— Да.

— Как такое возможно?

— Знаю как, — сказал Фальк, — я тоже кое-что слышал об анголейском старике, который так долго жил, что позабыл дорогу на тот свет. Это глупо с его стороны. Хоть раз в двести лет на том свете надо отмечаться — будешь возвращаться свежим младенцем. Чего ради трястись над прожитыми годами…

— Замолчи, — перебил Саим, — видишь, ему дурно.

Баролю и впрямь было не по себе.

— Баролетта что-нибудь рассказывала о нем твоему отцу? — спросил его Махол.

— Никогда.

— У Папы Ло была собственная библиотека, в которую он никого не впускал. Он называл ее «Фантастические тетради». Боюсь, что Баролетта знала об этом. Если Папа Ло действительно ровесник богов — представляешь, чьей рукой написаны первые фолианты?

— Я, серьезно, кое-что могу рассказать про Папу Ло, — снова вмешался Фальк, — если хотите, конечно… Ну… если не хотите… — Бароль, вопросительно подняв бровь, перевел взгляд из пустоты на болтливого Фалька, и тот осмелел. — Это байки моего учителя, его учитель был учеником настоящего анголейского инженера, который слышал эту историю от своего учителя, учитель которого был, в свою очередь…

— Давай же… — торопил его Саим.

— Я и даю… Словом, дело было в Старой Прике времен древних фарианских царей. В этих землях прошли эпидемии, и царь Вариад послал в Анголею караван за магистратскими богомолами, но вместо них явился тамацип — птица с головой старца, которому кланялись самые влиятельные молельники. Он вошел в будку, выгнал оттуда зевак, велел всем в округе заткнуть уши и задал богам такую встрепку, что альбиане потом много лет жили и благоденствовали. Кто слыхал — те диву давались. Говорят, поносил хранителей последними словами, угрожал, шантажировал. Говорят, такой брани в Старой Прике испокон веков не было. Пыль, говорят, вокруг столбом стояла. А когда старец вытащил свои перья на свет — то оглядел молельню и сказал: «Поднимите шпиль к небесам и не стройте ничего выше шпиля. Боги становятся глуховаты, им надо чаще напоминать, кто они». С тех пор на шпиль пускают полную длину сосны, чтоб под облака…

— Запиши, — кивнул Бароль, — последний из Вариадов был моим прадедом…

— Если только… — вставил Саим и наткнулся на сердитый взгляд потомка династии Вариадов.

— Ты что-то хотел сказать?

— Дядька Логан считает, что от Баролетты можно было ожидать сюрприза… Что вроде бы сам Папа Анголейский питал к ней… возвышенные чувства.

— Был влюблен до сумасшествия, — уточнил Бароль, — грозился руки на себя наложить. Ну и что? В тот же год она стала женой царя Вариада и родила Андроля. В тот же год начались ингурейские войны.

— Не так быстро, — попросил Махол, а благодарные слушатели при упоминании об Андроле Великом подняли вверх ладони, что означало благодарность небесам за сей бесценный дар.

— И дед был влюблен в нее, — сказал Бароль, — вернее, помешан. Эта любовь лишила его рассудка, но Баролетта не пожелала ответить взаимностью, и деду ничего не оставалось, как устроить войну. Первое жерло преисподней он смастерил своими руками, а, покончив с ингурейцами, сын-победитель вернулся к ней и снова получил отказ.

— Ну почему? — возмутилась Янца. — Женщины часто рожают от сыновей и отцов. Это укрепляет породу.

— Спроси, что было у нее на уме… Издержки папалонского образования. Она изучала медицину и верила нелепым предрассудкам. Кончилось тем, что Баролетта отвела своего воинственного отпрыска в монастырь и заплатила такую дань, что бедный дед, забыв обо всем на свете, провел несколько безумных ночей в объятиях первой красавицы монастыря…

— Которая Баролетте в подметки не годилась, — уточнил Саим.

— Придержи язык, это была моя бабушка. Из ее ложа Андроль, к тому времени уже Великий, пополз обратно к своей возлюбленной матери и умер, обнимая ее колени.

— Ужасная женщина! Я бы так не смогла! — вздохнула Янца.

— Но это еще не все, — продолжил Бароль, — мой несчастный отец оказался таким же безумцем. Он родился на руках Баролетты также безнадежно влюбленным, будто унаследовал судьбу отца. Но, в отличие от Андроля Великого, он был Андролем Мудрым и не преследовал свою бабку любовными домогательствами, а честно служил Старой Прике, время от времени совершая походы в поисках недобитых ингурейских вояк и устанавливая для них новые жерла преисподней. Гораздо менее успешные походы он совершал в монастырь, в надежде найти женщину, способную хотя бы отчасти заменить ему Баролетту. Но однажды родился я. В тот день Баролетта умерла. С той поры Андроль Мудрый в монастырь не заглядывал.

— А зря, — огорчился Махол, — в те времена там было на что поглядеть. Очень даже…

За столом наметилось оживление.

— Ты пишешь, дед, — окликнул его Фальк, — или витаешь в мечтах? Если пишешь, не забудь добавить, что последним посетителям монастыря у порога глаза завязывали, чтоб не пугались твоих «красавиц».

— Откуда тебе знать, мальчишка?!

Фальк скопировал сладострастный взгляд Махола.

— Ах, почтеннейший, что ты знаешь, о моей жизни!..

— Завязывать глаза — какой срам. Да ты настоящей женщины в глаза не видел.

Янца покраснела до корней волос. Мужское общество, позабыв о приличии, с ураганной скоростью углублялось в тему, которая никоим образом ее не касалась. Эта тема не коснулась бы ее даже в том случае, если б ей хватило смелости забраться на стол, раздеться и принять одну из поз, которыми опытные монастырянки встречали богатых гостей. В этом случае ее бы просто смахнули со стола как лишний предмет, заслоняющий воспаленные безумием глаза собеседников.

— Послушай, — тронула она Бароля, который в общей свалке дискуссии участия не принимал, — а что ты сделал с теми двумя лекарями?

Бароль непонимающе посмотрел на нее.

— Ну, с теми, ореховыми… которые выкалывают глаза…

— Боги!!! — схватился за голову Бароль, и все болтуны вмиг притихли. — Я же совершенно о них забыл.

— О ком? — удивился Саим.

— Вот что, братишка, подбери два камня. Пусть Логан повоет над ними, а Махол напишет что-нибудь вроде… «Эти несчастные бесславно подохли лишь оттого, что ни один из богов не пожелал за них заступиться…»

Дискуссия на монастырскую тему сменилась гулом недоумения.

— О ком ты говоришь?

— Ай, какая вам разница! — отмахнулся Бароль и вышел под дождь.

Какой была фактурология до бонтуанцев — трудно сказать. Какой была бы фактурология без бонтуанцев — сказать еще труднее. Не считая нескольких бессистемных попыток, они были первыми, кто взялся изучать историю и развитие себе подобных существ вплотную, дерзко экспериментируя и мало задумываясь о тяжком бремени ответственности исследователя-первопроходца. «Эта цивилизация, — говорят о бонтуанцах в Ареале, — только для того и вырвалась из своей фактуры, чтобы снова увязнуть в ней по уши. Неудивительно, что у нее нет ни прошлого, ни будущего».

Бонтуанцы ведут свою историю от Аритаборского Раскола. Так как бонтуанских цивилизаций существует бесчисленное множество, то и Раскол датируется по-разному, порой никак не сообразуясь с общей исторической периодикой. Но спросите бонтуанца, какая дата на самом деле является истинной, и он ни на секунду не позволит вам усомниться в своей точке зрения. Такая черта характера, как целенаправленное упрямство, действительно присуща этой цивилизации, но не следует думать, что для пробивания стен в логических тупиках наук она использует голову в качестве ударного инструмента. Бонтуанцы, кроме всего прочего, в своей расовой версии, одни из лучших навигаторов Ареала, а в навигационной инженерии им вовсе равных нет. Их многофункциональные астрофизические лаборатории, вплоть до «пломб»-искусственных планет, — явление уникальное. Такое же уникальное явление представляют собой их дальнобойная связь, оборудование наблюдения, дистанционных манипуляций на немыслимые расстояния; системы защиты, позволяющие делать невидимыми не только исследователя для глаза аборигена, но и целые астрофизические зоны для глаз цивилизованного Ареала. Безусловно, этот технический прогресс вырос не на пустой любви к инженерным искусствам, а скорее из конкретной необходимости. Все бонтуанские достижения, так или иначе, применимы в фактурологии, поскольку созданы для нее. Но услугами бонтуанских технических школ пользуются далеко не одни лишь фактурологи. Фактурологические же школы — категория особая. И, приступая к их описанию, начну с основы основ — школы Гарваля, основоположницы науки реактивной мутагенетики, превратившей математическую науку пространственных дифференциалов в одну из глобальных общефилософских проблем.