«Всю Москву расковыряли», — писал вирус поверх картинки.

«Наверно, меняют трубы, — отвечал Шурка. — Впрочем, я этим не интересуюсь».

«А чем ты интересуешься?»

— Лучше б ты такими делами не увлекался, — советовали Шурке на работе. — Летают какие-нибудь идиоты, фотографируют местность. В принципе, есть такая аппаратура… Проверь, не встроена ли у тебя в монитор антенна с питанием… но с другой стороны…

— …С другой стороны, — уточняли другие знатоки, — это дорогостоящее удовольствие. Просто так развлекаться не будут. Ты спроси, что им от тебя нужно?

Третий и четвертый день работы вируса особым разнообразием друг от друга не отличались:

«Восход солнца во столько-то…»

«Ну и что?»

«Ничего. Интересно. На каких частотах работают каналы телевидения?»

«Не знаю».

«Вот на таких-то…»

«Ну и что?».

«Ты еще не рассказывал мне о своих друзьях».

«Я с вирусами о личной жизни не разговариваю».

— Нет, это типичный «говорун», — успокоили его на пятый день работы «полтергейста». — Кто тебе его засадил, вот в чем вопрос! Теперь он так и будет болтать с тобой с двенадцати до часу.

— А ну-ка, покажи! — выскочил за Шуркой в коридор еще один коллега-доброжелатель и, соблюдая методы строжайшей конспирации, перелистал его желтый блокнот с нехитрыми и бессмысленными диалогами. — Точно могу сказать, что это не «говорун»! Похоже, тебя хакеры зомбируют. И не почувствуешь ничего! Только в один прекрасный день выполнишь все, что прикажут. Это совершенно точно, слышишь?

— Еще один маньяк, — подумал Шурка, но с этого момента в душе его поселилось беспокойство, и полудня следующего дня он дожидался в некотором леденящем оцепенении.

«Меня зовут Шура Бочаров», — представился он вирусу на шестой день работы.

«Очень приятно», — ответил вирус.

«Так вот, господин «очень приятно», мне не очень-то приятно что-то делать, не имея понятия, для кого и зачем. Либо мы вносим полную ясность в наши отношения, либо позвольте откланяться…».

«Полтергейст» некоторое время переваривал информацию, а Шура нетерпеливо барабанил пальцами по полировке стола.

«Я нуждаюсь в твоей помощи, — написал вирус на экране. — Дело очень деликатное. Боюсь, что никто лучше тебя с ним не справится».

«С этого надо было начинать, — ответил Шура. — Итак…»

«Встретимся?»

«Встретимся? — удивился Шура. — Как и с кем?»

На экране появилась проекция города и ухнулась вниз, застыв прямо над крышей дома. Только после того как картинка уплыла в сторону, Шурка, наконец, узнал свой собственный подъезд, затем дорогу, по которой он обычно топает до метро, срезая подворотнями. Одна за другой промелькнули таблички с надписью станций; «птичка» вылетела на загородное шоссе и стремительно понеслась. Но что это за шоссе и что за лесисто-дачная местность, Шурка сообразить не успел. Изображение затормозило на повороте с трассы, где, кроме километрового столбика, никаких указателей не имелось, и несколько раз скользнуло по размякшей от дождя грунтовой дороге, уходящей в лес.

«Встретимся здесь завтра утром… Что скажешь?»

Но Шурка не знал, что и сказать.

«Как я узнаю тебя?»

«Я сам тебя узнаю, не думаю, что там соберется толпа…»

«Личная безопасность…»

«Гарантируется!»

«Почему бы тогда не встретиться где-нибудь поближе? Может… в районе «Сокола» в одиннадцать?»

«Извини, — ответил «полтергейст», — это невозможно».

«Черт возьми, зачем я тебе нужен?!»

В тот же день у Шурки здорово разболелась голова. «Не поеду, — решил он и успокоился, даже улегся спать раньше обычного, — определенно не поеду. Да я и в бреду не вспомню, где он показал мне этот перекресток! Да ну…»

Геннадий Степаныч сильно удивился, вернувшись с работы и обнаружив сына в постели.

— Па, тебе завтра нужна машина? Нет? Не понял… Мне надо кое-куда прошвырнуться. Это недолго. Да, я сплю. Рано вставать…

«Определенно не поеду, — решил он окончательно, — пусть скажет, зачем. Пусть скажет, кто такой. В конце концов, кому надо?..» — Шурка накрыл голову подушкой, но тут же подскочил, будто его цапнуло за ухо что-то ядовитое, и в одних трусах побежал на кухню, где Геннадий Степаныч, еще не снявши пиджака, принимал лечебную порцию кефира.

— Папа! 152-й километр… Грунтовка идет от шоссе через лес… Там ведь должен быть указатель? Это же дача Альбы?

— Угу, — булькнул в кефир Геннадий Степаныч.

— Ты точно помнишь, что это 152-й километр?

— Да, — подтвердил отец, — указатель они перенесли, когда делали объезд… Кстати, нам пора бы его проведать.

— Ясно. Мне все ясно, — сказал Шурка и, вернувшись в свою комнату, повалился на кровать. — Нет, это точно, что завтра я никуда не поеду.

В восемь утра его разбудил стук входной двери. Елена Михайловна, проводив мужа на работу, просунулась в дверь Шуркиной комнаты.

— Ты выспался? Завтракать со мной будешь?

Шурка вскочил с постели с необыкновенной легкостью, будто вовсе не спал минуту назад, а только и делал, что дожидался приглашения к завтраку; накинул халат, заперся в ванной, но вместо того чтобы принимать душ, сунул голову под кран с холодной водой и держал ее так до первых признаков обледенения.

— Куда ты собрался ехать на машине? — поинтересовалась Елена Михайловна, выкладывая на тарелку горячие бутерброды.

— Уже никуда.

— А куда собирался?

— К Альбе.

— Он звонил?

— Послушай, кроме Наташиных родственников, у него кто-нибудь есть?

— Не знаю…

— Но вы же подруги! Неужели она ничего тебе не говорила? О его отце, в конце концов, что-нибудь ты должна была слышать?

— Должна, — согласилась Елена Михайловна, — но не слышала. А что это ты вдруг хватился?..

— Вспомни, все же при вас было. Зачем из этого делать тайны?

— Какие тайны, Шурочка, о чем ты?

— Как ты думаешь, кто может интересоваться Альбой, если не родственники?

— А кто им интересуется? — Елена Михайловна застыла над чашкой с кофейником в руках.

— Тетя Наташа раньше лета здесь не появится, правильно?

— Она бы позвонила нам, — уверенно ответила Елена Михайловна, и струйка кофе так же уверенно устремилась в чашку, — обязательно позвонила б. Родственников у них здесь не осталось. А кто может им интересоваться? Кто-нибудь из старых клиентов? Разве что… но ты их предупреди, пусть сначала говорят с папой.

— Альба уже достаточно взрослый.

— Нет, лапочка, — возразила Елена Михайловна, — сначала пускай приедут сюда. Я отвечаю перед его матерью.

— А его теоретический отец, вообще-то, может знать о его существовании?

Елена Михайловна улыбнулась.

— Видишь ли, дорогой. Тетя Наташа мечтала иметь ребенка еще задолго до появления Альберта. В таких ситуациях женщины иногда делают глупости и совершенно неважно, кто его отец, знает ли он об этом… Возможно, это была случайная компания…

— Возможно, тетя Наташа так напилась…

— Шура! — возмутилась мама. — Что ты говоришь! Ешь быстренько, мне надо собираться.

Елена Михайловна замерла у подоконника, вглядываясь в утренние сумерки двора. Эта привычка у нее появилась с приобретением первой машины и не пропала даже после того, как для машины был куплен гараж. Но раздражение сына она почувствовала спиной, по лязгу ложки в стакане и нервным поерзываниям на табурете.

— Может быть, конечно… может быть, — согласилась она, — иногда, говорят, одного стакана вина достаточно, чтоб ребенок потом на всю жизнь… Но ты, — обернулась она к Шурке, — не имеешь права рассуждать… В конце концов, это не наше дело. Главное, что все устроилось. Так что ешь и не ломай себе голову. Если тете Наташе этот отец не нужен — Альберту он не нужен подавно. Мы его семья.

— И на портрете точно не он? — переспросил Шурка.