— Ты хоть что-то можешь сделать для меня? — спросила мама. — Хоть чуть-чуть?

— Я сегодня с тобой. Разве этого мало?

В следующий миг тарелка с рыбой в кляре полетела профессору в лицо. А еще через пять минут сам профессор, отвратительно ругаясь, мчался вниз по лестнице, позабыв вызвать лифт.

Маленькая Катюша сидела под столом и поднимала куски упавшей на пол рыбы. Она видела, как рядом мамины туфли — лакированные, на высоких каблуках — шагали взад и вперед. Ей почему-то казалось, что ходят одни туфли, что ног у мамы больше нет. И самой мамы как бы тоже нет. Почему ей так казалось, она не знала. Катюша торопилась обтереть салфеточкой от мусора рыбу и отправить в рот. Впрочем, мусора было мало — к приходу профессора мама всегда мыла полы.

— Катька! — раздался мамин голос. Значит, она все же была здесь. Еще здесь. Катюша спешно проглотила последний кусочек. — Катька, обещай мне!

— Что, мамочка?

— В твоей жизни никогда не будет женатых мужчин! Никогда!

— Обещаю, мамочка. Но почему?

— Тогда никто не посмеет смертельно тебя унижать. Если ты будешь женой, ты будешь держать его. — Она стиснула кулаки.

— Но разве муж не может уйти от жены?

— Умная жена никогда не отпустит мужа. Никогда. — Мама уселась за стол. Ее туфли застыли одна против другой. И Катюша услышала, как мама плачет.

«А вдруг я глупая, — подумала Катюша, — и у меня ничего не получится, как у мамы?»

Через два года маму положили в больницу. Сделали операцию. Исхудалая, она лежала на кровати и глотала пригоршнями лекарства. Потом была еще одна операция. Катя сидела в коридоре, мимо нее сновали какие-то люди. Потом вышел какой-то дядя в белом халате и принялся что-то объяснять Катьке.

«Мамы больше нет... Почему нет?» — Катюша не плакала. Она недоумевала.

Катюшу забрала к себе мамина мать. Бабка была очень старая. От нее всегда пахло мочой. В доме было бедно и грязно. Катюша знала, что от матери остались какие-то деньги, но бабка не тратила их — прятала под матрасом на черный день. Однажды, когда бабка ушла в магазин за хлебом, в дом забрался воришка (замки были хлипенькие) и деньги украл. С тех пор бабка рехнулась. Сидела в углу на стуле и что-то непрерывно бормотала, перечисляла обиды, вспоминала ужасы войны, проклинала Катюшину маму и Катьку.

— Ты хоть помнишь, кто я такая? — спрашивала Катюша.

Старуха смотрела на нее темными мутными глазами.

— Нет, не помню, — произносила бабка после мучительных раздумий.

Бабка умерла, когда Катьке исполнилось шестнадцать. Умерла в январе. Катька продала все, что смогла продать, купила поддельный идентификатор, который состарил ее на два года, и ушла за врата в марте. Ушла навсегда.

Лишенный растительности холм напоминал облысевшую голову. Ни снега, ни травы, только сероватая, похожая на складчатую слоновью голову земля. И свет здесь не походил на солнечный — была только иллюзия света. Мортал наоборот.

Виктор шагал и ел на ходу консервы, хотя есть не хотелось. Поташнивало. Голова кружилась. Ожог не зажил и не заживет никогда на этих холмах, где время почти остановилось. Васильев трусил следом, нес мешок с боеприпасами и едой плюс автомат. Громко, с натугой дышал, но не отставал, поспевал за привыкшим к долгим переходам Ланьером.

— Скорее! — рядом с Виктором опять возник Бурлаков. — Мары почти уже рядом с белым кругом. Ты должен их опередить.

— Легко сказать — должен! А как я войду в крепость? Не думаю, что охранники Хьюго впустят меня с радостью и не посадят при этом в карцер. Могут и шлёпнуть. Не исключен и такой поворот событий.

— Войдешь через заднюю калитку. Я ее показывал тебе.

— Отлично! Сразу об этом подумал! Но как? Не подскажешь? Я оставил ключ от калитки (впрочем, как и всё остальные) тебе перед уходом из крепости. Или ты забыл об этом после смерти?

— Все помню. Ключи лежат под камнем в сотне метров от калитки. С наружной стороны, — объяснял призрак Бурлакова.

— Не понял. Ты всегда держал ключи под ковриком? И многие об этом знали?

— Нет. Эти ключи для тебя. Я положил накануне своей смерти.

— Что?! — Виктор остановился. — Так ты знал, что я не вернусь? Знал, что меня похитят?

— В чем дело? — спросил Васильев. — С кем ты опять болтаешь?

— Погоди! Тут важный разговор с бывшим боссом. Терпеть не могу общаться с начальством. Но все равно приходится выяснять, как тебя планировали обмануть.

— Я думал — мы торопимся! — пожал плечами майор.

— Ты прав — надо торопиться! — Бестелесная рука напрасно указывала вперед — Виктор не двигался. — Спеши! Дорога каждая минута.

— Ты знал, что меня похитят? Отвечай: знал или нет? Или я и шагу не сделаю!

— Знал, — уступил призрак.

— Еще скажи, что ты подстроил похищение! — выдвинул смелую версию Виктор.

— Подстроил, — не подумал отрицать Бурлаков.

— Как же так... — Портальщик опешил. Онемел на миг. Потом взорвался. — Это же подло! Подло!

— Я знаю, что подло. Я сам ненавижу подлость. Но мне нужно было, чтобы ты очутился в Валгалле.

— Зачем?

— Некогда объяснять. Потом. Ты поймешь, когда встретишься с герцогом. Нетрудно будет догадаться. Обещаю.

Виктору очень хотелось повернуть назад. Хотелось, но он вспомнил о Каланжо и Димаше. Если крепость захватят мары, то наверняка его друзьям придет конец. Хьюго непременно полезет в ловушку. Сам он, может быть, и вырвется. Но людей своих угробит, не дрогнув. Каланжо и Димаш — люди Хьюго? Ну нет, не бывать такому никогда!

— Пошли, майор! — Виктор двинулся дальше. Ненависть душила его. Он шагал и выкрикивал ругательства.

И ускорял шаги. Потом побежал. Майор кинулся догонять.

— Что случилось? Призрак обидел? — спросил Васильев.

— Угу. Смертельно. Никогда не прощу! Ты слышишь — не прощу!

Бурлаков не ответил.

— Тише, нас могут услышать мары, — остерег Васильев.

Виктор увидел крепость. Она возвышалась посреди белого круга, величественная, обнесенная частоколом. Но что-то в ней изменилось. Виктор поначалу не понял — что. Потом сообразил: крепость на миг осветилась алыми лучами заходящего солнца. А потом опять погрузилась в серую мглу.

Призрак не обманул. Ключи лежали под большим плоским камнем. Проникнуть в крепость теперь не составляло труда — немногочисленные охранники сбежались к воротам и к западным башням: мары уже приближались. Виктор опередил их минут на пятнадцать — не больше.

Ланьер отпер дверь. Калиткой редко пользовались, и петли предательски заскрипели, но некому было услышать их пронзительный журавлиный крик. Ланьер скользнул внутрь. Васильев за ним. Их никто не видел — как они крались мимо складских помещений к замку, как проскочили внутрь. Здесь они столкнулись с женщинами. Те, вообразив, что в крепость уже ворвались мары, с визгом кинулись врассыпную — кто на кухню, кто по лестнице наверх, на второй этаж. ' Однако не все были достаточно проворны. Виктор успел поймать тоненькую, похожую на эльфа Таю за руку.

— Вы! — крикнула девушка испуганно. — Опять вы! — Девушка втянула голову в плечи и заслонилась руками, как будто ожидала, что Виктор ее ударит.

Ланьер не стал уточнять, что значит это «опять». Только спросил:

— Сколько охраны в крепости?

— Десять, или нет, двенадцать, — пролепетала Тая. Она смотрела на Виктора как на призрака.

— Кто теперь главный?

— Хьюго.

— Я не о том. Спрашиваю: кто сейчас, именно сейчас главный. Кто замещает Хьюго?

— Лобов.

— Ты нас не видела. Поняла? — Тая послушно закивала. — От маров отобьемся. Поняла? — Она опять кивнула — чисто механически. — Ничего не бойся.

Виктор отпустил ее руку, и Тая умчалась. Ланьер и его спутник беспрепятственно отперли дверь, ведущую в подвал, и спустились по ступеням.