— Поражен грандиозностью моих планов? — продолжал Бенит. — Я уберу Цезаря, потом Руфин уберет Элия, а уж потом мы с тобой, дорогой папашка, придумаем, как не торопясь убрать Руфина. Настало время массовой уборки. Урожай созрел.

Пизон вновь наполнил свой кубок и осушил.

— А потом ты уберешь меня?

— Нет, дорогой папочка. Ты сам устранишься. Отойдешь в тень и будешь мне помогать добывать власть. А я буду помогать тебе добывать деньги. У нас будет совместная компания. «Пизон и сыновья. Рим и провинции». Неплохо звучит? Мы как два братца Диоскура — один бессмертный, другой — обычный человек.

— Потише, пожалуйста, — шепотом попросил Пизон.

— А что такого? Неужто Руфин не знает истории о двух любящих братьях Касторе и Поллуксе? Не волнуйся, папашка, доносчиков никто не слушает нынче. Лучше давай заключим пари на миллион сестерциев, что я сделаюсь Августом.

— Руфин еще жив и не собирается умирать.

— Миллион, папаша. Неужели тебе жаль миллиона для родного сыночка?

И он ударил разом двумя ногами по клавиатуре. Пизон сморщился, как будто пронзительные звуки органа в самом деле раздались в комнате.

Отставной фрументарий Лапит пробирался по рынку меж женщин в ярких двуцветных платьях и слуг с сумками и корзинами. Лапит любил сам ходить на рынок и выбирать зелень и фрукты. А еще он непременно останавливался возле торговца антиквариатом, в основном поддельным, что расположился под пестрым тентом возле статуи Меркурия. Но среди его барахла порой встречались подлинные и по-настоящему ценные вещицы. Завидев постоянного покупателя, старый торговец-сириец ожесточенно замахал руками, приветствуя Лапита.

— О благородный и несравненный Лапит! — кричал антиквар, хотя бывший соглядатай был от него еще в десяти шагах, — я нашел для тебя подлинное ожерелье царицы Клеопатры. Только посмотри!

И старый пройдоха достал из-под прилавка потертый кожаный футляр. Внутри тускло поблескивала нитка дешевых гранатов. Вряд ли подобное ожерелье надела бы даже служанка Клеопатры. Лапит презрительно хмыкнул.

— Не нравится? Тогда я поищу что-нибудь другое… Что скажешь о броши в виде скарабея?

Антиквар суетился, выбирая подходящую вещицу среди многочисленных безделушек.

— Лапит… — услышал соглядатай рядом с собой незнакомый голос.

Он обернулся, но никого не увидел.

— Не оборачивайся, сделай вид, что интересуешься барахлом этого жулика, — продолжал голос.

Странный голос… Но только чей? И тут Лапит почувствовал, что у него холодеют руки и ноги, — он увидел, как мраморный Меркурий повел нарисованным глазом и едва заметно подмигнул. Лапит уронил корзинку с зеленью.

— Я простоял целый час на солнцепеке, пока ты ползал по рынку, выбирая пучок редиски, — шептал Меркурий. — А теперь слушай меня внимательно. И не отвечай вслух, только кивай головой. Понял?

— Да, — выдавил Лапит.

— Что ты сказал, доминус? — Тут же повернулся к покупателю антиквар.

— Ничего, — Лапит кашлянул, прочищая горло. — Лишь то, что сегодня выбор не велик.

— Что поделать. Подлинно интересный товар попадается все реже и реже.

Может, тебя интересует мумие? Эта смола, по вкусу напоминающая амброзию.

— Ничего не говори, идиот, — прошипел Меркурий. — Только кивай.

Лапит послушно кивнул.

— Ты купишь мумие? Сколько? — радостно воскликнул антиквар.

— У тебя есть кто-нибудь на примете, кто может проследить за фургонами из Массилии? Куда везут черные камни, похожие на смолу? Мне нужен пункт назначения. И как можно быстрее. У тебя есть верный человек?

Лапит несколько раз кивнул.

— Я достану завтра. Завтра ты придешь? Непременно? — в восторге лопотал торговец.

— Ах, прохвост! — воскликнул каменный Меркурий. — Торговля этим суррогатом запрещена. Ее варят из мумий фараонов. Жулик.

— Жулик, — подтвердил Лапит, забыв, что должен соблюдать молчание. Антиквар обиделся:

— Клянусь Меркурием, сделка будет честной! Может, возьмешь этого скарабея?

Всего сотня сестерциев. А он из знаменитой гробницы Тутанхамона, раскопанной археологом Картериусом.

Скарабей был месяц назад сделан в захудалой мастерской в Луксоре из полудрагоценных камней.

— Как только узнаешь, куда везут руду, явишься немедленно в мой храм, — продолжал наставления бог жуликов и торговцев. — Принесешь в жертву петуха, а затем сообщишь все, что удалось узнать. Все понял?

Лапит кивнул.

— Я так и знал, что тебе понравится. Замечательный скарабей! Он принесет тебе счастье! — ликовал торговец — давненько ему не удавалось так ловко ввернуть покупателю примитивную подделку.

Лапит скривился, но вынужден был вытащить из кошелька несколько монет и расплатиться. Оставалось надеяться, что боги компенсируют вынужденные расходы. Но Меркурий не торопился это подтвердить. Тогда Лапит покосился на статую. Она больше не подавала признаков жизни — не подмигивала нарисованным глазом и не хмурила брови. Обычная статуя Меркурия, такую можно увидеть на каждом рынке.

Утром Кассий в который раз подтвердил, что некий прибор обеспечивает Элию «тень» и ни боги, ни гении не способны теперь обнаружить беглеца. В самом деле их никто не беспокоил в маленьком домике в Никее. Воздух был пропитан морем, и каждый вздох, казалось, укреплял силы и прибавлял здоровья. Элий хотел даже отправиться в ближайший храм Меркурия и сжечь несколько зерен благовоний на алтаре в благодарность за удачное завершение путешествия, но Кассий строго-настрого запретил сенатору выходить из сада. При этом медик бросил на Элия странный, как будто испытующий и одновременно виноватый взгляд.

И этот взгляд очень не понравился Элию. Точно такие же взгляды бывают у сенаторов, когда они собираются завалить твой законопроект и сообщают сочувственно, что предложенный закон всем хорош, но они никак не могут его поддержать.

— Ты узнал, где сейчас Юний Вер? И что с ним? — встревожился Элий.

— По последним сведениям вернулся в Рим. С ним все хорошо. Даже очень… очень хорошо… — Кассий смутился, снял очки и протер стекла. — А тебе лучше поспать, это придаст сил.

Элий был уверен, что Кассия что-то мучает, но не мог понять — что.

Элий завернулся в простыню, как в тогу, и спустился к своему деревянному ложу возле бассейна. Он надеялся, что Летти придет сюда вновь. И он ждал ее прихода.

«Старый идиот! — одернул он сам себя. — Ухлестывать за четырнадцатилетней девчонкой! Совсем выжил из ума».

Но подобные упреки не привели его в смущение. Лета сама почти что призналась ему в любви. Но в следующее мгновение ему представилось, что она ушла на пляж со своими ровесниками, плещется в море, а потом валяется на золотом песке. И он понял, что примитивно ревнует. Он почти до конца придумал эту сценку на пляже, когда услышал знакомое шлепанье босых ног. Элий хотел подняться ей навстречу, но не успел — она налетела маленьким ураганом и повалила его на ложе..

— Как здорово, что ты здесь! — воскликнула Летти.

— По-моему, тебя не обучали хорошим манерам, — его голос прозвучал чуть более сурово, чем хотелось самому, — ненароком она толкнула его в больной бок.

— Здесь Лазурный берег! На побережье можно наплевать на все манеры и правила, на все-все… И мы с тобой можем общаться без всяких условностей, вот так запросто.

Она погладила его по руке, и одно ее прикосновение возбудило его.

Разумеется, это не любовь, это легкое опьянение, но как приятно быть опьяненным!