***

Юльдра, сын Чергобы — маг смерти. Он не может исцелять. Он может лишь облегчать уход тем, кто подошёл вплотную к границе между мирами.

Хватит уже бесплодно стучаться в закрытые двери, хватит убеждать себя, что двери могут открыться, — они не могут, они не должны, они чужие. Пора наконец обратить внимание на собственную дверь, на ту, которая открыта, пусть из неё и не исходит успокоительного сияния, пусть она открывает и не тот путь, который красиво выглядит в свете солнечных лучей.

Что поделать, если желанного таланта у Юльдры нет и никогда не будет, как не будет, к примеру, крыльев? Убиваться по этому поводу, выжигая себя изнутри — или начать ценить то, что ему дано? Ведь зачем-то оно дано.

Может быть, его талант — вовсе не нелепое недоразумение, а именно та сила, которая и нужна Храму Солнца, чтобы проложить себе новый путь, именно здесь, именно сейчас, потому что не зря ведь Юльдру всегда так тянуло именно сюда, в этот лес, к этой Башне, которой верховные жрецы других Храмов из других мест не придавали особого значения? К Башне, которую все другие жрецы воспринимали просто как часть памяти об истории Храма, но не как место, куда стоит прийти, чтобы… чтобы…

Они тут и правда ничего не могли. А Юльдра?

Может быть, здесь, именно здесь, в Старом Лесу, он способен применить свой странный дар в полную силу и на благо Храма Солнца.

Может быть, в байках старолесских народцев есть крупица истины.

И тогда с обратной стороны границы будет стоять другой маг смерти.

Йеруш Найло и его проводник котуль Ньють встретились у сгона в землях людей и какое-то время шли по торговой тропе, весьма оживлённой. Пожалуй, даже слишком оживлённой, если бы кто-нибудь спросил мнения Йеруша. То и дело им с Ньютем приходилось сходить с дороги и пережидать на обочине, пока протрёхает мимо повозка, запряжённая мурашом или гусеницей, или пока проедет группа на волочи-жуках. Одни торговцы направлялись к сгонам, другие от них, воздух полнился гулом голосов, скрипом колёс, шуршанием одежд, звяканьем ремешков, смехом, руганью, ворчанием.

Кряжичи тут почти не росли — тропу сторожили в основном сосны. Высоченные, старые, пахнущие сухой хвоей и влажной корой, явственно уставшие от бесконечного мельтешения у своих корней, от звуков, сотрясания почвы, безостановочно летящего и льющегося в подлесок мусора — обрывки верёвок, заплесневевшие краюхи, ягодные косточки, сырные корки, затхлая вода, крошки мушино-грибных брикетов, которыми кормили ездовых мурашей…

Иногда торговцы с тележками, упершись друг в друга на дороге, вступали в горячий спор: кто кому сейчас должен уступить.

— Я тяжко гружёный, — упирался возница-человек и бросал наземь вожжи своей гусеницы. — Не объехать мне тебя чрез колею!

— А у меня ценные составы, — трепетал ноздрями эльф, сидящий на передке телеги, запряжённой парой мурашей. — От самого Шарумара несу их бережно, ровно младенцев. Если я съеду с дороги на тряские кочки, то кто компенсирует помутнение ценных составов? Уж не ты ли?

— В башке у тя помутнение, — отвечал возница-мужик, сплёвывал наземь, и начиналось великое стояние на торговой тропе.

Пешие, ругаясь, обходили повозки. Проводники-котули, сопровождающие упёршихся друг в друга торговцев, отправлялись за грибами: в их задачи не входило решать дорожные споры чужаков. Стояние на тропе могло длиться по полдня и закончиться чем угодно, от драки всех со всеми до общего братания и трёхдневной пьянки.

Йеруш и Ньють обошли две пары таких повозок и несколько групп людей и эльфов, едущих на волочи-жуках. Почти ничего необычного. По таким же дорогам Найло ходил с Храмом — и сейчас, как и тогда, он безотчётно прислушивался, искал среди дорожного гомона звуки лёгких, будто танцующих шагов или бессловесное пение, или даже шорох огромных крыльев, которому совершенно не место в Старом Лесу.

Может, не стоило отмахиваться от Илидора, раз уж тот прекратил дуться и молчать? С ним путь был бы всяко веселее. И безопаснее. И ещё, что ни говори, не стоило оставлять его при Храме. Вдруг Юльдра как-то помешает Илидору уйти своей дорогой до толковища? До того как у жрецов всё окончательно полетит в пропасть? Будет очень плохо, если туда же затянет золотого дракона.

А потом Ньють свернул на неприметную тропу и повёл Йеруша прочь с людской территории. Повёл Йеруша, наверное, самыми заброшенными, забытыми, необитаемыми дорогами старолесья, настолько забытыми, что впору было усомниться, не явились ли эти места из какой-нибудь другой реальности, не врезались ли ни в старолесье из какого-нибудь иного места или времени. До того как пуститься в дорогу с Ньютем, Йеруш едва ли мог представить, что в Старом Лесу может встречаться и такое.

Эльф и котуль шли по песчанисто-глинистым пригоркам, где растёт разве что чертополох да тощий терновник и гнездятся неприветливые чёрно-белые птицы с крючковатыми клювами. Потом продирались через буреломы, которые перемежались совершенно чистыми круглыми полянами. На полянах вольно паслись гигантские гусеницы и не было видно больше ни одной живой души. Потом была холмистая местность, просторная, жёлто-серо-пыльная и одинокая, в ней жил только ветер, гоняющий туда-сюда пыль и жаркость, а между холмов виднелись давно заброшенные остовы навесов, обрывки одеял, полузанесённые пылью глиняные черепки.

Ньють не заговаривал с Йерушем, да тому было и не надо. Йеруш тоже молчал, шагал мерно, упорно и почти не глядя по сторонам. Найло вовсе не ожидал, что путь к кровавому водопаду окажется приятно-прогулочным или что он будет пролегать по каким-нибудь особенно хоженым местам. Разумеется, нет. Разумеется, место, о котором никто не помнит, затеряно в никому не интересных землях, и дорога к нему непроста.

Собственно, а когда дороги Йеруша Найло были лёгкими?

Путники шли несколько дней, и Йеруш против своего обыкновения почти не замечал, как утекает время, совсем не думал о том, как можно было бы использовать его эффективнее. Просто шёл и шёл за своим хвостатым проводником, чуть прихрамывая на обе растёртые ноги, вцепившись двумя руками в лямки рюкзака и глядя себе под ноги. Шёл и думал: неужели он действительно движется сейчас к своей главной цели, к самой-самой важной цели своего пути, и она уже близко, так близко, что почти различима на горизонте?

Сколько лет он потратил на её достижение на самом деле? Когда по-настоящему был сделан первый шаг на пути, который привёл Йеруша Найло сюда, на жёлто-серую пыльную тропу среди заброшенных кем-то холмов? Ведь в действительности этот путь начался не в день его встречи с Ньютем и даже не в день когда Йеруш вошёл в Старый Лес, и не тогда, когда он впервые прочитал заметки о живой воде, скучая в библиотеке Донкернаса.

В каком-то смысле этот путь начался в тот день, когда из Донкернаса сбежал Илидор. В тот день, когда Илидор заморочил Йерушу голову, но заодно и напомнил, что у Йеруша была мечта — о чём-то по-настоящему большом и важном. Именно после этого обрели смысл библиотечные записи, привлекшие внимание Йеруша и его погрязание в Такароне, и знакомство с Храмом Солнца, уходящим из Гимбла. Именно тогда Старый Лес смог призвать к себе Найло. Ведь пока Йеруш не помнил, что у него была мечта, он не мог увидеть дорог, которые к ней ведут, не мог разглядеть нужных кусочков реальности и понять, что они имеют к нему отношение.

Но первый, действительно первый шаг по этой дороге Йеруш сделал гораздо, гораздо раньше, за многие годы до Илидора и Донкернасской библиотеки. И Найло мог едва ли не точностью до дня сказать, когда он начал путь к самому главному своему свершению, которому предстоит наконец состояться в дебрях старолесья…

Хотя родители Йеруша считали, что их сын очень неорганизован, — лет с четырнадцати он хорошо выучился себя дрессировать и не пытался больше избегать неизбежности. Йеруш просто шёл и делал то, что всё равно придётся сделать, и старался с первого раза показать максимально достойный результат — просто чтобы не тратить на это больше времени, чем необходимо, чтобы потом не переделывать, чтобы не выслушивать бесконечных историй о вечно-тупом-разочаровывающем-всех-Йере.