— Он чаще тебя беспокоит?

Наташка разрыдалась:

— Проклятый мадиста! Видеть его не могу. От одного его вида меня тошнит. У тебя в Ареале не изобрели таблетки, чтоб выпить и забыть его навсегда?

— Ваше общение как-нибудь изменилось?

— Изменилось. Мы не общаемся вообще. Тебя это устраивает?

— Я ничего не понимаю, — растерялся Матлин, — совершенно очевидно, что у него существует какая-то связь с тобой. И, если я исчезну с Земли, он может остаться, а меня это совершенно не устраивает.

— Нет! — закричала она. — Феликс, нет! Если ты исчезнешь — он потащится за тобой. Я знаю это точно. Пожалуйста, пообещай мне… — она вцепилась в его рукав, — пообещай, что я поеду с вами. Я не могу без него жить. Это все равно, что смерть.

— Вот это мы сейчас и проверим, — Матлин встал и полез на антресоль за манжетом.

— Что ты задумал?

— Эксперимент. Сейчас я на Перре отойду от Земли и подожду. Если он последует за мной — девочка, ради всего святого, перекрестись и забудь. Я найду для тебя любую «таблетку».

— Ага…

— И только попробуй ее не принять.

— Ага…

— Пообещай, что дашь стереть с памяти все, что там наворочено…

— Ага… — кивнула она, — а если нет?

— Если я не дождусь его — действительно придется тебя забрать.

Наташка оцепенела.

— И что? Что там будет?

— Неважно. Главное, что тебя не будет здесь.

— Феликс, подожди…

— Будешь до конца жизни любоваться истинным лицом своего принца. Но имей в виду, чудовища превращаются в принцев только в сказке. В жизни все как раз таки наоборот.

Перра отошла на два диаметра от орбиты.

— Ну и что? — спросил Суф. — Так и будем висеть или займемся чем-нибудь?

— Спляшем, — огрызнулся Матлин, — вот только развеселимся, как следует, и тут же спляшем. Мне вешаться впору!

— А мне бы, пока нас двое, прощупать ближайшие планеты. Есть у меня подозрение, что половина из них — «пломбы».

— Ну и что? Что это меняет? Пломба — не пломба! Меня волнует только одна из этих планет, будь она хоть десять раз пломбой, я не могу оставить на ней мадисту!

Суф презрительно фыркнул.

— А что это меняет? Мадиста — не мадиста. Если даже ты его не можешь отличить от человека.

— В том-то все дело, — бушевал Матлин, — что я не знаю, что это меняет. Понятия не имею. Ты уверен, что до Наташки индикатор меня не «раздваивал»?

— Мы с тобой летали-то всего раз… Вполне возможно, что к тому времени он уже привязался к ней.

— Ты уверен, что индикатор не ошибся?

— Обижаешь машину. Смотри на панель: нас по-прежнему двое.

За наблюдением панели Матлина из припадка ярости потянуло в сон. Прошло полчаса молчаливого ожидания. Суф крутил память индикатора во всех режимах, но никакой более конкретной информации из нее извлечь не удавалось, а Земля, завернутая хлопьями облаков, все дальше и дальше уплывала от них по правому борту. Матлину начали мерещиться песчаные пустыни под оранжевым светилом Аритабора, высокий человек, замотанный в черное полотно до самой макушки, сигналил ему «танцующей азбукой», больше похожей на танец рук — древнейшую азбуку посредников. «И все-таки это дун, — думал Матлин, — но у черного ангела не может быть крыльев. За тем, у кого нет крыльев, можно идти по пескам. Рядом с ним мне хуже не будет» — он сделал шаг вперед, как вдруг кто-то схватил его за руку:

— Эй, приятель! Ты где? Приснилось что-то?

Матлин подскочил и уставился на индикатор.

— Есть!

В задней части салона четко послышался шум падающей воды, и две ласты звонко шлепнули по полу.

— Чего висим, мужики? Помощь нужна?

Увидев это зрелище, Матлин не поверил глазам, будто из одного сна его перекинуло в другой: полуголый и абсолютно мокрый Али сливал из маски акваланга воду прямо на напольную панель «пряника» и отстегивал ремни кислородного баллона.

— Ты откуда? — сердитым тоном спросил его Матлин.

— Из Южной Африки, а что? Случилось что-нибудь?

— Разговор есть.

Али освободился от акваланга, скинул его на пол и захохотал.

— Ребята! Вы меня раскусили. Убей меня Бог, я виноват! Я не хотел, но я помогу вам выбраться отсюда. Все произошло так неожиданно — надо было дублировать пилотаж. Но я помогу вам вернуть корабль. Будет сложно, но я помогу. Это ты! — Али хлопнул по плечу Суфа. — Ты, лысый черт, меня раскусил! Я знал… я догадывался, что с тобой лучше не связываться!

— Ты уберешься с Земли вместе с нами!

— Клянусь! — Али положил руку на сердце. — Я же обещал!

— Только попробуй меня еще раз обмануть!

— Я не хотел. Я нечаянно.

— И прежде чем убраться отсюда, будь любезен, сделай так, чтобы Наташка не страдала по такому придурку как ты… Максимально корректно и безболезненно.

— В лучшем виде! Я ей всегда говорил, Феликс, что ты больше, чем кто бы то ни было, достоин ее страданий. Да ты и сам ей наболтал лишнего. Так что не сомневайся.

Матлин еще раз сердито посмотрел ему в глаза.

— И только попробуй еще хоть с кем-нибудь…

— Ни за что! Мне твоей Натальи хватило на всю жизнь! Ребята, если я не вынырну через полчаса, меня будут считать без вести утонувшим. Здесь кислорода не осталось… — Али пнул ногой баллон, — а меня в Мексику пригласили. Англичане. Такие милые ребята… Они так расстроятся, если я не посмотрю на живых индейцев. Так тоже нельзя… Давайте-ка, поплыли обратно.

На подходе к орбите Али исчез, и индикатор сбросил одну живую единицу.

— Ты что-нибудь понял? — спросил Матлин Суфа.

— Да. Эта сволочь занулила нам болф.

— А с индикатором?

Суф долго вертел головой и не мог понять, какие еще в этой жизни могут существовать проблемы, кроме зануленного болфа?

— Да брось ты, Феликс, он сам себя раскусил. Ты убедился, что все в порядке, а выберемся мы и без его помощи… как-нибудь.

— Все в порядке! Пока в порядке, но я так и не понял, что он здесь делает?

— Почему ты решил, что должен все понимать? Тебе было ясно сказано: на индейцев смотрит. Почему ты ко мне цепляешься? Почему его не спросил? Ну, хочешь, еще раз перекроем ему кислород?

Религия фактур — тема особого порядка, но пока что никем не относимая к разряду принципиальных или основополагающих. Поэтому для начала неплохо было бы определить, что именно здесь будет пониматься под словом «религия». В 4-й Книге Искусств существует несколько противоречивых критериев на каждый случай… В каждой фактуре можно выявить кое-что из проявлений внимания к тому, что сильно и необъяснимо — это отнюдь не бонтуанское изобретение. Начнем определяться с того, что ближе к нам: религия — это предполагаемое наличие некой необъяснимой действующей либо присутствующей субстанции, имеющей влияние на что-то, проявление в чем-то. Далее возможны варианты: это суррогат дремучего сознания; это направление интуитивного познания; это область особого искусства восприятия неизвестного. Это может быть достоянием группы существ (людей) или одного. Это может быть объектом веры и культа, либо неприязни и соперничества, даже конкуренции. Эта субстанция в своих проявлениях может быть разноликой, а может иметь характеристику «ничто из ничего», как, впрочем, может и отсутствовать, — такие фактуры называют «нейтральными». Обычно это искусственные образования с начала второй ступени (по Дуйлю). Им свойственна некоторая заторможенность развития с ярко выраженным интересом к самопознанию или сходство с колонией гуминомов.

По религиозным направлениям и особенностям, перечисленным в 4-й Книге Искусств, существует несколько способов классификации ранних фактур (бонтуанские фактуры в эту систему не входят), и по качеству религиозности довольно четко вычисляются их перспективы. В той же самой 4-й Книге содержится еще одна любопытная вещь, — описание естественных фактур, к которым ни один признак религиозности не подходит и которые, тем не менее, успешно существуют. Кроме того, эти цивилизации имеют одну общую характерную особенность — после вхождения в Ареал они никогда не оставляют за собой «фактурных хвостов», что, в принципе, явление редкое. То есть этой цивилизации на уровне фактуры больше не существует никогда и нигде. Посредники — одна из таких цивилизаций. Почему 4-я Книга считает, что посредники обошлись без религиозных тенденций и не оставили «хвостов» — вопрос сложный. С точки зрения некоторых авторов Книги, бонтуанцы со своими «хвостами» никакого отношения к этой цивилизации не имеют. Но с точки зрения сочинителя, выращенного в бонтуанской фактуре, это в корне не так и сочинитель по-своему прав.