Победа Тейлора в первом крупном сражении продемонстрировала превосходство американских войск в огневой мощи, которое останется заметным на протяжении всей войны. (Американцы назвали каждый день отдельным сражением — Пало-Альто и Ресака-де-ла-Пальма — и засчитали их как две победы). Как и при Новом Орлеане в 1815 году, своим успехом американцы во многом были обязаны артиллерии — превосходной дальнобойности орудий, качеству и количеству боеприпасов, а также мастерству, с которым артиллеристы обращались со своей техникой. Пехота тоже была оснащена лучше, чем их мексиканские коллеги, и имела оружие, которое стреляло дальше, быстрее и точнее. Револьвер Сэмюэля Кольта, запатентованный в 1835 году, стал коммерчески успешным спустя дюжину лет, когда изобретатель получил военный контракт от армии США на создание его улучшенной версии. То, что последующие поколения признают характерным американским способом ведения войны, делающим упор на промышленность, инженерное дело и технологическое мастерство, уже появлялось.[1775] Хотя сельская Америка в лице джексоновского президента Полка начала войну, промышленно-технологическая Америка её выиграла.
Война выявила огромное неравенство между экономическими и человеческими ресурсами воюющих стран. Перепись населения Соединенных Штатов в 1840 году насчитала 17 миллионов человек. Население Мексики, напротив, сократилось на 10% во время затяжных беспорядков, вызванных её революцией против Испании, а затем выровнялось; по правительственным подсчетам 1842 года (а не по фактическому подсчету), численность мексиканцев составляла 7 млн человек.[1776] Экономика двух стран демонстрировала ещё большее неравенство. Годы, прошедшие после 1815 года, не были благоприятными для бывшей Новой Испании; страдающая от политической нестабильности, независимая Мексика не смогла реализовать экономический потенциал своих природных ресурсов. Яростный локализм и плохое транспортное сообщение препятствовали возникновению интегрированной национальной экономики даже больше, чем в Соединенных Штатах. Независимая Мексика принимала мало европейской иммиграции и даже изгнала своих выходцев из Испании, потеряв их таланты и навыки. Валовой национальный продукт Мексики упал до менее чем половины пика, достигнутого в 1805 году; лишь в 1870-х годах он превысил этот уровень. В отсутствие финансовой рационализации мексиканское правительство стало пленником иностранных и внутренних кредиторов: К 1845 году 87% его доходов уходило на обслуживание долгов.[1777] Финансовая слабость республики серьёзно ограничивала её военный потенциал; мексиканской армии было легче собрать войска, чем накормить, одеть, вооружить и заплатить им. На обширных северных пограничных территориях индейские племена контратаковали мексиканские поселения, созданные предыдущими поколениями, и почти безнаказанно сеяли хаос. Неспособность мексиканской нации защитить эти территории от команчей, навахо и кайова подтолкнула американских империалистов к выводу, что она не сможет защитить их и от армии вторжения.[1778]
Войну Соединенных Штатов против Мексики называют «репетицией» Гражданской войны, которая началась тринадцатью годами позже.[1779] Это верно не только в том смысле, что многие старшие офицеры армий Союза и Конфедерации получили свой первый боевой опыт в качестве младших офицеров в Мексике. В стратегическом смысле война с Мексикой создавала проблемы, аналогичные проблемам Гражданской войны. Как и Союзу в том конфликте, Соединенным Штатам нужно было вторгнуться в огромную страну и завоевать её, столкнувшись с решительным сопротивлением. Как и в Гражданской войне, военно-морской флот США играл важную роль, блокируя порты и не позволяя противнику ввозить боеприпасы. Мексика, как и Юг впоследствии, пользовалась преимуществами внутренних коммуникаций, которыми Санта-Анна воспользуется в крупнейшем сражении войны, Буэна-Виста. Как и конфедераты, мексиканцы стремились добиться иностранного вмешательства, чтобы сохранить свою национальную целостность. Наконец, как и Конфедерация, Мексика надеялась затянуть конфликт до тех пор, пока захватчики не устанут и не вернутся домой, не получив того, за чем пришли.
Женщины играли более заметную роль в войсках в Мексиканской войне США, чем в Гражданской войне. В Мексике в армиях обеих сторон служили женщины. На протяжении многих поколений в армиях во время походов женщины занимали небоевые должности, такие как медсестры, прачки и повара; в американской армии некоторые из них были на жаловании, другие просто получали паек. В испанском языке для них было своё слово — soldaderas; в английском их называли «camp followers». Традиционно офицеры брали с собой жен, хотя в мексиканской войне американская армия следовала этому обычаю лишь изредка. Однако многие последователи лагеря женились на солдатах-срочниках. Во время Революции последовательница «Молли Питчер», как известно, взяла на себя обслуживание пушки, когда её муж был убит; британская армия везла своих женщин через всю Атлантику. В армии Тейлора в числе походниц была шестифутового роста Сара Боргиннис, которой восхищались за её силу и мужество под огнём.[1780] Даже больше, чем их американские коллеги, мексиканские солдаты полагались в материально-техническом обеспечении на своих солдаток, которые иногда брали с собой детей. В отчаянных ситуациях женщины в мексиканской армии брали на себя боевые роли; женщина, возглавившая кавалерийскую атаку улан против американцев при Монтеррее, заслужила похвалу врагов как «вторая Жанна д’Арк».[1781]
Поскольку некоторые последователи лагеря были проститутками, международное евангелическое возрождение XIX века не рекомендовало армиям брать их на службу. Однако присутствие гражданских лиц мужского пола в армии, таких как сатлеры, коммандос и газетные репортеры, продолжалось и во время Гражданской войны.
Офицеры обеих армий могли брать с собой личных слуг. В американской армии это означало, что офицеры с Юга брали с собой рабов. Иногда эти рабы пользовались возможностью дезертировать, чтобы обрести свободу на другой стороне.[1782] Свободным чернокожим мужчинам не разрешалось записываться в армию, хотя многие из них служили в военно-морском флоте США, как и в гражданском торговом флоте.
Начало военных действий вдоль Рио-Гранде подчеркнуло необходимость более быстрого сообщения в Северной Америке. Если Эндрю Джексон выиграл битву при Новом Орлеане после подписания мирного договора, то Старый Грубый и Готовый одержал свою победу ещё до объявления войны и задолго до того, как до него дошла помощь, которую так поспешно санкционировал Конгресс. На тот момент в Соединенных Штатах было проложено всего 120 миль телеграфной проволоки, и ни одна из них не была протянута к югу от Ричмонда. Война привела эксперимент профессора Морзе к быстрому завершению; 11 мая его линия Вашингтон-Балтимор гудела в течение двух с половиной часов, передавая военное послание президента Полка Конгрессу. Стремление правительства и прессы получать новости с фронта стимулировало быстрое развитие телеграфной системы. К июню 1846 года провода соединили Вашингтон с Филадельфией, Нью-Йорком и Бостоном. Военные новости собирались в Новом Орлеане, где их публиковала газета Picayune. Звездный репортер The Picayune Джордж Уилкинс Кендалл определил новую профессию военного корреспондента. Пони-экспресс передавал копии «Пикайюн» на ближайшую телеграфную линию. К концу войны телеграф дошел до Чарльстона, а новости из Нового Орлеана доставлялись в Вашингтон в течение трех дней. Тем не менее, по ранним телеграфным линиям можно было передавать только одно сообщение за раз, поэтому возникали «узкие места». Чтобы объединить телеграфные новости, в 1848 году шесть нью-йоркских газет создали первую телеграфную службу — Ассошиэйтед Пресс.[1783]
