– Для правды, – оборвал Даниил. – Они уже всё чувствуют. Боль от яда, страх перед наёмниками, злость от того, что они живут фактически в тюрьме. Они просто боятся признать это вслух, боятся быть первыми. Я просто… помогу им увидеть то, что они уже знают и покажу, что они не одни.

Григорий смотрел на него не отрываясь. Потом медленно сел на стул напротив, локти на стол, руки сцепил в замок перед лицом:

– Дан. Ты понимаешь, что это значит? Если ты поднимешь город… это будет не мирный протест – город взорвется. Люди пойдут на наёмников и начнётся кровь.

Даниил встретил его взгляд, не моргнув:

– Кровь уже идёт, Гриша. Просто это не так заметно, но я и не собираюсь поднимать людей на бунт и устраивать кровавую баню. Нет, я хочу показать людям, что вместе мы сила, что мы можем выдавить эту гадость из нашего города без крови или хотя бы помочь Воронову, если он согласиться прийти нам на помощь.

Григорий молчал, глядя на него. Потом медленно кивнул:

– Чёрт… ты прав.

Антон, который молчал всё это время, наконец хрипло заговорил:

– А ты… ты справишься? Это же… это не одного человека лечить – это тысячи.

Даниил посмотрел на свои руки.

Я не знаю. Я никогда не делал ничего подобного. Работать с одним человеком это одно, но чтобы вот так влиять на целые массы…

Это будет… больно. Очень больно.

Но он сжал кулаки, останавливая дрожь, и поднял голову:

– Справлюсь. Потому что другого выхода нет.

Нина Петровна смотрела на него с выражением, которое Даниил не мог прочитать – страх? Гордость? Или может жалость?

– Даниил, – сказала она тихо. – Ты уверен? Это опасно. Ты можешь сломаться.

Даниил встретил её взгляд:

– Я вижу, что происходит с городом и больше не могу на это смотреть. Так что да, я уверен. Я должен попробовать.

Григорий медленно выдохнул, потом резко хлопнул ладонью по столу:

– Хорошо. Если ты готов… я знаю, с кого начать.

Он выпрямился и обвёл взглядом собравшихся:

– Нельзя сразу собрать тысячи людей, это привлечёт наёмников мгновенно. Нужно делать постепенно, сначала малые группы и проверенные люди, а потом больше.

Даниил кивнул:

– Да. Именно так.

Григорий усмехнулся:

– Тогда начнём с самых упёртых. Сегодня ночью в «Яме» будут только свои. Двери запрём.

Вадим нахмурился:

– «Яма»? Подпольный бар на окраине?

– Именно, – кивнул Григорий. – Там собираются те, кого я знаю лично. Бригадиры, мастера, рабочие. Эти ребята не верят в болтовню, а верит только в силу. Если Даниил пробьёт их – остальные пойдут следом.

Иван Семёныч усмехнулся мрачно:

– Ты хочешь начать с самых упёртых?

– Именно, – повторил Григорий. – Потому что если они поверят – поверят все.

Даниил посмотрел на свои руки снова и сжал крепко кулаки. Настало время драки.

– Сколько человек? – спросил он, глядя на Григория.

– Пятнадцать‑двадцать, не больше. – ответил Григорий. – «Яма» маленькая.

Даниил кивнул:

– Хорошо. Я буду готов.

Григорий долго и изучающе посмотрел на него. Потом кивнул:

– Я знаю.

Он повернулся к остальным, голос стал командным:

– Иван Семёныч, готовь оборудование для диверсии. Как только город взорвётся – ты идёшь на завод. Нина Петровна, готовь справки. Нам нужны сотни больничных – мигрени, ОРВИ, что угодно. Чтобы рабочие могли легально не выходить на смену. Максим, Лена, Артём – готовьте сеть. Как только Даниил начнёт говорить, вы распространяете запись. Везде через все каналы.

Хакеры кивнули синхронно, уже что‑то печатая в ноутбуках.

Григорий посмотрел на Даниила последний раз:

– Сегодня вечером, Даня, мы идем туда. Посмотрим, чего ты стоишь.

Даниил кивнул молча.

Собрание закончилось быстро. Люди начали расходиться – по одному, с интервалом в несколько минут, чтобы не привлекать внимания. Иван Семёныч ушёл первым, сунув схемы под куртку. Нина Петровна – следом, тихая тень в сумерках. Вадим, Коля, хакеры – все растворились в темноте улиц.

Остались только Даниил, Григорий и Антон.

Григорий налил себе водки – щедро, до краёв стакана. Выпил залпом и поставил стакан с глухим стуком.

– Знаешь, Дан, – сказал он тихо, не оборачиваясь. – Я боюсь.

Даниил посмотрел на него удивлённо. Григорий никогда не признавался в страхе.

– Боюсь, что это сработает, – продолжил Григорий, всё ещё глядя на пустой стакан. – Что ты действительно поднимешь город. Нам не нужна кровь.

Он повернулся, посмотрел Даниилу в глаза:

– Но я ещё больше боюсь, что если мы ничего не сделаем – умрут все. Медленно, тихо и незаметно. От яда, страха и отчаяния. И никто даже не узнает.

Даниил молчал. Потом медленно кивнул:

– Я понимаю.

Антон, который молчал всё это время, наконец устало заговорил:

– А я не понимаю ни хрена, но с вами. До конца.

Григорий усмехнулся:

– Вот и хорошо.

Даниил встал и направился к выходу. У двери обернулся:

– Гриша. Если это пойдёт не так… если я потеряю контроль…

– Не потеряешь, – твёрдо сказал Григорий. – Ты не такой.

Даниил хотел возразить, но промолчал. Кивнул и вышел в холодную ночь. Дверь закрылась за ним с тихим щелчком. Григорий остался стоять за барной стойкой, глядя на закрытую дверь.

Антон подошёл к нему, голос тихий:

– Он справится?

Григорий налил ещё выпить. Выпил медленно на этот раз, и ответил не сразу:

– Не знаю. Но другого выхода нет.

Он поставил стакан, посмотрел на Антона:

– А если не справится… если сломается… мы потеряем не только план, но и его.

Антон промолчал.

Григорий вздохнул тяжело:

– Но он прав. Война уже идет.

«Яма» находилась на самой окраине Котовска, в промзоне, где заброшенные цеха соседствовали с полуразрушенными складами. Место, куда наёмники заглядывали редко – слишком далеко от центра, слишком мало интересного. Идеальное место для тех, кто хотел выпить и поговорить, не боясь лишних ушей.

Подпольный бар располагался в подвале старого здания – когда‑то здесь была котельная, потом склад, а последние пять лет – точка, где рабочие могли напиться дешёвым пойлом и забыть на пару часов, что их жизнь – медленное умирание.

Даниил и Григорий шли по тёмной улице молча. Антон плёлся следом, массивный силуэт в сумерках. Фонари здесь не работали – половина разбита, половина просто не включалась. Только бледная и холодная луна освещала путь.

Даниил шёл быстро, руки сжаты в кулаки. Внутри всё кипело от злости на то, что происходит с городом. На то, что люди умирают, а другие просто пьют и молчат.

Хватит.

Хватит молчать. Хватит ждать. Хватит надеяться, что кто‑то другой всё исправит.

И сегодня начну я сам.

Григорий шёл рядом, бросая на него косые взгляды. Он видел, что Даниил изменился в последнее время – стал жёстче, решительнее. Как будто принял какое‑то окончательное решение.

Они дошли до невзрачной двери в стене здания – металлическая, ржавая, с облупившейся краской. Григорий постучал – три раза коротко, два раза длинно. Пауза. Потом изнутри послышался скрежет засова.

Дверь открылась на пару сантиметров. В щели появился настороженный и изучающий глаз.

– Свои, – коротко сказал Григорий.

Дверь распахнулась шире. За ней стоял крепкий мужик лет пятидесяти, с шрамом через всю щеку и тяжёлым взглядом. Он кивнул Григорию, окинул взглядом Даниила и Антона, потом отступил, пропуская их внутрь.

– Все уже здесь, – сказал он хрипло. – Ждут.

Григорий кивнул и пошёл вперёд по узкому коридору, освещённому тусклой лампочкой. Даниил последовал за ним, чувствуя, как сердце колотится в груди – не от страха, а от предвкушения. Антон замыкал шествие.

Коридор закончился деревянной дверью. Григорий остановился перед ней, обернулся к Даниилу:

– Готов?