Для мира наверху он был сломленным инквизитором, сосланным в архивы за провал. Но здесь, среди запретных знаний, он чувствовал себя исследователем, стоящим на пороге великого открытия.

Стрельников сидел за старым терминалом, окруженный пыльными фолиантами и мерцающими инфокристаллами памяти. Три дня он провел, изучая дела о «метафизических угрозах», но пока не находил ничего, что могло бы объяснить природу Калева Воронова.

Большинство документов описывали локальные аномалии – призраков, временные петли, места, где нарушались законы физики, но все это были явления хаотичные, неконтролируемые. Ничего из этого не относилось к Воронову.

На четвертый день он принял решение, которое изменило весь ход его расследования. Вместо поиска новых улик он решил заново проанализировать все, что уже знал, но с совершенно иной точки зрения.

Он отбросил психологию, криминалистику, юриспруденцию – все инструменты обычного следователя. Теперь он смотрел на события как метафизик, изучающий фундаментальные законы реальности.

На экране терминала появилась запись «Вызова Истины». Стрельников запустил ее уже в сотый раз, но теперь он анализировал не действия участников, а саму структуру происходившего.

«Древний ритуал работал по заложенным в него принципам,»  – размышлял он, делая пометки. «Магия Истины должна была вскрыть обман, показать подлинную природу объекта исследования.»

Он поставил запись на паузу в тот момент, когда свет ритуала коснулся Кассиана. На лице молодого человека не было страха, напряжения или даже концентрации. Только легкая скука.

«Здесь,»  – пробормотал Стрельников. «Здесь началось что‑то невозможное.»

Он включил режим покадрового анализа и начал изучать магические потоки. Сначала все шло по протоколу – энергия ритуала устремилась к цели, намереваясь проникнуть в ее суть. Но затем…

Затем что‑то изменилось. Потоки магии не отразились от барьера, не рассеялись в хаосе. Они… повернули. Изменили направление как река, которой внезапно прорыли новое русло.

«Он не сопротивлялся ритуалу,»  – понял Стрельников. «Он его возглавил.»

Инквизитор откинулся в кресле, чувствуя, как у него перехватывает дыхание от осознания масштабов произошедшего.

«Я думал, он обманул ритуал. Но какая глупость, он не обманул его. Он его реально переписал, заставил сам Закон, саму Истину, подтвердить эту иллюзию как непреложный факт.»

Стрельников встал и начал ходить по узкому проходу между стеллажами. Мысли в его голове выстраивались в пугающую, но логичную картину.

«Он не ломает правила реальности,»  – понимал он. «Он создает свои. Локально, временно, но достаточно убедительно, чтобы даже древняя магия поверила в их подлинность.»

Это меняло все. Стрельников понял, что имеет дело не просто с могущественным магом или даже иномирной сущностью. Перед ним был «переписчик реальности» – существо, способное локально изменять фундаментальные законы мироздания.

Обычные методы борьбы против такого противника были бесполезны. Нельзя арестовать того, кто может переписать законы ареста. Нельзя убить того, кто может изменить саму концепцию смерти в своем присутствии.

Но это открытие не сломило Стрельникова. Наоборот – впервые за много дней он почувствовал прилив энергии. Теперь он знал, с чем имеет дело, а значит, мог искать соответствующие средства борьбы.

Он вернулся к терминалу и открыл новую поисковую строку. Теперь его интересовали не обычные преступления, а теоретические работы о природе реальности, о константах мироздания, о том, что лежит в основе всех законов.

«Если он может переписывать правила,»  – думал Стрельников, вводя новые параметры поиска, «то должно существовать что‑то, что эти правила стабилизирует. Что‑то, чего даже он не может изменить.»

На экране появились результаты поиска – десятки теоретических работ о «концептуальных константах», «точках стабилизации реальности», «метафизических якорях». Большинство авторов были объявлены сумасшедшими, их работы засекречены.

Но Стрельников больше не считал их безумцами. Возможно, они были единственными, кто приблизился к пониманию истинной природы мироздания.

Он открыл первый файл и углубился в изучение. Где‑то в этих «еретических» теориях скрывался ключ к победе над врагом, который считал себя неуязвимым.

Прошла неделя с тех пор, как Стрельников погрузился в изучение запретных архивов. Он практически не покидал свое рабочее место, питаясь закусками и засыпая прямо за терминалом. Архивариус Печальный с тревогой наблюдал за ним – такое поведение было типично для исследователей, которые слишком глубоко уходили в опасные знания.

Стрельников выглядел изможденным – впалые щеки, красные от усталости глаза, но в его взгляде горел огонь исследователя, нашедшего важную зацепку.

На его столе лежали стопки распечаток из самых еретических трактатов: «Теория Концептуальных Якорей» Архимага Мертвого, «О Природе Неизменяемого» философа Градского, «Константы Мироздания» безумного математика Кравченко. Все эти авторы закончили свои дни в психиатрических лечебницах или просто исчезли при загадочных обстоятельствах.

– Стабилизация локального пространства, – бормотал Стрельников, сравнивая формулы из разных источников. – Создание зоны концептуальной неизменности… Все они писали об одном и том же, но разными словами.

Он открыл очередной файл – трактат под названием «О Природе Абсолютного Закона», написанный одним из основателей Магиархата, Архимагом Константином Непреклонным. По официальной истории, этот человек умер от старости в своем замке, но архивные документы рассказывали другую историю.

«…Константин исчез на пятьдесят седьмом году жизни во время попытки создать то, что он называл „Концептуальным Якорем“. Обнаружена лишь выгоревшая лаборатория и записки, большей частью нечитаемые. Некоторые фрагменты сохранились…»

Стрельников активировал голографический проектор и начал изучать сохранившиеся страницы рукописи Непреклонного. Текст был написан дрожащим почерком, местами переходящим в неразборчивые каракули – почерком человека, балансирующего на грани безумия.

«…видел за завесой реальности то, что не должен видеть смертный разум… есть силы, способные переписывать законы мироздания как ребенок переписывает задачку в тетради… но есть и то, что не может изменить даже бог… основа основ… якорь, удерживающий реальность…»

Дальше шли безумные формулы и схемы, но среди хаоса символов Стрельников различил знакомые элементы. Это были те же принципы, о которых писали другие «еретики» – создание зоны стабилизированной реальности, где никто не сможет изменить фундаментальные законы.

– «Закон Равновесия», – прочитал он название центральной диаграммы.

Схема изображала сложный артефакт – кристалл особой формы, окруженный системой резонаторов и стабилизирующих элементов. Это была скорее тюрьма, чем оружие.

«…в радиусе действия Якоря реальность становится абсолютно стабильной… никто не может изменить ее законы, переписать ее правила… даже сущности высшего порядка теряют способность к локальной коррекции мироздания…»

Стрельников отклонился в кресле, чувствуя прилив адреналина. Он нашел то, что искал. Способ связать его, лишить главного преимущества.

«Это клетка для бога.» – проговорил он мысленно.

Однако создание такого артефакта требовало ресурсов и знаний, которых у него не было. Некоторые компоненты, упомянутые в схемах, считались мифическими. Другие были настолько редки, что их местонахождение было засекречено на высшем уровне.

Стрельников посмотрел на свое удостоверение. Формально он был отстранен от полевой работы и не имел права запрашивать секретную информацию, но формальности еще никого не останавливали, если речь шла о спасении мира.