Последние слова Тай Сум произнесла одними губами, и дракон не расслышал слов. Да и не пытался.

Нельзя провожать другого в вечность и не быть ему ближе всех прочих в эти мгновения. Ведь даже отчаянный храбрец страшится неизвестности, окончательности, страшится идти в вечность один, потому нет в эти неумолимые мгновения ничего важнее, чем рука, на которую можно опереться.

И невозможно ответно не впустить в своё сердце того, кто уходит в вечность, сжимая твою руку. Впустить на несколько мгновений — зная, что след останется навсегда.

Какое-то время Илидор сидел недвижимо. Его плечи словно придавила вся мировая скорбь, он не мог сейчас пошевелиться, ему казалось кощунственной сама мысль нарушить грянувшее плотное молчание, со всей принесённой им непоправимостью и какой-то странной затёртой торжественностью.

Снаружи едва слышно доносился топот ног толпы, напев дудки и весёлые голоса.

Дракон медленно повёл плечами, ослабляя хватку крыльев и всей мировой скорби. Аккуратно разжал пальцы Тай-Сум и вытащил из них тубус с чертежами.

Шарманка больше не плакала. Это докучливое устройство наконец замолчало и теперь расстилало вокруг себя тягучую, равнодушную, совершенно окончательную тишину.

Вместо шарманки плакало что-то внутри золотого дракона.

Пожалуй, Йеруша должно было слегка насторожить, что в ответ на вопрос «Где найти мага сживления?» жители посёлка Сварья кривились, скалились, плевали себе под ноги и, ускоряя шаг, проходили мимо, не удостоив Йеруша ответом. Но его это не насторожило — он слишком поглощён был близостью к цели и не думал ни о чём другом.

Илидор даже не пытался скрыть зубастую улыбку. Почти все эльфские маги, которых он встречал ранее, вызывали у него ровно те же эмоции, что у людей, населявших посёлок Сварья, и, как считал Илидор, эльф, способный создать нечто столь сложное и странненькое, как костюм для подводного плавания, просто обязан был оказаться самым отвратным магом из всех. Потому очень закономерно, что жители Сварьи перетряхиваются от одного лишь упоминания о нём.

В конце концов старушонка, ведшая по улице облезлую вредноглазую козу, в ответ на вопрос Йеруша махнула рукой на лодочный причал, а от него провела дрожащий палец в направлении ближайшего из островов, разбросанных в виду Сварьи.

У причала стояли три обшарпанные плоскодонки, а островок выглядел удивительно зловредным — кочерга знает, как это ему удавалось. На дальней его оконечности торчала деревянно-каменная и тоже очень зловредная с виду башенка.

Следуя за Йерушем к причалу, Илидор прикидывал — он бы добросил до маговского островка камень? Среднеувесистый такой, весом примерно в одну десятую стуна, из тех, что удобно ложатся в ладонь и которыми можно здорово бить людей по головам? Да, почти наверняка дракон бы добросил до острова камень. А вот человек — едва ли.

Хотя остров находился совсем рядом, добрались до него не сразу. Вначале, сев в лодку, оба взяли себе по веслу, но тут неожиданно для Йеруша обнаружилось, что Илидор не умеет грести, так что лодка какое-то время задорно крутилась по серой воде под ругань Найло и смех дракона. Потом Йеруш сам сел на вёсла, но у него так тряслись руки от возбуждения, от близости цели, что грёб он не многим лучше Илидора.

Пока Йеруш сражался с вёслами и сонным течением, на пристани даже собралась небольшая группа селян, привлечённых необычным зрелищем. Местные весело и живо спорили, кто же победит в этом негаданном противостоянии, всей душой болея за лодку, поскольку она-то была своя, родная, сварьинская, а примаханные чужаки — невесть откудошние.

Однако Йеруш совладал с вёслами и взял на остров мага уверенный, хотя и несколько нервный курс.

Единственная тропа к башне шла через отсечённый оградой сад. Входную арку охранял страж — шестирукий воин-щитник, тесаный из каменных блоков, соединённых шарнирами и толстыми прутами. В камень там и сям были вкрючены обрезки металла. На двух из шести рук воина висело по круглому щиту, в остальных руках он держал оружие: шестопер, кастет, дубинку и копьё.

Дракон при виде стража развернул плечи, вытянулся, и что-то командное появилось в его вздёрнутом подбородке, в сжатых губах и порывистости движений — а в следующий миг Илидор снова был обычным Илидором. Безотчётная реакция его тела на появившийся рядом механизм могла бы дать Йерушу много поводов для раздумий о войске Илидора, которое осталось в глубинах Такарона, о его связи с драконом и месте в его мыслях, — но Йеруш на Илидора не смотрел, он раздувался ноздрями, подпрыгивал на ходу и нёсся к башне, нёсся к магу сживления Фурлону Гамеру, до которого наконец добрался через все возможные препятствия и парочку неосмыслимых.

За спиной стража, за садовой оградой, росли как попало кусты и деревья, которые трудно было опознать с облетевшей листвой, стояли там-сям беседки, между двумя вроде бы яблонями болтался забытый с лета матерчатый гамак.

Сад, пожалуй, мог уронить в восторженный обморок гимблского механиста — столько тут было всевозможных приспособлений, при том большая часть из них выглядела недоделанной или неработающей, что давало восхитительный для всякого безумца повод возиться с этими механизмами снова и снова, пока они не начнут делать что должно или не сотрутся в труху, изнемогнув. Между деревьями стояли каменные, глиняные, деревянные, плетеные устройства, на которых то ли упражнялись в магии сживления, то ли просто измывались из любви к сочетанию несочетаемого.

Эльф и дракон шли через этот тихий безумный сад, как через привратье, отделяющее мир яви от мира магии или сна, или безумия, а может, всего вместе.

Дверь в башню оказалась заперта, и барабанить колотушкой пришлось так долго, что Йеруш забеспокоился, не помер ли Фурлон Гамер от старости, пока они добирались до Сварьи. И вообще: что прикажете делать, если дверь не захочет открываться — карабкаться по стене, лезть в окно, кричать, ожидать неведомо чего и сколько?.. Найло, добравшийся наконец до конечной цели своего пути, был так взбешён и обескуражен этой пустяшной последней преградой, что разорался не хуже приморской чайки. Дракону пришлось пригрозить треснуть Йеруша, если тот не утихнет.

В конце концов дверь открыли — а возможно, распахнули пинком, только сделал это вовсе не почтенный маг Фурлон Гамер, а совершенно внезапная эльфка. Как показалось Илидору сначала — совсем юная, лет семнадцати. Пушистая шапочка светло-рыжих волос, мелкие черты треугольного лица, сильно выпирающие ключицы в горловине плотного серого платья. Взгляд прямой и цепкий, глаза прозрачно-серые с тёмно-пурпурными пятнышками. И по этому прямому взгляду, по отсутствую в нём всякой приветливости как-то сразу сделалось ясно: эльфка — полноправная хозяйка башни.

— А где делуля? — слабым голосом спросил Йеруш.

— Я за него, — ответила эльфка сухо.

Скупым движением подбородка указала на придверную стену, и золотой дракон увидел одну из самых безвкусных композиций, какие ему доводилось зреть: в стену вделан деревянный ключ размером с ладонь, а под ним (ох уж эти маги сживления!) вьётся надпись, составленная из песчинок и мелких речных ракушек: «Победителю-ученику от побеждённого учителя».

— Ты избила старика-эльфа и отобрала у него эту башню? — притворно удивился дракон.

На самом деле он бы не удивился. Ощущался в этой эльфке какой-то внутренний напор.

— Я получила достоинство преемницы и позволила ему наконец отойти от дел, — всё так же сухо ответила она. — Он решил посвятить себя преподаванию и уехал в Университет Ортагеная.

Йеруш издал утробный стон.

— Так что если вам нужен Фурлон Гамер, то двигайте в Ортагенай. Если у вас дело к магу сживления — можете говорить со мной. А если сами не знаете, какого жварного шпыня вам надо, то убирайтесь отсюда и отнимайте время у кого-нибудь ещё. Мне работать надо. Лодки в той стороне.