– Неважно, – повторил он. – Да. Неважно.

Он провёл рукой по лицу, потёр виски.

– Степан Васильевич… я не вернулся в Котовск после того совещания.

Степан Васильевич моргнул, удивлённо глядя на него.

– Не вернулись? Но… прошло уже два дня…

– Я знаю, – прохрипел Иван Петрович. – Два дня я провёл в областном центре и пытался найти помощь. Звонил во все инстанции, которые смог вспомнить: прокуратура, министерство здравоохранения, экологическая инспекция, даже в региональное управление МВД. Везде одно и то же: «Вопрос изучается», «Нет оснований для вмешательства», «Документы завода в порядке».

Он сжал кулаки на подлокотниках.

– Я пытался найти хоть кого‑то, кто поможет: юристов, активистов, журналистов – кого угодно. Все либо боятся связываться с кланами, либо просто не верят. Говорят – если завод работает легально, значит, всё в порядке. А то, что люди болеют… – голос сорвался, – … это «недоказуемо».

Степан Васильевич молчал, не зная, что сказать. Иван Петрович глубоко вдохнул, выдохнул. Посмотрел в окно – на чистый, солнечный Воронцовск за стеклом – и в его глазах мелькнула зависть.

– Я два часа ехал сюда из областного центра, – сказал он тихо. – Смотрел в окно машины и видел ваш город: чистый и ухоженный. Люди на улицах улыбаются, дети играют и всё… живое.

Он снова посмотрел на Степана Васильевича.

– А потом я вспомнил свой город и понял, что я словно приехал из ада.

Тишина повисла тяжёлая. Степан Васильевич сидел, не зная, что сказать.

– Расскажите, – произнёс он наконец. – Что сейчас происходит в Котовске?

Иван Петрович закрыл глаза, откинулся на спинку кресла.

– Город умирает, – сказал он просто. – Медленно, каждый день и каждый час.

Он открыл глаза, посмотрел в потолок.

– Завод продолжает работать и люди продолжают болеть. За последние три недели – с момента запуска этого проклятого завода – в городскую больницу обратились больше двух тысяч человек. Мигрени, носовые кровотечения, приступы агрессии, кошмары, бессонница. И это только те люди, кто дошёл до врачей. Множество людей, как вы сами понимаете, просто молчат и терпят.

Он сжал кулаки.

– За последние две недели умерло двадцать три человека, Степан Васильевич. Двадцать три и все с одинаковыми симптомами. Здоровые, крепкие люди… были.

Степан Васильевич побледнел.

– Боже мой…

– Официальные причины смерти? – продолжал Иван Петрович, и голос становился жёстче. – Менингит, пневмония, сердечная недостаточность. У здоровых людей, которые до этого не жаловались на болезни.

Он наклонился вперёд, положил локти на колени.

– А ещё город заперли. Повезло тем, кто успел уехать, сейчас блокпосты на всех выездах. Наёмники Чернова проверяют всех, кто пытается уехать. Официально – «временные меры безопасности». Неофициально – нас держат в клетке, когда люди пытались прорваться. Один мужик на грузовике попытался проскочить блокпост, и его остановили, избили так, что он неделю в больнице пролежал.

Степан Васильевич сидел, не в силах вымолвить ни слова.

Иван Петрович поднял голову, посмотрел на него.

– Мы живём в трудовом лагере, Степан Васильевич. Нас заперли, травят и убивают. Медленно, день за днём и я ничего не могу сделать. Ничего…

Он провёл рукой по лицу, и пальцы дрожали.

– Я даже боюсь возвращаться, – прошептал он. – Потому что в первый раз меня выпустили только потому, что было официальное приглашение от губернатора на совещание. Если я вернусь сейчас, меня больше никогда не выпустят. Чернов не дурак, и он понимает, что я пытаюсь найти помощь и в следующий раз просто не даст мне уехать.

Тишина в кабинете стала оглушающей. Степан Васильевич смотрел на мэра Котовска и чувствовал, как внутри всё сжимается.

Двадцать три человека за две недели.

Город, запертый блокпостами.

Люди, которые умирают, не понимая, что с ними происходит.

– Иван Петрович, – сказал он хрипло. – Но… Лорд‑Протектор Воронов обещал разобраться. Вы же слышали его на совещании. Он сказал, что решит проблему своими методами.

Мэр Котовска кивнул медленно.

– Я знаю, слышал и я верю ему. Верю, что он закроет этот завод, выгонит Чернова и спасёт людей.

Он посмотрел на Степана Васильевича, и в глазах было отчаяние.

– Но что дальше, Степан Васильевич? Что будет с Котовском после того, как Чернова уберут?

Степан Васильевич моргнул, не понимая.

– Как… что будет?

Иван Петрович встал резко, подошёл к окну, уставился на Воронцовск за стеклом.

– Город разрушен, – сказал он тихо. – Экономика мёртвая и люди больны. Инфраструктура разваливается и у меня нет ресурсов восстановить это. Нет денег, нет связей, нет поддержки. Губернатор на нас плюёт, а власти не слышат.

Он повернулся, посмотрел на Степана Васильевича.

– А у вас… у вас тут рай – настоящий рай. Чистый воздух, счастливые люди, работающая экономика. У вас есть настоящий покровитель – Калев Воронов. Он… – Иван Петрович замолчал, подбирая слова, – … он созидатель. Он превратил умирающий город в процветающий центр за полгода. Без помощи губернатора, без денег из казны, а просто потому что умеет управлять.

Он сделал шаг ближе к столу.

– Вот бы нам такого покровителя, – прошептал он. – Такого, как ваш Воронов. Который бы не просто закрыл завод, а остался и помог восстановить город. Превратил его в то, что вы создали здесь.

Степан Васильевич сидел, глядя на коллегу, и медленно начал понимать. Иван Петрович приехал сюда не просто пожаловаться или рассказать о своих проблемах.

Он приехал просить, чтобы Калев Воронов взял Котовск под своё крыло.

– Иван Петрович, – осторожно начал Степан Васильевич. – Вы хотите… попросить Хозяина…

– Взять Котовск под покровительство, – закончил мэр Котовска твёрдо. – Да. Именно об этом я и хочу поговорить.

Он вернулся к креслу, сел, и теперь в его глазах горела не просто зависть, а отчаянная надежда.

– Степан Васильевич, вы смогли достучаться до него. Вы убедили его помочь Воронцовску и теперь ваш город процветает. Я хочу понять… возможно ли это? Возможно ли попросить Лорда‑Протектора не просто закрыть завод, а… остаться? Помочь нам так же, как он помог вам?

Степан Васильевич сидел молча, переваривая услышанное. Внутри поднималась смесь чувств – жалость к Ивану Петровичу и его городу.

Гордость за Хозяина и то, что он создал и… странное, неожиданное чувство ответственности.

Иван Петрович смотрит на него как на человека, который знает ответ. Как на того, кто может помочь.

– Иван Петрович, – медленно начал Степан Васильевич. – Я… я не знаю, возьмёт ли Хозяин Котовск под покровительство – это будет его решение. Но…

Он сделал паузу, думая.

– … но я думаю, что шанс есть. Хозяин не из тех, кто бросает людей в беде. Если он обещал разобраться с заводом – он разберётся. А дальше…

Степан Васильевич посмотрел в окно, на свой процветающий город.

– Дальше вам нужно будет попросить правильно.

Иван Петрович подался вперёд, глаза загорелись.

– Как? Как правильно? Степан Васильевич, вы же смогли! Расскажите мне!

Иван Петрович смотрел на него с такой надеждой, что Степан Васильевич почти физически чувствовал тяжесть ответственности.

Этот человек цепляется за последний шанс, за последнюю надежду, и он должен помочь ему.

– Слушайте внимательно, Иван Петрович, – сказал Степан Васильевич, наклоняясь вперёд. – Я расскажу вам, как я это сделал. И как вы сможете сделать это тоже.

Он откинулся на спинку кресла, и на губах появилась слабая улыбка.

– Понимаете… я её не добивался. Не в том смысле, в каком вы думаете.

Иван Петрович нахмурился, не понимая.

– Как это?

Степан Васильевич встал, подошёл к окну, посмотрел на город за стеклом.

– Полгода назад Воронцовск был умирающим городом, – начал он спокойно. – Закрытые заводы, безработица, отток населения. Я ездил к губернатору десятки раз, просил помощи – бесполезно. Громов на нас плюёт, как и на все «бедные» города области. Но вы и так это знаете, главное не это.