Ага, наконец-то! Летиция вышла и бродит вокруг бассейна и разговаривает вслух с Элием, воображая, что ее никто не слышит. Она уговаривает его быть осторожным и побыстрее вернуться. Потом начинает ругать за безрассудство. И опять зовет.

А вот еще шаги. Кто-то вошел в маленький садик. Остановился.

Кто это? Неужели? Ну да, это Гимп. В красной тунике, в броненагруднике он просто красавец. Очень смахивает на актера, который только что получил крошечную роль легионера в современной пьесе. Это уже интереснее…

— Я вступил в армию, — сообщил Гимп, старательно разглядывая мозаику перистиля. — Все говорят о предстоящей войне. Значит, будет несложно получить гражданство.

— Ты меня покидаешь? — Летиция капризно скривила губы. — А я тебе не разрешала. Ты мне служишь. Мне и Элию. — Гимп смутился. — Ты всегда охранял меня, — напомнила она. — Кто же будет теперь заботиться о моей безопасности?

— У тебя будет другой охранник.

— Какой?

Она огляделась, но, разумеется, не заметила Гета. Хотя змей висел у нее над головой и нагло размахивал хвостом.

— Потом скажу. Я сейчас о другом… — Гимп замолк.

Летиция тоже молчала. Была смущена. В его внимании и преданности было что-то сверх обыкновенной дружбы. И он ей симпатичен. Но и только. Неловкость все возрастала, становясь непереносимой.

— Я… я… — пролепетал Гимп, все более смущаясь. — Я — твой отец.

Ну надо же! Изумленный Гет свалился с ветки. Летти в ужасе отскочила в сторону, позабыв о только что сделанном признании бывшего гения Империи.

— К-кто это? — пролепетала она, разглядывая огромного змея.

— Это твой новый охранник! — бодрым тоном сообщил Гимп.

— Этот? — Летти отступила за спину Гимпу.

— Ага, охранник, — подтвердил Гет, подняв огромную плоскую голову, раздвигая губы, что должно было означать улыбку.

Улыбка была очаровательная. До того очаровательная, что у Летиции подкосились ноги, и она опустилась на мраморную скамью.

— Это бывший гений, — подтвердил Гимп. — Он хороший. Только ест много.

— Думаю, у домны Летиции хватит денег, чтобы меня прокормить, — сделал очень верное предположение Гет.

Летти машинально кивнула, затем повернулась к Гимпу.

— Кажется, ты что-то сказал… или… мне послышалось?

— Да, сказал.

— И это правда?

— Да.

— Мне известно, что я дочь гения. Но не знала, что это именно ты. — Кажется, она не особенно была поражена признанием, — Я бессмертна? — Гимп отрицательно покачал головой. — Тогда это не имеет значения.

Гимп от изумления открыл рот.

— Иногда я буду думать о тебе, — милостиво пообещала Летиция.

Гимп кашлянул, прочищая горло.

— Ты не винишь меня?

— Винить? Вот глупость. Самое бесполезное занятие в мире. Лучше поинтересуйся, нет ли у меня желания тебе отомстить. — В глазах ее вспыхнули лукавые огоньки.

— Ну и как — не желаешь? — спросил он, подыгрывая Летиции.

— Нет… Ты подарил мне жизнь. За это не мстят.

Гет хихикнул и ударил по мозаичному полу могучим хвостом.

— А у тебя нет детей? — спросила Летиция змея.

— Насколько я помню — нет. — Змей смутился. — Но за столько лет память может и изменить…

Гимп устроил прощальный пир. Гостей было немного. Вернее, гость один — Гет. Змей, прихотливо раскинув кольца своего огромного тела, занял ложе, предназначенное для троих людей. Стол меж пирующими был весь заставлен яствами. Гимп сам приносил блюда с кухни. Гет тут же все обнюхивал — и жареных цыплят, и окорока.

— С фермы? — спрашивал строго.

— С фермы, — не моргнув глазом, отвечал Гимп.

— Сразу чувствуется, что свеженькое, — удовлетворенно кивал Гет. — Не то что заваль из магазина.

— Наелся? — спрашивал Гимп.

— Шутишь? — улыбался Гет. И Гимп бежал вновь на кухню, и вновь возвращался с полным подносом.

— Впервые слышу, что у гения есть ребенок-человек. — После третьего проглоченного целиком цыпленка Гет мог уже говорить не только о еде.

— Гении тщательно скрывают свое отцовство. — Бывший гений Империи подлил в чашу бывшему гению Тибура неразбавленного вина.

— Да, о гениях никто толком ничего не знает. Ни боги, ни люди, — согласился Гет, проглатывая четвертого цыпленка. — Сколько всего насочинено! То делили гения человека пополам: один плохой, другой хороший. На плохого удобно свалить все подлости, а человечек окажется не при чем. Плохой гений во всем виноват. То различали гениев мужских и женских[143]. Людям очень нравится раскладывать все на отдельные кучки. Эх, жаль нас осталось так мало!..

Гет вздохнул и отказался от пятого цыпленка.

— Оставь. Я его утром съем…

— Он же будет не суперсвежим… — напомнил Гимп.

— Ерунда. Я и тухлятину могу есть, когда жрать охота. — Гет громко рыгнул, не успев прикрыться хвостом. — Отличный обед. Чем же тебя отблагодарить, Гимп? Что у меня есть? Несколько маленьких тайн… Но ты и сам их наверняка знаешь.

— Какие тайны? — насторожился Гимп.

— Ну, к примеру… Список тайных агентов императора. Их имена известны только Руфину и Скавру. И больше никому. Даже «Целий» ничего не знает об этих людях. Хочешь, я их тебе назову… М-м… пожалуй, я все же съем этого цыпленка, — и Гет проглотил жареную птицу целиком. — Итак, слушай…

И Гет стал называть имена.

Элий спал. Ему снилась чудовищная стена, она поднималась до неба и закрывала солнце. Она была черной, и с нее медленно падали хлопья черного пепла. За стеной непрерывно звучали голоса. Гортанные, чужие. Элий приложил ухо к стене и услышал глухие монотонные удары. Будто там, заменой, билось чудовищное сердце…

Он проснулся от истошного визга колес — поезд тормозил. Римляне верят снам. Любые сны пророческие. Даже те, которым не суждено сбыться. Все дело в умении толковать. Элий был плохим толкователем и потому старался поскорее забыть ночные кошмары. Но эту черную стену, вырастающую до небес, он забыть не мог.

Из открытого окна тянуло прохладой. Ночная степь лениво дышала, ожидая утра. Дождь кончился. Воздух был наполнен ароматами, прохладен и свеж. Впереди состава луч прожектора рассекал ночную тьму. Телеграфные столбы вдоль дороги стояли ровно, как часовые. Но один споткнулся и повалился вперед. Элий попытался разглядеть в темноте продолжение цепочки, но не смог.

По проходу вагона загромыхали калиги гвардейцев, кто-то рванул наружную дверь. Несколько человек выпрыгнули из вагона и побежали вдоль насыпи. Лучи электрических фонариков метались по сторонам. Грохнул одиночный выстрел. Черная тень подпрыгнула и исчезла.

— Глупец, это антилопа, — сказал кто-то. Голос был так отчетливо слышен в ночном воздухе, будто преторианец говорил над ухом Цезаря.

Элий натянул тунику и вышел из купе. В проходе стоял преторианец. Элий отстранил его и заковылял к выходу. Преторианец зашагал следом. Элий помедлил в дверях, втянул полной грудью ночной воздух. Внизу на насыпи остановился гвардеец. Сверкнул в свете фонаря золоченый шлем.

— Рутилий?..

Трибун поднял голову.

— Пути разворочены взрывом. Телеграфные столбы повалены. Сейчас мы определяем, насколько сильны повреждения.

— Монголы?

— Вряд ли. Скорее местные грабители. Гвардеец бежал к ним. Рутилий навел на лицо бегущему луч фонарика.

— Впереди на путях поезд. Паровоз и три вагона сошли с рельс. Состав разграблен. Двое убитых. Пассажиры перепуганы насмерть. Каждый лопочет свое. Но в одном сходятся: грабители — арабы. Местная банда.

— Этим людям нужна помощь? У них есть раненые? — спросил Цезарь. — Надо дать им воду и продукты. У них наверняка ничего не осталось.

— Я распоряжусь, — отвечал Рутилий.

— Когда смогут починить дорогу? — спросил Элий. Рутилий пожал плечами.