тестировал нас, а не мы его. — Он прогнал на стенде показания индикатора несколько раз туда и обратно со скоростью, на которой Матлин ничего не успел разглядеть. — Все говорит о том, что он человек… Скорее человек, чем кто бы то ни было.

— А это о чем говорит? — Матлин указал на свернутое «пятно мадисты».

— А это именно то, над чем нам предстоит поработать. Надеюсь, это касается только его происхождения.

— И ни на что не влияет, хочешь сказать?

— Разберемся. Но пока он не успокоился, лучше заморозить работу.

— Может быть, ты и прав, — согласился Матлин, — все может быть…

Здесь и в нескольких последующих главах (вплоть до геометрии оркариума) будет рассматриваться одно и то же: версии, ветви наук и проявления искусств, так или иначе касающиеся мадисты. Ошибки и заблуждения, целесообразность и вероятность, а также причины… Именно причины, которые, собственно, привели к необходимости серьезно заниматься этим явлением.

Чем «мадистанс», существующий, согласно аритаборской формулировке, вопреки здравому смыслу, отличается от нормального кухонного полтергейста и зачем человечество придумывает параллельные миры, если убеждено, что параллельное пересекаться не может? Самое смешное, что по эффекту восприятия мадиста от кухонного полтергейста отличается мало чем. По сути… Попробуйте докопаться до сути вашего домового. Попробуйте узнать, зачем он ворует масло или прячет перчатки? Разумеется, он не ответит, но кому-нибудь приходило в голову узнать, что ему от вас надо?

Первая серьезная теория мадистологии, согласно 19-й КИ, была начата теми же астарианами, которые сформулировали исходный основополагающий и трудноразрешимый вопрос: существовало ли явление мадисты до возникновения разумного Ареала в биологически стерильном состоянии физических структур? И пришли к парадоксальному выводу, что цивилизаций как таковых, какие они есть в сути и форме своей, по всей мыслимой логике вещей существовать-то и не должно. Это как аппендикс в здоровом теле — в любой момент может воспалиться. Только чье-то роковое недомыслие позволило этому «аппендиксу» появиться на свет в качестве направления риска — точки дисгармонии в системе идеального баланса.

Этим замечательным открытием астариане не спешили поделиться ни с кем. Но со временем именно из этой теории, как из закисшего болота, появилась первая «физиогенетическая» версия мадисты — версия о наложении пластов, наследственной предрасположенности, селекционной мутации… Впрочем, астариане, в отличие от посредников, никогда не усердствовали в развитии своего языка. Их способ передачи информации пригоден лишь для внутреннего пользования и никому, кроме самих астариан-хабронитов, до конца не понятен. Само собой, что без усердия лингвистов-посредников дела не продвинулись бы дальше локальных архивов. По сей день кто-нибудь из посредников да прогуливается вблизи астарианских зон. Но это лишь к вопросу о путях утечки информации в 19-ю КИ. Хоть это не суть как важно — астариане по природе не любопытны, в чужие «книжки» носы не суют и общими инфосетями не пользуются, поскольку считают себя мадистологами первой величины по версии WW. Но если б посредники глобально не потрудились над адаптацией их языка, вряд ли эти изыскания когда-нибудь были бы оценены по достоинству.

Суть же изысканий такова: в физической природе, которую мы способны осмыслить в меру своих мировоззренческих возможностей, существует несколько общих, вполне диалектических тенденций. Среди них тенденция к взаимосвязи, взаимопроникновению и, как частный случай, к взаимопожиранию. В том числе тенденция к взаимосвязи с инородной природой, которую наше мировоззрение осмыслить неспособно. Но пока еще природа умнее своих творений, и стоит ей соприкоснуться с чем-либо инородным, попытка взаимосвязи непременно будет использована. Другой вопрос, чем она может закончиться. Разнородные пласты природы не всегда совместимы. Однако физическое пространство бесконечно свернутых и развернутых структур ареалов, по убеждению астариан, находится именно в стадии взаимосвязи… Причем взаимосвязи с природой именно чужеродной, поэтому небезопасной. Не безопасность — не любовь и, как правило, взаимна. Что представляет из себя эта чужеродная природа — можно только догадываться. Астариане связали ее с геометрией оркариума, но пятую фигуру мы пока не трогаем.

Физиогенетическая теория строго разграничивает физическую структуру и оркариумную (мадистогенную), а процесс их соприкосновения постигает поэтапно, начиная с Е-инфополя. В этом поле после тщательного аналитического изучения можно обнаружить те же самые точки дисгармонии в чистом виде (направления риска). В предыдущей главе они определялись четвертой фигурой и рассматривались на примере субстанции личности и ИНИ-технологий. ЕИП соответствует именно четвертой фигуре (феллалиуму), тогда как инородная ипостась, по мнению астариан, начинается с пятой (оркариума). Этот «откат» астариане расценили как попытку адаптации инородной природы к структуре ареалов. Рискованную попытку. Именно в этом направлении риска, как совершенно побочный эффект, кроме того, эффект временный, проходящий, возникает то, что фактурологи называют протофактурой — средой для развития цивилизации с жесточайшим естественным отбором и ничтожным шансом на выживание. Будто два монстра решили смоделировать в миниатюре, как будет выглядеть их дальнейшее взаимодействие на примере мыслящего существа, наделенного физической плотью. Но, то ли эксперимент оказался не столь безнадежным, то ли монстры по каким-то причинам приглянулись друг другу, процесс пошел. Притом пошел не в пользу ментальной составляющей. На каком-то этапе даже вышел из-под контроля в своем стремлении материально преобразовать среду обитания. Это обстоятельство вызвало тревогу у обоих прародителей.