Эта грандиозная программа обсуждалась с первых дней правления Монро. Джексон одобрил её; президент отреагировал на неё с характерной двусмысленностью. Монро, казалось, одобрял и эмиграцию, и ассимиляцию, но не стал давить на коренных американцев, чтобы они приняли ни то, ни другое. Вместо этого он позволил военному министру Кэлхуну продолжать поддерживать образование и экономический прогресс в существующих племенных владениях.[833] В последующей администрации и президент Адамс, и его военный министр Джеймс Барбур были убеждены, что ассимиляция и гражданство США представляют собой единственную справедливую долгосрочную политику в отношении индейцев. Но после тщетных попыток отстоять законные права индейцев в 1826 году Барбур заявил: «Они видят, что наши обещания нарушены, что счастье индейцев — дешевая жертва для приобретения новых земель». Как выразился Барбур в 1826 году, «они видят, что наши обещания неискренни, что наши обещания нарушены, что счастье индейцев — дешевая жертва для приобретения новых земель». К концу своего срока Адамс с неохотой пришёл к выводу, что удаление, вероятно, является единственной альтернативой беззаконному уничтожению племен и гибели или порабощению их членов от рук штатов. Он стал рассматривать отчуждение коренных жителей белыми как неизбежную трагедию, которая представляет собой «вечную борозду для моих чувств». Но он по-прежнему хотел, чтобы в процессе соблюдались закон и порядок и верховенство федеральной власти.[834]

В послании Джексона «О положении дел в стране» утверждалось, что переселение индейцев будет «добровольным». На самом же деле все знали, что не останется камня на камне, чтобы добиться такой «добровольной» миграции. Джексон был лично хорошо знаком с методами подкупа, запугивания и мошенничества, с помощью которых договоры навязывались нежелающим их заключать народам, поскольку с 1816 года активно участвовал в обеспечении ряда земельных уступок со стороны цивилизованных племен. Чтобы дать понять, что он на самом деле имеет в виду, президент заявил, что федеральное правительство не будет защищать индейцев в их нынешних местах проживания, если штаты распространят на них свою юрисдикцию. Это заявление было явным отходом от политики Адамса. Джексон велел коренным американцам «эмигрировать за Миссисипи или подчиниться законам этих штатов». Подчинение законам Джорджии для криков или чероки означало невозможность голосовать, судиться, владеть имуществом, свидетельствовать против белого человека или получать кредиты. Для Острых Ножей (так индейцы называли Джексона) притворяться, что такое подчинение представляет собой жизнеспособный вариант, дающий коренным жителям шанс «влиться в массу нашего населения», было, по меньшей мере, неискренне. («Я был уверен, что индейцы не смогут жить по законам штата», — признался Джексон в частном порядке). На самом деле, когда предыдущий федеральный договор (1819 г.) об уступке земель чероки гарантировал гражданство и имущественные права тем коренным жителям, которые решили остаться, Джорджия отказалась принять эти условия.[835]

Президентский законопроект об удалении индейцев вызвал ожесточенные дебаты, в результате которых сформировались взгляды, которые оказались удивительно устойчивыми в определении поддержки и оппозиции администрации Джексона. Поскольку сами коренные американцы находились вне политического сообщества, им приходилось полагаться на белых единомышленников в Конгрессе и обществе в целом. За дверями Конгресса наиболее заметные группы, участвовавшие в движении против удаления, состояли из протестантского духовенства и женщин. Во главе движения стоял Иеремия Эвартс, секретарь-корреспондент Американского совета уполномоченных по иностранным миссиям (ABCFM), межконфессиональной организации, спонсировавшей большинство христианских миссионеров среди индейцев. Чтобы понять роль миссионеров, необходимо тщательно охарактеризовать их отношение к делу. Страстно преданные распространению протестантского христианства и западной цивилизации, они почти не интересовались культурой коренных жителей. Но в то же время они безоговорочно верили в разумность, моральную ответственность и равную человеческую ценность своих индейцев. Гордясь христианским меньшинством чероки и поддерживая экономическое развитие племени, миссионеры приветствовали достижения Секвойи. Лишение индейцев собственности и их депортацию они осуждали как жестокое предательство. Эвартс активно лоббировал, организовывал митинги протеста и петиции, писал мощные трактаты в защиту прав аборигенов, используя псевдоним «Уильям Пенн». Эссе Пенна были перепечатаны более чем в ста газетах, и их прочитали, по современным оценкам, полмиллиона человек.[836]

Кэтрин Бичер, дочь Лаймана Бичера и сестра Гарриет Бичер-Стоу, возглавила женскую оппозицию против удаления. Работая анонимно, она организовала кампанию, чтобы завалить Конгресс петициями женщин, выступающих против удаления. «Женщины защищены от ослепляющего влияния партийного духа», — утверждалось в её циркулярном письме. Не будучи избирателями, но являясь защитницами морали, милосердия и семейных ценностей, женщины могут «сочувствовать страждущим». Типичная петиция из Халлоуэлла, штат Мэн, осуждала удаление как подрыв усилий по «просвещению и христианизации» индейцев. «Мы не хотим, чтобы церковь, школы и домашний алтарь были повергнуты перед алчным богом власти».[837] Используя подобные формулировки, Бичер и её коллеги по петиции ловко избегали лобового вызова мужскому превосходству и пытались обернуть свой протест в защитную доктрину XIX века «раздельных сфер» для женщин и мужчин. Несмотря на это, политики-демократы, такие как сенатор Томас Харт Бентон из Миссури, высмеивали их и их единомышленников-мужчин.[838] Беспрецедентная по масштабам мобилизация женского мнения по общественному вопросу, петиция Кэтрин Бичер против «Удаления» задала образец, которому в последующие годы будет следовать движение против рабства.

И женщины, и мужчины, выступающие против удаления, использовали сеть евангелических колледжей и организаций, а также систему коммуникаций для мобилизации своих последователей. На этот раз реформаторы морали развернули гораздо более масштабную кампанию, чем в случае с саббатарианством. Их деятельность и поддержка не ограничивались оплотом неопуритан Новой Англии; самая большая из женских петиций, собравшая 670 подписей, пришла из Питтсбурга. Мартин Ван Бюрен был поражен, когда его собственная племянница в лицо осудила удаление индейцев и сказала ему, что надеется, что он и Джексон проиграют выборы 1832 года.[839] В Нью-Йорке была поставлена популярная пьеса «Метамора», основанная на войне короля Филиппа в 1675–76 годах, чтобы укрепить и использовать симпатии белых к индейцам. Ведущий американский актер Эдвин Форрест сыграл главную роль сакхема вампаноагов, который мужественно сражался с наступающими поселенцами. Когда спектакль отправился на гастроли в Огасту, штат Джорджия, бойкот заставил закрыть его.[840] Но даже на Юге мужественные противники удаления выступили с речью, как, например, адвокат Роберт Кэмпбелл из Саванны, который предупредил своих соотечественников из Джорджии, что они навлекут «вечный позор» на свой штат. «В наше время в цивилизованных странах не было случая изгнания членов целой нации из их домов или изгнания целого населения из его родной страны», — заявил он.[841]

В Конгрессе самым красноречивым критиком законопроекта Джексона об удалении племен был сенатор Теодор Фрелингхейзен из Нью-Джерси, видный сторонник ABCFM и других благотворительных ассоциаций, таких как Американский союз умеренности и Американское библейское общество. Фрелингхайзен предложил поправку к законопроекту, которая подтвердила бы обязательство правительства защищать племена в их существующих местах, пока они не подпишут новые договоры; это продолжило бы политику Монро и Адамса. От имени этой поправки он выступал в течение шести часов в течение трех дней. Один за другим сенатор разрушал аргументы, приводимые в оправдание односторонней экспроприации, начиная с утверждения, что потребности белого общества оправдывают захват земель коренных жителей. Он осудил «бесцеремонное» поведение Джорджии, нарушившей Хоупвеллский договор. Фрелингхайзен не отказался от использования американской армии для защиты чероки от вторжения Джорджии, если это будет необходимо. «Пусть такая решительная политика будет проводиться в жизнь в соответствии с величием наших законов, и, сэр, Джорджия уступит. Она никогда не столкнется с ответственностью или ужасами гражданской войны. А если и столкнется, то на наших юбках не останется пятен крови; на ней самой вина будет лежать вечно». Эта непоколебимая принципиальность принесла Фрелингхайзену прозвище, которое он носил всегда: «христианский государственный деятель».[842]