— Илидор! — взволнованно-восторженно орал Йеруш, бегая от дракона вокруг жука. — Илидор! Давай ты успокоишься!

— Не говори мне! Что я должен делать! Найло! Кочергу тебе в глотку! Заткнись хоть раз в жизни! Затолкай свои ценные мнения себе в уши, нахрен!

— Так в уши или нахрен?

Дракон рявкнул и вдруг с какой-то нечеловеческой силой пихнул жука в бок — почти швырнул жука, что было совершенно невозможно, потому что жук весил, наверное, как три или четыре Илидора, но какого-то ёрпыля Илидор его почти швырнул, и волочи-жук, запутавшись в собственных ногах, рухнул на спину. Йеруш едва успел отпрыгнуть и, поняв, что между ним и драконом нет больше никакой преграды, мгновенно взбледнул: вид у Илидора был бешеный, он как будто не вполне даже понимает, где находится и что видит перед собой.

Краем уха Илидор услыхал воинственно-всполошенное шипение котулей, а краем глаза увидел сквозь кровавую пелену мелькание чего-то крупного и невразумительного, похожего на гигантское недовитое гнездо.

Шикши. Пятеро. Не иначе как те, которых путники уводили за собой от самого котульского прайда. Полунники наверняка уже потерялись по дороге, но шустрые шикши должны были следовать за ними до конца следующего дня, пока наконец не поймут, что их обманули и этот отряд вовсе не направляется в шикшинские земли. Сейчас преследователи не то потеряли осторожность и подобрались слишком близко, желая понять, какой кочерги сейчас происходит между путниками, не то решили захватить кого-то из жрецов. Один из шикшей, передвигаясь на лозах-лапах, как огромный паук, пошуршал к опешившему Кастьону и потянул к нему удлиняющиеся руки-ветки. По ним хлестнул жучиным кнутом Базелий. Второй шикшин принялся бочком обходить его, котули снова зашипели. Они сидели, подобравшись в сёдлах, глаза их бегали: на шикшей, на жрецов, на Илидора, на Йеруша, а потом котули вытаращенными глазами смотрели друг на друга, пытаясь определить, кто из них будет за вожака в этой неожиданной ситуации.

А потом вдруг осторожные движения сменились мельтешением и беготнёй, тихое шипение — криками, и вот уже Илидор гоняет по поляне двоих шикшей, напрочь забыв про Найло и его перевёрнутого жука.

— Кто-то забыл, что ему нужно прятаться! — орал дракон, носясь кругами за шикшинскими гнёздо-пауками и размахивая неведомо когда подхваченным со своего жука мечом. — Кто-то сейчас получит по наглой деревянной морде!

Один шикшин откатился в сторону Тай и Букки, принялся что-то истошно трещать котулям, а те в ответ шипели и наступали на него своими волочи-жуками. Ещё двое шикшей так и катались туда-сюда кругами, улепётывая от Илидора, а тот обещал настучать им мечом промеж лоз. Четвёртый шикшин петлял между жуками и пытался схватить Илидора за ногу, но промахивался и лишь раз чувствительно стегнул его лозой по бедру, на что дракон рявкнул нечеловечески и кинулся уже за ним. Пятый шикшин обхватил Йеруша за талию и волок его в лес. Йеруш ругался, вцепившись обеими руками в ногу своего волочи-жука, который так и барахтался на спине, и колотил шикшина пятками, а тот жалобно трещал, но не разжимал хватки.

Двое шикшинов, за которыми перестал носиться Илидор, снова кинулись к Кастьону, один обвил гибкие ветви вокруг его плеч и рывками стал тащить жреца с жука, другой ловко подставил лозу Базелию, который бросился было на помощь Кастьону, но теперь, подвернув ногу, сидел и ругался на земле, и тут же хлестнул по лицу третьего жреца, самого незаметного и тихого, имени которого Илидор не помнил.

А потом раздался треск — такой негромкий, но отчего-то оглушительный, какой-то бесповоротный, и следом за ним разнёсся победный драконий рёв. Шикшин, тащивший Йеруша, поджимая обрубок руки, свернулся в шар и покатился прочь. За ним следом, дрогнув, помчались остальные, напоследок хлестнув лозами тех, до кого успели дотянуться, — подломили ногу жуку Тай, оставили горящую болью отметину на ухе и щеке Базелия, сильно оцарапали шею безымянному жрецу. Напоследок два убегающих шикшина с размаха хлестнули Илидора по спине. Тот подскочил с воплем «Ах ты сучок недопиленный!», взлетел в седло своего жука, треснул его по панцирю, углубив недавно сделанную вмятину, и жук со всех ног понёсся за улепётывающими шикшинами.

— Стой! — Йеруш схватился за голову. — Куда тебя понесло? Илидор! Илидо-ор, вернись, идиотский дра… идиотский храмовник! Да что ж такое!

Спина Илидора исчезла между деревьями.

Первыми опомнились котули — Ыкки стукнул своего жука по панцирю и помчался следом за драконом, что-то бросив Букке. Тот прижал уши и махнул рукой.

— Что происходит?

Найло подскочил к котулю и хотел было потрясти его за грудки, но Букка сидел на жуке, потому Йеруш потряс жука, который этого даже не заметил.

— Ыкки позаботится про то, чтобы друг Храма не потерялся в лесу и прибыл на условленное место, — очень вежливо пробубнил Букка, хотя весь вид котуля говорил, что он слабо в это верит.

— А если эти штуки с лозами ему голову открутят? — подпрыгивал Йеруш. — А если они заведут его в гнездо таких штук с лозами? А если…

Двое котулей одновременно зыркнули на эльфа и тот понял, что заботиться о неоткрученности своей головы Илидору придётся самостоятельно.

Как ни протестовал Йеруш, как ни топал ногами и ни грозил утопить Букку и Тай в самом большом котульском пруду грусти — не дождавшись возвращения Илидора и Ыкки, отряд двинулся дальше по заранее спланированному маршруту. Нужно было успеть добраться в людские земли до наступления темноты.

***

По дну оврага стелется туман, и выглядит он слизким, скользким, чуть пульсирующим, словно тело гигантского змея. Издалека несётся песня на несколько голосов — спокойная и протяжная, которую поют без всякой цели, скорее по внутренней потребности вплести частицу себя в действительность, потянуться голосом до самого окоёма, туда, куда простирается взгляд и куда, быть может, просится душа. Голоса вроде как человечьи, но разве в лесу можно быть уверенным? Какой кочерги людям пришло в голову петь в лесу по ночам?

— Вы можете выпаривать соль из солёного источника в ваших землях, знаете? — говорил Йеруш.

Глаза эльфа блестели так, словно он сам сейчас же готов броситься выпаривать соль из «того» источника или из другого, или даже из источника, в котором соли отродясь не было. Букка заинтересовался, подсел поближе. Тай покосилась на них и сосредоточилась на палочках с грибами-прыгунами, которые запекались над костром. Палочки уже окрасились синим — не упустить бы момент, когда нужно снять грибы с огня. Чуть передержишь — и уйдёт привкус сырой рыбы, а кому нужны грибы без вкуса рыбы? Жрецы лежали вповалку с другой стороны костра, под лёгким дорожным навесом. Дремали, вымотанные этим безумным днём.

— Просто нужен колодец, — объяснял Йеруш Букке и рисовал что-то палочкой на земле. — Колодец поглубже и в нём бадейка, чтобы черпать воду, да, колодец — очень хорошая штука, ведь вода из него никуда не денется, даже если захочет сбежать! Ещё потребуется во-от такая штука, вроде гигантской сковороды, и под ней печь с поддувалом. И тогда, если ровными руками, то есть лапами, регулировать печной жар, чтобы рассол в сковороде чуточку кипел, но только чуточку, вы ведь понимаете, что такое чуточка, ну так вот!..

Из темноты справа, где вечером совершенно точно был овражек, теперь нарастает шорох, а может быть, топот. Словно тысячи ног и лап одновременно шагают по земле. Словно какой-то поток-процессия течёт пёстрой рекой в едва различимую рябь и пропадает в сизой дымке до того, как ты поймёшь, слышал что-то на самом деле или тебе просто привиделось.

— Так, Букка, — перебил сам себя Йеруш Найло и требовательно ткнул палочкой в сторону котуля, — ну-ка скажи мне ещё раз, что с Илидором всё будет в порядке!

— Илидор, стой! Повертать на восток — то не дело. Ся дорога сокрыта веками, по ей никто не ходит!