Реакция Джексона на кризис, связанный с нуллификацией, стала его звездным часом. Он сочетал твердость с примирением. Твердость безошибочно проявилась в его исторической президентской прокламации 10 декабря. Президент заявил жителям Южной Каролины, что нуллификация «является прямым нарушением их долга как граждан Соединенных Штатов» и «подрывает их Конституцию». По прямой логике Джексона, нуллификация была равносильна сецессии. Президент должен исполнять закон; сопротивление такому исполнению должно быть насильственным. Аргументы Кэлхуна в пользу мирного нуллификационного решения были нелепыми, заявил Джексон. «Не обманывайтесь названиями. Разъединение с помощью вооруженной силы — это измена».[965]
В прокламации использовались юридические знания государственного секретаря Эдварда Ливингстона, который восемнадцать лет назад вместе с Джексоном противостоял врагу в Новом Орлеане. Помимо того, что прокламация показала непрактичность нуллификации, она защищала конституционность защитных тарифов и опровергала теорию Кэлхуна о сохранении полного суверенитета штатов в рамках Союза. Многим современникам, включая умирающего Джона Рэндольфа, казалось, что Джексон оставил веру старых республиканцев и поддержал национализм Дэниела Уэбстера и Джона Маршалла. Ещё в 1830 году, будучи сенатором от Луизианы, Ливингстон одобрил синтез национализма и прав штатов, основанный на теории разделенного суверенитета, разделяемого как властью штата, так и властью страны; это было стандартной доктриной Демократической партии и останется таковой на долгие годы. Но в декабре 1832 года Джексон настоял на том, чтобы в его прокламации был безоговорочно утвержден принцип национального суверенитета.[966]
На вызов Южной Каролины Джексон ответил жестко и ответственно. Главнокомандующий укрепил гарнизоны форта Моултри и замка Пинкни в гавани Чарльстона и отправил на место происшествия два вооруженных отрезателя доходов. Люди как в Южной Каролине, так и за её пределами начали опасаться гражданской войны. Восемь тысяч вооруженных юнионистов Южной Каролины записались в армию, готовые ответить на призыв президента выступить против ополчения штата. Президент приказал генералу Уинфилду Скотту готовиться к военным действиям, но, как и Линкольн поколением позже, предупредил, что в случае вспышки насилия федеральные силы не должны быть агрессорами.[967] Чтобы удержать нуллификаторов от нападения на юнионистов в их среде, Джексон предупредил конгрессмена из Южной Каролины, что «если хоть одна капля крови будет пролита там вопреки законам Соединенных Штатов, я повешу первого человека из них, которого смогу достать руками, на первом дереве, которое смогу найти». Когда Роберт Хейн рискнул спросить: «Я не верю, что он действительно повесит кого-нибудь, не так ли?» Томас Харт Бентон ответил: «Мало кто мог поверить, что он повесит Арбутнота и застрелит Амбристера… Я говорю тебе, Хейн, когда Джексон начнёт говорить о повешении, они могут начинать искать веревки!».[968] В январе 1833 года президент обратился к Конгрессу с просьбой дать ему полномочия для решения чрезвычайной ситуации, в частности, перенеся место сбора таможенных пошлин на морские федеральные корабли и форты, вне зоны контроля нуллификаторов. Разгневанные каролинцы окрестили этот законопроект «Биллем о силе», хотя на самом деле эта мера уменьшала вероятность вооруженного столкновения между властями штата и федеральными властями. В то же время представитель Гулиан К. Верпланк из Нью-Йорка, демократ и свободный торговец, внес на рассмотрение поддержанное администрацией предложение о радикальном снижении тарифов, которое сразу же сократило бы пошлины вдвое. Джексон хотел убедиться в лояльности остальной части хлопкового Юга, и в вопросе тарифов он был готов пойти на компромисс.
По-настоящему критическим аспектом ситуации стала бы реакция других южных штатов на инициативу Южной Каролины. Только при их поддержке один штат мог сделать нуллификацию жизнеспособным прецедентом. В итоге такой поддержки не последовало. Даже Миссисипи и Луизиана, где доля рабов в населении была почти такой же, как в Южной Каролине, не пришли на помощь своему братскому штату, поскольку ни один из них не разделял её отношения к Тарифу 1832 года. Наслаждаясь новой богатой почвой, юго-западные хлопкоробы не чувствовали себя так тяжело, как жители Южной Каролины, а луизианские сахарозаводчики вообще выступали за протекционизм. Поэтому не было никакого призыва к новому конституционному съезду, чтобы решить вопрос об обоснованности тарифной защиты. Вместо этого законодательные органы восьми южных штатов приняли резолюции, осуждающие нуллификацию Южной Каролины. Больше всего нуллификаторов разочаровал губернатор Вирджинии Флойд, давний друг Кэлхуна, который не смог убедить законодательное собрание этого содружества поддержать их. Резко разделившись по той же линии Восток-Запад, что и в дебатах после Нат Тернера, законодательное собрание Вирджинии в итоге приняло компромиссную резолюцию, критикующую и нуллификацию, и прокламацию президента против неё.
Во время кризиса избранный вице-президент Ван Бюрен оказывал меньше влияния на политику администрации, чем обычно. Как архитектору мерзкого тарифа, Ван Бурену было за что ответить. По иронии судьбы, законодательный орган штата, который доставил Джексону наибольшие трудности, был законодательным органом Нью-Йорка. Бактейл-демократы Ван Бюрена оказались такими ярыми сторонниками штата, что президент стал зависеть от поддержки в Нью-Йорке антимасонов, национальных республиканцев и диссидентов-демократов.[969]
Хотя готовность Джексона в случае необходимости принудить Южную Каролину, несомненно, беспокоила южан и «доуфайсов», его новая поддержка снижения тарифов, его история с удалением индейцев, его исповедание веры в строгое строительство и его несомненная преданность рабству и господству белой расы в совокупности успокаивали их. Его законопроект Форса вызвал красноречивые ораторские выступления в Конгрессе о государственном и национальном суверенитете, но не вызвал серьёзной оппозиции. Билль Форса прошел Палату представителей большинством более чем в три четверти голосов (149 против 48), а Сенат — при одном несогласном (хотя девять южных сенаторов, в том числе из Южной Каролины, остались в стороне).[970] По крайней мере, на данный момент рабовладельческий Юг, похоже, был доволен тем, что в поисках защиты полагался на обычную политику с симпатизирующим президентом, представляющим волю большинства избирателей, а не на новую и радикальную теорию суверенитета штатов. Каролинское стремление к нуллификации как к средству защиты от гипотетических будущих несправедливостей казалось большинству южан, как бы сильно они ни ненавидели протекционизм, квиксотическим стремлением к абстракции. То, как Кэлхун действовал в качестве посла Южной Каролины на последовавших за этим переговорах, подтвердило это суждение. Ради абстракций, чести и обещаний о будущем он отказался от многих ощутимых тарифных уступок, которых мог бы добиться.
Кэлхун не захотел принимать законопроект Верпланка, потому что он исходил от администрации. Вместо этого он предпочел договориться с Генри Клеем, хотя это означало иметь дело с человеком, гораздо более серьёзно настроенным на тариф, чем Джексон. Клей взял тариф Адамса за основу для обсуждения. Чтобы успокоить северных овцеводов и владельцев мельниц, он убрал главную уступку Адамса Югу и снова повысил пошлины на сырую шерсть и дешевые шерстяные ткани. Полученный в результате тариф он соглашался снижать крошечными шажками в течение следующих восьми лет, и наконец в 1842 году существенно понизил его до 20 процентов по всей стране. Что получил Кэлхун от этого? Ему пообещали, что этот процесс в конечном итоге приведет к тарифу, в котором все ставки будут фиксированными адвалорными, так что никакие конкретные товары не будут «защищены», и можно будет утверждать, что вся структура тарифов существует только для получения дохода. Однако на самом деле многие товары, не конкурирующие с отечественными производителями, ввозились совершенно беспошлинно, чего вряд ли можно было бы ожидать, если бы тариф действительно служил только для получения прибыли. Кэлхун подписал соглашение, хотя ранее жители Южной Каролины утверждали, что для получения дохода достаточно тарифа в 12,5%. Вместо билля Верпланка нуллификаторы получили компромиссную меру Адамса за вычетом самой важной уступки, плюс обещания, которые, однако, будущий Конгресс мог отменить. Клей заключил удачную сделку, обеспечив (как он объяснил в частном порядке) «номинальный триумф» Кэлхуну, «в то время как все существенные преимущества были обеспечены Штатам, применяющим тарифы».[971]
