— Поаккуратнее, — проворчал Аладон, — равновесие не очень… Собрался ползать — предупреждай.

Саим нащупал борт и протер глаза.

— Где мы?

— Что значит «где»?

— Что внизу?

— Послушай, приятель, если ты ослеп, это не значит, что остальные стали видеть сквозь облака.

— Все в порядке, — сказала Янца, — падаем.

— Куда?

— Ничего не видно. Лучше отойди от борта, а то поломаешь ребра или ветром сдует.

В самом деле, Саим удивился, что не сразу обратил внимание. После безветренной Папалонии даже легкий ветерок должен был показаться ему ураганом. Называть это ветром, способным сдуть с палубы хоть что-нибудь, было бы слишком дерзким преувеличением, но что-то шевелило волосы, касалось лица и трепыхалось под брюхом шара.

— Боги! Не может быть! — воскликнул он. — Мы все еще живы!

— Я бы не торопился радоваться, — сказал Аладон, но Саим махнул на него рукой.

— Молчи, не порть мне настроение. — Он уселся, вынул из-за пазухи книгу и в который раз ощупал едва продавленные буквы на кожаной обложке. Название было длинным, мудреным, под палец попадало сразу несколько букв, но ни одна из них не показалась Саиму знакомой. — Проклятье! — выругался он. — Почему вы не умеете читать? Вдруг я никогда не узнаю, о чем она?

— Саим, — печально произнесла Янца, — ты бы подождал, пока сядем.

— А если не сядем? — спросил он. — Если так и будем падать, падать… до самой смерти? Чего ждать? Лучше скажи, что ты думаешь об этой книге?

— Выглядит как очень старая. Думаю, она как раз об истории Альбы до богов.

— Нет, — возразил Аладон, — она о том, как выжить после потопа, гляди, в какую прочную кожу упакована. Разверни ее…

— Ни за что, — испугался Саим, — старая книга может оказаться бумажной. Здесь сыро. Лучше расскажи, лечат ли босианские лекари слепоту и как они это делают?

— Чтобы лечить — надо знать, от чего она.

— От глупости, — признался Саим.

— От глупости лечит Бароль. Как даст по голове…

— А ты… вернешься в лес, когда все закончится, или останешься с нами?

— Очень вы мне нужны.

— Куда же ты поплывешь, если не секрет?

— Без разницы.

— Как это?

— Понимай как хочешь. С какой стати я должен с тобой откровенничать?

— Ладно вам, — вмешалась Янца, не хватало, чтоб вы теперь поругались. Видишь ли, Саим, куда бы Аладон ни поплыл, нам не стоит за ним следовать. Босиане под водой чувствуют себя лучше, чем на суше. Они натренированы от рождения. У них даже легкие не те, что у нас.

— Как? — воскликнул Саим.

— Да, да, поверь. Как родился младенец — его кидают в воду и топят. Скажи…

— Топят, — подтвердил босианин.

— Если выплывет — все в порядке. Не выплывет — нет проблем.

— Так ты, значит, выплыл? — Саим развернулся к Аладону, стараясь уловить его самодовольные флюиды.

— Я такие ритуалы, — жаловалась Янца, — видела своими глазами. Выживает один из десяти, но такой твари никакая глубина не опасна. Они взрослого потрича зубами берут. Поверь, босиане уже лет двести помешаны на выживании, с тех пор как Андроль Великий выгнал их к побережью и пригрозил утопить.

Босианин ухмыльнулся.

— Ты знаешь, они могут по несколько часов не дышать и спать, зацепившись ногой за корягу…

— То есть ты хочешь сказать, — уточнил Саим, — что они унаследуют Альбу? Дикари, которые даже не умеют читать? Которые…

— Спрячь свою книжку, — сказал Аладон, — сожми зубы и полезай под скамейку.

Саим поперхнулся от возмущения.

— Делай, как он сказал, — подтвердила Янца. Аладон повалил его вниз и прижал к палубе. В тот же момент мощный хлопок о воду оглушил Саима, и, прежде чем он снова начал соображать, мокрый шар небесного паруса навалился на него сверху и зашипел, выпуская из себя струи нагретого воздуха, пропитанного дымом и запахом горелого тряпья.

— Факел за борт, — командовал Аладон, — все что горит — прочь!

Саим навалился на книгу, обняв ее обеими руками. Когда с него стащили лохмотья горящего шара, он почувствовал настоящий ветер, холодные брызги дождя и качающую поверхность океана. Аладон еще покрикивал на Янцу, заставляя ее то держать, то опускать невидимые рычаги и тросы. Саим не разбирал слов. Он слышал визг натягивающихся веревок и хлопки влажной парусины, с каждым рывком уходящие выше и выше. «Ну, Фарей, — думал он, — лучше тебе не связываться с дедушкой Ло, а подобру, по-хорошему подать нам сюда быстрый северный ветер».

Автосенсорики Ареала мне чем-то напоминают панков. Хоть явного сходства нет, есть некое неуловимое родство души. Но если у панков с возрастом отрастают волосы и более-менее стабилизируется социальный статус, автосенсорики Ареала — «отбросы общества» на всю оставшуюся жизнь. Это не дефект субстанции личности, не передается по наследству, как «метка мадисты», и в следующем «воплощении» (если таковое имеет место) не подстерегает.

Безусловно, они отличаются от своих фактурных товарищей по несчастью уже тем, что понимают причину своих социальных «недомоганий». Они такие же одинокие волки, отщепенцы, отшельники; не терпят возле себя посторонних и самой приятной компании всегда предпочтут общество воображаемого собеседника. В их случае это более чем оправданно, ибо в районе обитания автосенсорика тонкие приборы начинают творить чудеса. Боюсь, что в поле автосенсорика-фактуриала сложные компьютеры также начнут давать сбой. Но если фактуриала можно отвлечь от работающей машины, то автосенсорику Ареала в прямом смысле слова деться некуда. Он не может пользоваться даже локальными инфосетями, не говоря уже о навигационном оборудовании, которое в большинстве своем управляется телепатически.

По этой причине и по многим другим причинам того же сорта место обитания автосенсориков долгое время оставалось загадкой, а факт их существования вызывал повышенный интерес. Для информационных систем они не существуют: сложнейшие технологии поиска обнаруживают в лучшем случае одну несчастную заблудившуюся особь раз в сто лет. Притом особь оказывается не только трагически несчастной, но и чертовски невезучей, вдобавок к тому ленивой до такой степени, что ей лень спасать свою шкуру. Попытки нащупать орканейтральную субстанцию личности (как крайний метод) дали поистине фантастический результат: то есть, то нет, то четко фиксируется, то мгновенно исчезает. Улов был негуст. Так что долгое время исследования этой проблемы тормозило отсутствие самих проблемоносителей. Но лишь до той поры, пока за дело не взялись фактурологи. Взялись, засучив рукава, так как орканейтралитет во всех его проявлениях к тому времени достал их окончательно. А так как фактурологи — существа от природы изобретательные (к тому их обязывает профессия), невероятно наблюдательные и вечно занятые, то основные очаги поселения автосенсориков были обнаружены элементарно просто, в предельно сжатые сроки. Выяснилось, что, кроме чисто полярных помех, наводимых на тонкие приборы, орканейтральные существа питают вполне объяснимое отвращение к глобальной «компьютеризации» среды обитания. Фактурологи предположили, что цивилизованное существо Ареала вообще без технических средств обходиться не сможет. Если даже Диоген таскал с собой миску, пока не сообразил, что лопать похлебку можно из выгрызенной корки хлеба, то уроженец Ареала, будучи не умнее Диогена, сначала сообразит, что телефонные провода надежнее радиопередатчика, а уж потом задастся вопросом: на черта мне, собственно, сдался этот телефон?

Недолго думая, фактурологи отправились на ближайшую свалку старого хлама, которая, как правило, является приложением к отработанным фактурологическим архивам. Энтузиасты называют такие места выставками, противники — помойкой. Там можно найти все что угодно, от ракеты с ядерной боеголовкой, которая нечаянно «уплыла» с орбиты, до глиняных табличек с клинописью. Таблички, того гляди, рассыплются от тоски, а ядерная боеголовка нет-нет да и шандарахнет, чтобы меньше было уборки. И то и другое представляет собой одинаковую ценность, точнее — никакой. Думаю, попади в такой архив алмазная палата Кремля — она (вместе с Кремлем) будет стоить не больше, чем сушеная медуза. Очень редкий случай, когда коллекция «хлама» представляет для кого-нибудь интерес, особенно если в сетях самого архива на каждый предмет имеется свой информационный дублер. Но фактурологи, устроив субботник в этих старых чуланах цивилизаций, кое-чего по «инвентарным спискам» недосчитались. И что интересно: чем ближе краденая вещь к Естеству, тем больше на нее спрос у налетчиков. К примеру, примитивные измерительные приборы, сделанные из природных материалов, крадутся в первую очередь, предметы элементарного жизнеобеспечения, инструменты, микроскопы да и просто побрякушки из редких минералов. Определить местонахождение физического тела, которое когда-либо видели и держали в руках, — дело техники. Тут-то голубчики все попались с поличным.