Обернулась к младшей дочери.

– Спасибо, что приехала, да могла б и не тревожиться, – пошла к выходу вперевалку. – Как не было с нее проку, так и нет, бестолочь косорукая. И чего было ждать от свихнутой?

Ласса тихонько шмыгнула следом, повелительно махнув рукой ребенку. Умма так и не подняла глаз.

Когда голоса во дворе затихли, она легла на кровать и долго-долго лежала, глядя на расплывающееся пятно света в низком грязном окошке.

Никто из родителей и головы не повернул, когда Умма уезжала, зато, пока она проехала улицу, встретила почти всех соседей.

Ее скоренько благодарили за помощь и тут же многословно принимались укорять, что она так быстро покидает деревню. Как она может уехать, когда у одной соседки коза кашляет, у другой цыплята померзли, у третьей руки в бородавках?

Под конец девушку догнал раскрасневшийся деревенский голова, Оррий-Грамотный.

– Девонька моя! Ты куда наладилась? Уезжаешь? Да как же! Я б тебе местечко выделил, избу хорошую, да нам бы своя магичка! Ты ж не шебутная, как бабка твоя была, от той деревня натерпелась – а ты ж девка хорошая, толковая! Оставалась бы!

Умма помотала головой, едва сдерживая злые и досадливые слезы. Всех, решительно всех она расстроила, для всех оказалась недостаточно хороша, полезна, толкова!

Последней ей встретилась Ласса – Умма выезжала за околицу, а сестра заходила в деревню. В волосах у нее была паутина, на ноге – свежая тонкая царапина.

Девушки долго, молча и горько смотрели друг на друга, потом Умма пнула пятками ослика, да и поехала себе дальше. Но в последний вздох обернулась. Сестра стояла и смотрела на нее спокойным и грустным взглядом.

– Где Аррин?

– Ар-рин? – медленно повторила Ласса и улыбнулась виновато. – В лесу потеряла. Другого рожу, нормальненького.

Умма уже заканчивала высадку нивяника, когда услышала сухой хлопок калитки и мягкие шаги по дорожке. У гостя была уверенная и легкая походка, словно он танцевал, а не шел.

– Кинфер!

Девушка выскочила из-за дома, на ходу срывая с себя перепачканный землей фартучек, и бросилась к эльфу.

Судя по выгоревшим светлым волосам, загорелому лицу и летней одежде, он только что вернулся из сельской местности – а может быть, из Меравии. Он похудел с их последней встречи, и его лицо приобрело еще большее сходство с кошачьим.

– Кинфер!

Он с готовностью подхватил напрыгнувшую на него девушку, подержал на весу, покачивая, чмокнул в висок. Опустил на землю, отстранил на вытянутых руках, полюбовался, встрепал ей волосы. Она была невыразимо хороша даже сей вздох – растрепанная, встревоженная и перепачканная в земле.

– Ты останешься? – с надеждой спросила Умма.

Эльф рассмеялся.

– Это первое, что тебе хочется узнать? Останусь, останусь. Давай показывай, как вляпалась, золотая.

Умма схватила Кинфера за руку, повела в дом.

– А Дорал тебе не сказал?

– Сказал. Но я как-то… Ты правда забрала мальчишку у лешего?

– Правда. На ослика сменяла.

– Я думал, Дорал шутит!

Дверь, ведущая в дом из сеней, была открыта, проем завешен, чтоб не налетали мухи. Кинфер отдернул занавесь, привычно пригнулся, проходя в комнату.

– Привет. Ты Аррин?

Три парящие тряпичные куколки упали на пол, мальчишка обернулся.

– Привет. А ты Кинфер?

– Кинфер, – согласился эльф, подошел, присел рядом на корточки. – Практикуешься?

– Да. Умма говорит, мне нужно упражнять со-сре-точность, а то я разнесу дом к демоновой матери и Умма никогда за него не расплатится.

– И она не боится оставлять тебя без присмотра? – Эльф поцокал языком и обернулся к девушке.

– Боюсь, – признала та. – Но я не в силах следить за ним неотлучно. Что Дорал сказал? Возьмут его в Школу?

– Возьмут, – Кинфер легко поднялся, бросил на лавку котомку, поискал глазами ковш с водой, нашел и припал к нему. Умма завороженно следила, как на рубашку эльфа падают капли воды, – но не теперь. Он слишком маленький. В десять лет, ну в девять – привози и отдавай, а до того – ни в какую не хотят.

Девушка прижала ладони к щекам. Она так надеялась, что Дорал что-нибудь придумает!

И что делать теперь? Скромных заработков магички едва хватало ей самой, к тому же она подумывала о переезде в город покрупнее, к тому же она не любила детей и понятия не имела, как их нужно растить, к тому же…

– Поэтому, – спокойно закончил Кинфер, – я отвезу его в Эллор.

Эльф снова присосался к ковшу с водой, как будто не замечая двух удивленных взглядов.

– То есть как это – отвезешь в Эллор? – переспросила Умма. – Просто вот так возьмешь и отвезешь? Разве эльфы принимают в Эллоре людей? И растят там человеческих детей?

– А я их попрошу, – отрезал Кинфер.

Сказано это было так, словно простое «попрошу» все объясняло.

Магичка переступила с ноги на ногу.

– И что, они воспитают Аррина эллорцем?

– Хотел бы я на это посмотреть. Нет. Слушай, три года в Эллоре – это лучше, чем три года в глухой деревне, где тебя ненавидят, или чем три года с безалаберной теткой, которой не до детей. У меня там родственники, они отличные эльфы и у них куча своей малышни. И маги в Эллоре есть – проследят, подучат. В общем, если у тебя нет плана получше…

Умма посмотрела на Аррина. Отдавать ребенка незнакомым эллорцам казалось ей верхом бессовестности. Даже если сама она не имела ни желания, ни возможности его воспитывать. Но как единственная вменяемая родственница мальчика…

– Чушь, – сказал Кинфер, поняв ее сомнения. – Ты не сможешь толком о нем заботиться и не дашь ему десятой части того, что дадут эллорцы. К слову, Дорал одобрил мое предложение, а ты его знаешь – он магу плохого не посоветует.

– Ну если уж Дорал… А я смогу его навещать? А если ему там не понравится, его можно будет забрать?

– Я хочу в Эллор! – заявил Аррин. – Мне все понравится! Кинфер, там правда большая семья? А они добрые? И много детей? С ними можно играть? И можно будет чаровать? А животные есть?

Кинфер на все вопросы утвердительно кивал, и мальчишка повторил, обернувшись к тетке:

– Умма, я очень-очень хочу в Эллор! Эй, а мне дадут такую же сережку?

– Нет! – твердо ответил Кинфер. – Сережки надевают неисправимым эллорским эльфам. А мы попросим вырастить тебя приличным человеком!

Под левой ногой с хрустом почил огрызок бублика. Такой черствый, что даже не размок в этой гнусной мороси.

Дождливым вечером столичный рынок был мрачным, угнетающим и почти безлюдным. Над редкими островками-прилавками колыхались свечи в стеклянных колпаках, да над некоторыми шатрами оставались поднятыми пологи.

Было тихо.

Лениво сползали с деревянных навесов грязные холодные капли. Влажным хрустом разносилось эхо шагов. Лавочники смотрели на красивую светловолосую девушку в простом шерстяном платьице не то с досадой, не то с надеждой: распродаться им хотелось, а сил торговаться уже не было. Потому окликать девушку и нахваливать товар они не торопились.

Умма и правда пришла сюда в самом конце дня именно в надежде сэкономить. Она не то чтобы бедствовала, но в последнее время работы было мало, а тут еще праздник на носу… Однако, пройдя по первому ряду с десяток шагов, магичка напрочь забыла, что привело ее сюда.