Большинство писателей Конкорда входили в неформальный «клуб» (их термин) под названием «Трансценденталисты». Критики прикрепили к ним это название как знак презрения (ярлыки «квакер», «шейкер», «методист» и «мормон» тоже изначально были уничижительными), но писатели смирились с ним, поскольку оно означало их стремление выйти за пределы видимости и постичь глубинную реальность. Как и многое другое в американской культуре периода до Гражданской войны, литературный трансцендентализм возник на основе религиозного импульса. Трансцендентализм был одной из многих форм религиозного пробуждения, характерных для того периода, и его члены стремились возродить то, что они считали истинным благочестием — вид личной духовности, которую, по их мнению, организованные церкви и их вероучения скорее подавляли, чем взращивали. Трансценденталисты разделяли милленаристские настроения своего времени — не в библейском или христианском смысле, а в том, что они видели себя инициаторами нового порядка веков, демократического и свободного, в гармонии с божественным. Как и евангелист Чарльз Финни, они проповедовали некую форму перфекционизма, хотя под ним подразумевалось не христианское избавление от греха, а реализация божественного потенциала во всех человеческих существах.
За исключением Джеймса Марша в Вермонте, все трансценденталисты были либо унитариями, либо бывшими унитариями. Карьера Эмерсона иллюстрирует эту производную в его собственном постепенном переходе от христианского гуманизма к несектантскому духовному гуманизму. В 1829 году юный Уолдо (так его называла семья) стал помощником пастора унитарианской церкви в Бостоне. Это казалось логичным выбором призвания для человека, чьи предки принадлежали к длинному ряду священнослужителей Новой Англии, восходящему к пуританским временам. Но через три года Эмерсон ушёл в отставку, чтобы не продолжать совершать Вечерю Господню — обряд, который он (как и квакеры) считал ненужным ритуалом, бессмысленным в современном мире. Теперь он занялся новой карьерой лектора и писателя, стремясь переделать для себя роль, подобную той, которую в Новой Англии исторически воплощал священник: вдохновляющего интеллектуального, духовного и нравственного лидера. Вместо того чтобы обратиться к протестантизму для определения этой роли, он обратился к романтической концепции художника.[1476]
Оставив служение, Эмерсон стал тем, кого ученые называют «публичным интеллектуалом», то есть творческим мыслителем, не работающим в академической или церковной среде, который продавал свои идеи по широкому кругу вопросов широкой аудитории на открытом рынке.[1477]
Эмерсон зарабатывал на жизнь лекциями, выступая с вдохновляющими докладами на разные темы, включая «Самоутверждение», «Опыт» и «Судьба», которые позже он оформит в публицистические эссе. По всей Америке лицеи, механические институты и другие добровольные ассоциации с нетерпением ждали таких выступлений; к середине века они проходили каждую неделю, около 400 000 американцев прослушали лекцию в лицее.[1478]
Эмерсон стал настолько известен, что мог заказывать лекции независимо от местной организации. Его лекции стали шедеврами американского ораторского искусства XIX века наряду с проповедями Ченнинга, юридическими аргументами Вебстера и политическими речами Линкольна.
Эмерсон стал популярным философом благодаря своей короткой книге «Природа» (1836), в которой проповедовалась новая религия: идеалистическая, монистическая, мистическая и интуитивная, основанная на духовном общении с природой. Он подытожил это (прозаически) следующим образом:
1. Слова — это знаки природных фактов.
2. Конкретные природные факты являются символами конкретных духовных фактов.
3. Природа — символ духа.[1479]
Бог Эмерсона (которого он в другом месте назвал «сверхдушой») был имманентен вселенной. Через гармонию с природой человек достигал не просто «уподобления Богу» (стремление Ченнинга), а причастности к самой божественности. Таким образом, послание Эмерсона придавало самосовершенствованию духовное измерение и санкцию. Эмерсон получил признание этих идей, потому что американская публика испытывала беспокойство по поводу духовных вещей и охотно участвовала в схемах самосовершенствования. Больше всего он и его соратники-трансценденталисты ценили в новой форме духовности её индивидуализм: она позволяла каждому человеку напрямую общаться с божественным, не нуждаясь ни в традициях, ни в писаниях, ни в институциональной церкви. Эмерсон считал, что все существующие религиозные традиции представляют собой частичное видение конечной истины. Он находил индуизм и буддизм особенно привлекательными и обращался к ним в своей поэзии.
Эмерсон поразил американский интеллектуальный истеблишмент своего времени, когда в июле 1838 года выступил с обращением к выпускникам Гарвардской школы богословия, в котором поставил под сомнение гармонию разума с откровением в его тогдашнем понимании. Преобладающая ортодоксия в естественных науках и теологии утверждала, что обе дисциплины являются эмпирическими. Джон Локк синтезировал Просвещение с библейской религией в работе «Разумность христианства», где он утверждал, что истинность христианского богословия опирается на исторические факты: Чудеса, записанные в Ветхом и Новом Заветах, доказывали, что Христос и пророки действительно открывали божественные истины. Эмерсон бросил вызов этой ортодоксии, не ставя под сомнение, что чудеса действительно происходили, а провозглашая, что религиозная вера возникает до, а не после веры в библейские чудеса. «Стремиться обратить человека в свою веру с помощью чудес — это профанация души». Люди верили в библейские чудеса, потому что у них была вера, а не наоборот. Вера, по мнению Эмерсона, приходит через непосредственное откровение от божества, имманентно присутствующего во вселенной, а не «из вторых рук», из откровений, сделанных другим тысячелетия назад. Пожалуй, со времен суда над Анной Хатчинсон в XVII веке Новая Англия не сталкивалась с такой тревожной претензией на непосредственное откровение.[1480] Эмерсон не только заменил иудео-христианского личного Бога своей сверхдушой, он бросил вызов общепринятой концепции эмпирического единства разума и откровения. Унитарианские профессора Гарварда и кальвинистские профессора Принстона объединились в необычный альянс, чтобы осудить «последнюю форму неверности» Эмерсона. Трансценденталисты Джордж Рипли, Теодор Паркер и Орест Браунсон (который вскоре перейдет в католичество) объединились для защиты эмерсоновской позиции в одном из самых глубоких интеллектуальных споров Америки времен до Гражданской войны. В этом «споре о чудесах» религия романтического движения столкнулась с религией протестантского Просвещения.[1481]
С нашей точки зрения, в XXI веке трансценденталистка выглядит наиболее «современной» — это Маргарет Фуллер. Разносторонняя и страстная, она оказала влияние на журналистику, феминизм, критику (литературную, музыкальную и художественную) и революцию. Дочь Тимоти Фуллера, конгрессмена из Массачусетса, союзника Джона Куинси Адамса, Маргарет ещё в раннем детстве получила интенсивное образование от своего преданного отца. Повзрослев, она получила огромный багаж знаний по широкому кругу предметов и стала примером для подражания в то время, когда образованных женщин было мало. С помощью своего друга Эмерсона Фуллер редактировала экспериментальный литературный журнал трансценденталистов «Циферблат», который знакомил читателей с европейским романтизмом, критиковал американскую буржуазную культуру и слишком часто не оправдывал грандиозных ожиданий и заявлений своего редактора. Фуллер, Эмерсон и другие члены группы трансценденталистов стремились спасти свою страну от провинциализма и познакомить американскую публику с такими трансатлантическими писателями, как Гете, Кольридж и Карлайл. По их мнению, американская культура формировалась исключительно на основе кальвинизма и Просвещения. И хотя трансценденталисты разделяли долг перед этим наследием (например, в своём акценте на грамотности, индивидуализме и чувстве Божественного), они считали эти традиции ограниченными и хотели приложить больше усилий, чтобы исследовать весь спектр человеческих чувств и потенциала.[1482]