Три года назад. Зима.

Даниил стоял в маленькой комнате для допросов в одном из региональных отделений ФСМБ. Помещение было стандартным – голые бетонные стены, покрашенные в серый цвет, тусклая лампа под потолком, металлический стол, прикрученный к полу, два стула.

Напротив него, за этим столом, сидел молодой человек лет двадцати пяти. Худой, с нервными движениями. Бледный, словно не видел солнца месяцами. Глаза испуганные, бегающие из угла в угол. Журналист – Алексей Круглов.

Он раскопал компромат на генерала Тарханова. Серьёзный компромат – связи с криминальными структурами, отмывание денег через подставные фирмы, незаконные операции с использованием псайкеров против мирных граждан. Опасный материал и если бы он вышел в свет – скандал был бы чудовищным. Тарханов полетел бы с должности, может быть, даже сел бы в тюрьму.

Генерал не мог этого допустить. Поэтому вызвал Даниила в свой кабинет и сказал коротко и ясно:

– Сломай его. Полностью. Чтобы он забыл, что вообще хотел публиковать эту чушь. Чтобы боялся даже думать об этом. Чтобы при одном упоминании моего имени его трясло. Понял?

– Понял, господин генерал.

– И сделай это тихо. Без следов. Никаких повреждений мозга. Чтобы потом его выпустили, и все подумали, что он просто передумал. Испугался или купился на что‑то.

– Будет сделано.

Даниил вошёл в комнату для допросов, закрыв за собой дверь. Сел на стул напротив журналиста, сложив руки на столе. Посмотрел ему в глаза спокойно, почти дружелюбно.

Алексей дёрнулся, но не отвёл взгляд. В его глазах промелькнула надежда – отчаянная, цепляющаяся за соломинку надежда.

– Вы… вы не из тех, кто работает на Тарханова, да? – голос дрожал, но в нём слышалась попытка держаться. – Вы поможете мне? Я знаю, что‑то, что делает Тарханов – незаконно! У меня есть доказательства! Документы, записи, свидетельские показания! Если вы честный человек, если вы служите закону, а не…

– Тише, – мягко, почти ласково сказал Даниил.

И коснулся его разума.

Легко, почти нежно, словно прикосновение пёрышка к поверхности воды, но этого хватило.

Даниил мгновенно нашёл эмоциональные узлы в психике журналиста – те точки, где концентрировались страхи, сомнения, неуверенность. Каждый человек был пронизан ими, как паутиной. Надо было только потянуть за нужную нить.

И он начал тянуть профессионально и безжалостно. Страх перед Тархановым, который был там фоновым беспокойством, Даниил раздул до размеров всепоглощающей паранойи. Сомнения в правоте своих действий, которые журналист подавлял, превратил в чувство вины, грызущее изнутри. Неуверенность в себе, спрятанную глубоко, вытащил на поверхность и увеличил до паники.

Алексей дёрнулся на стуле. Глаза расширились, а дыхание участилось.

– Что вы… что вы делаете… – прошептал он.

Даниил не ответил. Просто продолжал давить, ломать, выкручивать психику, как выкручивают мокрую тряпку, выжимая последние капли.

Потому что так приказал Тарханов. Потому что он был инструментом, обязанным выполнять приказы. Потому что… потому что, если честно, ему это нравилось.

Нравилось ощущение абсолютной власти. Контроля над чужой душой, всемогущества в этой маленькой серой комнате. Он был богом здесь, решал, кто сломается, а кто нет. Кто будет плакать, а кто смеяться. Кто останется собой, а кто превратится в пустую оболочку.

Алексей начал дрожать всем телом. Руки сжались в кулаки, ногти впились в ладони. Потом он заплакал – тихо сначала, всхлипывая. Потом громче, потом закричал, схватившись за голову.

– Пожалуйста! Прекратите! Пожалуйста, я ничего не буду публиковать! Я уничтожу все материалы! Сожгу! Удалю! Забуду, что вообще что‑то знал! Только прекратите, прошу вас!

Но Даниил не прекращал. Он продолжал давить, усиливая воздействие, доводя журналиста до предела и даже чуть дальше.

Через час Алексей Круглов был сломлен полностью и окончательно. Он сидел на стуле, безвольно опустив руки, и тихо всхлипывал, уставившись в пустоту. Глаза мутные, потерянные, словно что‑то внутри него погасло навсегда.

Даниил встал, отряхнул несуществующую пыль с рукавов и вышел из комнаты, не оглядываясь. В коридоре его уже ждал Тарханов, прислонившись к стене и попыхивая сигарой.

– Ну что? Готово?

– Готово, господин генерал, – спокойно доложил Даниил. – Он больше не проблема. Можете отпускать.

– Отлично. Знал, что на тебя можно положиться, – генерал довольно улыбнулся и похлопал его по плечу тяжёлой ладонью. – Хорошая работа, Даниил. Очень хорошая.

А Даниил в этот момент чувствовал гордость за идеально выполненную работу. Удовлетворение мастера, создавшего шедевр. Он справился с задачей быстро, эффективно, без следов.

Даниил открыл глаза, возвращаясь в настоящее.

Костёр потрескивал. Река шумела. Звёзды мерцали. А в желудке бурлила тошнота.

Он вспомнил лицо Алексея. Его крики, его слёзы и его пустой взгляд в конце. Что с ним стало потом?

Даниил не знал, даже не интересовался. Наверное, его отпустили, наверное, он продолжил жить. Но кем? Сломленным, запуганным, опустошённым человеком?

Или, может, покончил с собой? От отчаяния? От невозможности жить с тем, что ему сделали?

Даниил наклонился вперёд, обхватив голову руками. Тошнота усилилась, и он едва сдержался, чтобы не вырвать.

Он был монстром. Таким же, как Тарханов, а может, даже хуже. Потому что Тарханов отдавал приказы, а Даниил их выполнял. С удовольствием.

Он ломал людей, разрушал жизни, и превращал здоровых, нормальных людей в психологические развалины и наслаждался этим. Упивался властью над чужими душами.

«Я был таким же, как они, – думал он, сжимая голову руками. – Таким же чудовищем. Просто моя клетка была позолоченной. Мне давали рояль и фальшивое окно, а я, как послушная собачка, делал всё, что прикажут».

Слёзы потекли по его лицу – горячие, солёные, горькие, как полынь.

Он плакал впервые за много лет, может быть, впервые с самого детства. Плакал от стыда, который жёг изнутри сильнее любого огня. От отвращения к самому себе, к тому монстру, которым он был все эти годы и запоздалого, выжигающего душу осознания того, сколько жизней он разрушил. Он плакал долго, пока слёзы не закончились, оставив лицо мокрым и холодным на ночном воздухе.

Потом просто сидел, обхватив колени руками, и смотрел на угасающий костёр. Угли тускло светились красным, пламя почти погасло.

Что ему делать теперь? Куда идти? Как жить дальше?

Он сломлен – это факт. Его дар искалечен психологической травмой, каждое использование приносит боль и ужас. Он в бегах от одной из самых могущественных организаций империи. Его прошлое – сплошной кошмар, от которого невозможно убежать, потому что оно внутри, в памяти, в каждом воспоминании.

Но при этом он на свободе. Впервые в жизни по‑настоящему свободен.

И, может быть, это шанс. Последний шанс стать кем‑то другим. Не оружием в руках Тарханова, не монстром, ломающим чужие жизни ради власти, а просто… человеком. Обычным, нормальным человеком, который имеет право выбирать свой путь.

Даниил вытер лицо рукавом робы, размазывая остатки слёз. Поднялся на негнущихся ногах и подбросил в костёр ещё сухих веток. Пламя вспыхнуло ярче, прогоняя темноту.

Завтра он продолжит путь на юг. Найдёт самый глухой, захолустный городок, какой только сможет. Затеряется там среди обычных людей. Станет никем – безымянным работягой, который моет посуду, копает землю, таскает мешки. Заживёт тихо, просто и незаметно.

Без псионики и власти над чужими душами. Без этого проклятого дара, который принёс ему только страдания.

Просто человеком. Это была единственная цель, которая имела хоть какой‑то смысл в этом разрушенном мире.

Даниил лёг на землю рядом с костром и смотрел на звёзды сквозь просветы в кронах деревьев. Считал их, пока веки не стали тяжёлыми.