Ещё одна пауза. Чернов слышал, как Михалыч тяжело сглотнул слюну.

– Это… это очень рискованно, Матвей Сергеевич… Может, давайте попозже, когда…

– Михалыч, – сказал Чернов тихо, почти ласково, но каждое слово было как удар ножом. – Помнишь, как пять лет назад твой сын попал в неприятности? Избил того парня на дискотеке до реанимации? Кто вытащил его из участка? Кто замял дело так, что даже записи с камер волшебным образом исчезли?

Тишина стала гробовой.

– Я‑я помню, – выдавил Михалыч, и голос дрожал.

– Хорошо, – Чернов выбил пепел в кружку. – Тогда ты понимаешь, что я не прошу. Я напоминаю о долге, а долги, Михалыч, надо отдавать. Всегда.

– Понял, Матвей Сергеевич, – голос был сломленным, побеждённым. – Будет сделано. К часу дня всё будет.

– Умница, – Чернов почти улыбнулся. – Я знал, что на тебя можно положиться.

Он отключился, вычеркнул первый пункт из списка.

Логистика – решена.

Затушил окурок, достал новую сигарету, закурил. Набрал второй номер.

Теперь решим вопрос с сырьём.

Гудки: сначала два, потом вежливый, интеллигентный голос – человек явно уже на работе, в кабинете:

– Пётр Сергеевич слушает.

Чернов выпустил дым, усмехнулся.

– Пётр Сергеевич, – сказал он, – доброе утро. Это Чернов.

На том конце послышался лёгкий, почти неслышный вздох. Пауза. Звук того, как кто‑то осторожно закрывает дверь кабинета. Потом голос, чуть тише и менее уверенный:

– Матвей Сергеевич. Чем… чем могу помочь?

Пётр Сергеевич – высокопоставленный чиновник из Государственного резерва промышленных материалов. Умный, осторожный, из хорошей интеллигентной семьи. Но с одной слабостью – дочь училась в элитном университете за границей, и это стоило дороже, чем его зарплата за десять лет вперёд.

Чернов затянулся, глядя на карту Котовска на стене.

– «КриоГаз» испытывает трудности, – сказал он ровно. – Мне нужны технические газы. Срочно.

Пётр Сергеевич помолчал. Чернов слышал, как тот нервно перебирает бумаги на столе, ручкой постукивает.

– Матвей Сергеевич… – начал он осторожно, почти извиняющимся тоном, – госрезерв – это не коммерческое предприятие. Я не могу просто так выделить ресурсы. Это… это требует согласований, комиссий, проверок…

– А я думаю, что можешь, друг мой, – перебил Чернов, и в голосе появилась лёгкая ирония. – «Экстренная реализация» технических газов по причине «угрозы порчи». Статья сорок семь, пункт три – это абсолютно законная процедура. Ты подписываешь бумаги, я получаю груз, а ты получаешь… скажем так, вклад в фонд для дочери. Как там Анечка, кстати? Всё ещё грызёт гранит науки в Кембридже?

Тишина. Долгая, тяжёлая тишина. Чернов слышал напряжённое дыхание.

– Она… да, в Кембридже, – выдавил Пётр Сергеевич.

– Замечательный университет, – продолжил Чернов мягко, выпуская дым. – Дорогой, конечно, очень дорогой. Но оно того стоит, правда ведь? Образование – лучшая инвестиция в будущее. Особенно когда речь о любимой дочери.

Пауза. Потом тихий, почти шёпотом вопрос:

– Сколько?

– Чемодан, – ответил Чернов. – Как обычно. Уже в пути. К вечеру будет у тебя на даче, в обычном месте.

Пётр Сергеевич вздохнул – долгий, усталый вздох человека, который только что сдался.

– Хорошо. Документы будут готовы к вечеру.

– К обеду, – поправил Чернов холодно, и тон сразу стал жёстче. – Мне нужно к обеду, Пётр Сергеевич. Не к вечеру.

Пауза.

– К обеду, – согласился Пётр Сергеевич, и голос был опустошённым, безжизненным.

Чернов отключился, вычеркнул второй пункт из списка.

Сырьё – решено.

Он затушил сигарету, потянулся, размял затёкшую шею, налил себе ещё кофе из термоса.

Теперь будем решать вопрос с деньгами.

На этот раз не голосовая связь – слишком рискованно. Текстовое сообщение офшорному брокеру, зашифрованное.

«Скупай просевшие бумаги Лисицыных – через три прокладки минимум. Пусть думают, что причина в этом – естественное падение рынка. Бюджет – без ограничений. Начинай немедленно.»

Ответ пришёл через десять секунд:

«Понял. Приступаю. Отчёт каждые 6 часов.»

Чернов положил коммуникатор на стол, откинулся на спинку стула, закрыл глаза на несколько секунд.

Логистика восстановится через час, сырьё будет к обеду, а финансы Лисицыных – придется ей о них забыть. Печально, но таков рынок.

Он хмыкнул, встал, подошёл к окну, посмотрел на серый Котовск за стеклом.

Ты думала, что можешь атаковать меня через регламенты и проверки? Ты думала, что я буду играть по твоим правилам?

Он усмехнулся холодно.

Добро пожаловать в мой мир.

Здесь нет правил.

Он свайпнул экран, увеличивая один из зелёных маркеров.

«Эдем‑Агро» – Логистический хаб. Строительство. 67 % готовности.

Чернов прищурился, изучая данные.

Лебедев – это его проект и самый главный актив на данный момент.

Он вспомнил досье на Лебедева – экономиста, архитектора, строителя империи Воронова. Холодного, расчётливого, но… честного. Слишком честного.

Ты думал, что можешь атаковать меня через свою маленькую гадюку и остаться нетронутым, Костя?

Чернов усмехнулся.

Это большая ошибка. Если уж вы решили воевать со мной, то готовьтесь к войне по всем фронтам.

Он открыл файл с информацией об «Эдем‑Агро»: фотографии, схемы, списки подрядчиков, сотни рабочих, дсятки субподрядчиков и огромный бюджет.

Где много людей – там много недовольных. На этом я и сыграю.

Чернов увеличил список профсоюзных организаций на стройке.

Профсоюз строителей «Единство» – 340 членов. Профсоюз монтажников «Солидарность» – 180 членов.

Достаточно.

Он открыл досье на лидеров профсоюзов. Двое мужчин – один средних лет, крепкий, с лицом бывшего заводского мастера. Второй – молодой, амбициозный, с горящими глазами.

Затем он активировал коммуникатор, набрал номер. Гудки. Потом низкий, осторожный голос:

– Слушаю.

– Григорий, – сказал Чернов. – У меня работа для тебя.

Григорий – один из его «помощников», человек, который умел работать с профсоюзами, агитаторами, недовольными. Умел находить правильные слова и правильные суммы.

– Какая работа? – спросил Григорий.

– «Эдем‑Агро», – сказал Чернов. – Мне нужна там забастовка. Желательно ударить по логистике. Сделай все красиво, с обиженными и обездоленными. Журналистов тоже притащи, чтобы картинка красивая для новостей.

Григорий помолчал.

– Это… сложно, Матвей Сергеевич. Там платят хорошо и условия нормальные. Люди всем довольны.

– Тогда сделай их недовольными, – перебил Чернов холодно. – Найди причину. Задержка зарплаты, например, нарушение техники безопасности, или булочку сладкую им в столовой в среду не дали – используй что угодно. Мне ли тебя учить? Подними профсоюзных лидеров, поговори с ними или заплати им. Мне главное, чтобы был результат.

– Какой именно результат вы хотите? Поточнее.

Чернов посмотрел на экран, на фотографию стройки – огромные краны, бетонные конструкции, сотни рабочих.

– Забастовку, – сказал он. – Чтобы их главный хаб встал и чтобы это выглядело… ярко. Горящие покрышки, баррикады, плакаты и чтобы журналисты сняли и это попало в новости. Чтобы Лебедев увидел это и понял, что у него проблемы в тылу.

Григорий присвистнул.

– Это будет стоить дорого.

– Плачу двойной тариф, – сказал Чернов. – Но мне нужно это завтра. Не послезавтра, а именно завтра!

– Понял, – Григорий помолчал. – А если Стражи Воронова начнут давить?

Чернов усмехнулся.

– Пусть попробуют. Это легальная забастовка – профсоюзные права. Лебедев не может просто разогнать их силой, это создаст ему ещё больше проблем, и он застрянет в переговорах, в судах, в прессе. А пока он будет разгребать это дерьмо…

Он не закончил фразу, но Григорий понял.