— У него не было особых отношений с вашей женой до свадьбы?

— Нет, с самого начала только у меня с ней были особые отношения, он бы не позволил себе… У него и так были девчонки…

— А психически больные у него в роду были?

— Мне не приходило в голову об этом спрашивать.

— В остальном ведет себя нормально?

— Как будто… Но он какой-то… в себе.

— Что ж я могу вам сказать? Надо разбираться с ним лично.

— Как я ему сообщу об этом… что ходил консультироваться с психиатром насчет него? Борис Сергеевич, поймите!

— Что же прикажете делать мне?

— Может быть, посоветуете, как быть? Может, хоть скажете, опасно ли это для ребенка?

— Если вы опасаетесь за ребенка — никто вам не мешает изолировать их друг от друга, вряд ли здесь нужна моя помощь. А если вы хотите помочь своему другу и опасаетесь за ваши дружеские отношения… — Борис Сергеевич тяжело вздохнул и задумался. — Ну найдите, в конце концов, приемлемый для вас способ. Не консультировать же мне его заочно.

Способ был найден приемлемый со всех сторон, настолько удачный, что Борис Сергеевич покряхтел, повздыхал, но согласился, исключительно из давнего уважения к старикам Бочаровым. В малометражке Матлина в свое время не переночевали только ленивые и семейные. К такому положению вещей он безропотно привык с той поры, когда квартира перешла в его полное владение. Он был от этого события в состоянии близком к слепой эйфории, даже когда возвращался домой, а на его кухне готовили обед совершенно не знакомые ему люди. Но командированные провинциалы подозрительно интеллигентного вида здесь доселе не появлялись.

— Вы разбираетесь в технике? — спросил гость, застав хозяина сидящим на полу перед разобранным радиоприемником.

— Немного. Проходите.

— Борис Сергеевич, — представился гость, — врач, к сожалению, не смогу ничем вам помочь. В этих вещах я профан.

Борис Сергеевич показался Матлину немного старше своих 54 лет, как отрекомендовал его Генка. Впрочем, это не имело значения. Как все командированные, он аккуратно вынул из сумки домашние тапочки и церемонно переобулся.

— Я вас не слишком стесню?

— Пожалуйста, если вас устроит раскладушка на кухне. Я работаю по ночам.

— Конечно, не беспокойтесь. Это лучше, чем я предполагал. Ужасно не люблю гостиницы. Гена сказал, что вы живете один?

— Да, это квартира моего отца. — Матлин вздохнул и снова углубился в приемник. А командированный, умывшись тонкой струйкой холодной воды и переодевшись в спортивный костюм, вошел в комнату и присел на табурет рядом с созидаемой Матлиным радиоконструкцией.

— Гена интересно о вас рассказывал.

Матлин подозрительно поглядел на командированного.

— Вы в какой области медицины?..

— Педиатрия.

Матлин поглядел еще более подозрительно.

— Есть проблемы? — удивился доктор.

— Нет, спасибо. Я уже вышел из этого возраста.

Расчеты Бориса Сергеевича в выборе области медицины оказались удачны: пациент почти поддался на провокацию, но изо всех сил старался не показать виду. Весь вечер они просидели у разобранного приемника, весь вечер «паяли» друг другу мозги и только за полночь, когда все приличные командированные укладываются на свои скрипучие раскладушки, любопытство Матлина одержало верх над осторожностью.

— Вы смотрели ребенка Бочаровых?

— Конечно, а почему вы спросили?

— Нет, ничего… Просто так.

Но доктор перешел в наступление по всей линии фронта.

— Гена говорил, что у вас к малышу какие-то особые отеческие чувства?

— Да, я привязался к нему. Точнее, он ко мне привязался. В общем, мы привязались друг к другу, — от этого признания Матлину слегка подурнело.

— Вы любите детей?

— Не знаю…

— Мои коллеги считают, что это не мужская специальность. Мне же всегда казалось, что любая медицина — не для женщин…

— Возможно, вам виднее.

— Вас, кажется, приглашали стать крестным отцом?

— Да, но я отказался.

— Почему?

— Я не крещеный.

Доктор слегка разочаровался, но довод показался ему исчерпывающим. Он даже зачем-то пробежал взглядом по книжным полкам, будто у него неожиданно появилась идея найти ключ к решению проблемы именно там.

— Это убеждение атеиста или…

— Или.

— Вы не служили в Афганистане?

— Нет. Бог миловал.

С утра пораньше, обзаведясь ключом, Борис Сергеевич ушел на работу с тайной мыслью вернуться в середине дня, когда хозяина квартиры, возможно, не будет дома. Мысли его бродили по одному Аллаху ведомо каким лабиринтам. Он обращался к коллегам с дурацкими вопросами об исламских пророках, не было ли среди них кого-нибудь по имени Али и не практикуют ли мусульмане буддийских традиций поиска в младенцах душ своих усопших наставников? Но доктор был сильно разочарован, вернувшись в середине дня и застав Матлина дома за тем же радиоприемником. Матлин даже неожиданно обрадовался его приходу. Они с удовольствием попили чай с лимоном и побеседовали о всякой ерунде, не касающейся педиатрии. Разве что доктор, в порядке развлечения, позволил себе предложить Матлину несколько тестов на умственное развитие подростков 12–14 лет, которые пациент успешно прошел, обнаружив для этого возраста незаурядные интеллектуальные возможности, в которых (в душе) никогда особенно не сомневался. Но, выслушав причитающиеся ему комплименты, почувствовал еще большее душевное потепление к своему собеседнику. Они даже полтора раза сыграли в шахматы. При этом Борис Сергеевич позорно оплошал в конце первой партии, а во время реванша сдался сразу, как почувствовал перевес сил не в свою пользу. Оставшуюся часть дня они, окончательно разобравшись в своих интеллектуальных паритетах, мирно сидели перед телевизором, пока не раздался телефонный звонок, который и осуществил тайное желание доктора остаться наедине с квартирой.

Матлин быстро собрался и со словами «я скоро вернусь», захлопнул за собой дверь, а Борис Сергеевич, как по команде «фас», кинулся на книжную полку, где в числе прочих, вполне «атеистических» книг и брошюр, блестел золотыми буквами на переплете увесистый том Корана.

Дождавшись, пока шаги утихнут на лестнице, он стащил книгу с полки и перелистал: ни закладок, ни пометок, характерных для ярых адептов там обнаружено не было. Более того, отдельные страницы расходились с некоторым девственным хрустом, нехарактерным для часто читаемых книг.

— Вот и чудненько, — подумал доктор, возвращая Коран на место. При этом стопка наваленных сверху журналов перекосилась, в любой момент угрожая обвалом, и доктор полез на табурет ее попридержать. Но тут, Борис Сергеевич даже не заметил, откуда оно взялось, — с полки упало куриное яйцо. У доктора от неожиданности перехватило дух. Но сделать выводы о пациенте, который хранит яйца на книжных полках, он не успел. Яйцо не разбилось, зато громыхнуло так, будто по полу стукнули обухом топора. Изображение на экране телевизора пропало, вернее, сделалось едва различимым, и звук с трудом пробивался сквозь помехи. Доктор слез с табурета и пошел поправлять антенну, но с удивлением обнаружил, что телевизор работал без нее. Он тщательно осмотрел корпус — гнездо антенны пустовало. Он попробовал слегка подковырнуть заднюю крышку, потому что представления не имел, как можно воткнуть в корпус старенького «Горизонта» антенну, дающую такое качество изображения — эти ремонтники-любители имеют одну родственную черту, не завинчивать за собой крышки. Но крышка сидела на пломбе.

Борис Сергеевич поднял с пола яйцо, и изображение на экране прояснилось, но вместо ЦТ он показывал какое-то китайское шоу с китайскими иероглифами и разговорами, очевидно, тоже китайскими.

— Вот это да! — воскликнул доктор и пощелкал каналы. Везде шло одно и то же. — Не может такого быть! — он опустил яйцо на пол, и экран опять потускнел. Доктор снова поднял яйцо и уселся с ним на диван. Изображение поменялось на дикторшу, говорящую на похожем азиатском языке, но после перемещения яйца обратно к телевизору, шоу возобновилось. Доктор прогулялся в другой конец комнаты и, катая яйцо по столу, нащупал англоязычную передачу с французскими титрами, а, перекатив его на подоконник, посмотрел отрывок новостей ВВС. Он очень внимательно оглядел яйцо — естественно, ни сорта, ни даты выпуска на нем не значилось и ничего подозрительного, кроме чересчур большого веса, в нем не было. Вернув его на прежнее место, Борис Сергеевич убедился, что в эфире родное Центральное телевидение, собрался, переоделся и покинул квартиру Матлина навсегда. Больше они не виделись, не слышались и лишних вопросов друг о друге старались не задавать. Разве что Борис Сергеевич перед уходом написал хозяину записку, в которой попрощался и поблагодарил за гостеприимство. А также сделал звонок молодым Бочаровым, в котором сообщил, что ничем помочь, к сожалению, не в состоянии, так как Феликс произвел на него впечатление психически здорового человека. На более же детальный психиатрический анализ он уполномочен не был. Впредь просил не беспокоить и от оплаты услуг со стороны Бочаровых категорически отказался.