Происходило странное.

– Яблочки моченые, резаные сушеные, в меду варенные, – нерешительно завела молоденькая торговка, и Умма поняла, что стоит перед прилавком с фруктами, тупо глядя на развал.

Девушка покачала головой и отступила на шаг. Потерла лоб.

Она ощущала магические отголоски неясного происхождения. Совсем рядом было место или существо, наделенное грубой и плохо управляемой магической силой. Опасное.

Магичка сделала еще несколько шагов вперед. Под ногами опять захрустел мусор. Желтые огоньки над прилавками потускнели, затянулись мелкой рябью и стали отдаляться. На вздох показалось, что даже если она побежит, то не сможет добраться до этих огней, которые вдруг показались спасительными.

А потом все прекратилось.

Вернулись редкие звуки сонного вечернего рынка, и шелест капель по навесам, и хруст под башмаками. Свечные огни теперь снова были совсем близко.

Умма сглотнула и потерла ладонями щеки. Постояла, прислушиваясь. Ничего.

Сделала шажок вперед. Тихо.

А потом за спиной топотнуло и в плечи Уммы вцепились тонкие пальцы:

– Догадайся, кто!

Умма полагала, что гости начнут съезжаться не раньше завтрашнего вечера, поэтому на ужин предложила Бивилке наскоро поджаренные лепешки со сливовым вареньем. О том, зачем она ходила на рынок, девушка после встречи забыла напрочь, до того обрадовалась подруге.

Умме было неловко за скромное угощение, но Бивилка не привередничала. В Школе, где обучают магов, на вспоможение не больно-то разгуляешься, и если родня не помогает, то волей-неволей приучаешься быть рачительным. Или начинаешь подрабатывать, но тут у обеих подруг не больно-то складывалось, как в Школе, так и после нее. Так что простенькие поджаристые лепешки Бивилка уписывала с большим энтузиазмом.

– Другая сторона жизни на вольных хлебах, – Умма сунула в печь ковш с водой и села за низкий шаткий столик напротив подруги. Тоже потянулась за лепешкой, зачерпнула ложку густого варенья. – А вот отправились бы гласниками в какой-нибудь городок – жили бы получше. Как вот Оль: пошел и не жалеет!

– Так никогда не поздно, – Бивилка впилась зубами в очередную лепешку и слизала со своей ложки тягучую каплю варенья. – Шли голубя в Школу, подберут что-нибудь!

Умма замотала головой.

– Не хочу. Страшно. Тут я сама по себе – и какой с меня спрос? А если я гласный маг, присланный Школой… Ответственность за судьбу города, благополучие людей… Ух! Не по мне такая ноша.

Бивилка кивнула.

– Оль – он обстоятельный у нас. Серьезный, ответственный. И с людьми хорошо ладит. И выглядит солидно. Одно слово – гласник!

– Солидно, как же, – прыснула Умма.

– Ну, в сравнении со мной, – добавила Бивилка и вернулась к своей лепешке.

Маленькая, юркая, щуплая, с пушистой соломенной косичкой, она никак не отвечала представлениям о гласном маге, которому можно доверить благоденствие города. Бивилку легче было представить перед прялкой или на птичнике, рассыпающей зерна по кормушкам, чем в городской ратуше или за писчим столом.

А что эта невзрачная девушка была сильным и отменно обученным магом – этого на ней написано не было.

– Почти полтора года самостоятельности, – размышляла вслух Умма. – Уже должно было что-то наладиться? Или вольная жизнь – не моя дорога? Быть может, нужно решиться да и податься в гласники, приучиться к ответственности, а?

Бивилка замотала головой, улыбнулась.

– Ты нарочно на себя наговариваешь, Уммочка, да? Чтобы мне не обидно было? Ты же тут хорошо устроилась – правильно сделала, что перебралась в столицу. В том-то городе, как он назывался… где ты жила в прошлом году? Там у тебя домик был совсем на отшибе, крохотный – а тут как хорошо, тепло, просторно! Как с работой-то, Уммочка, наладилось? Магов же тут небось тьма темная!

– Магов много, – согласилась подруга и гордо вскинула голову, – но мои зелья – лучшие в городе! Многие травки сама собираю, кое-что выращиваю, да и рецепты – не обычные, а мои собственные, улучшенные!

– Это значит, твои настойки быстрее помогают?

– Это значит, что они еще и вкусные.

Умма, потянувшись, потащила от печки ковш с горячей водой. Охнула, ухватившись свободной рукой за спину, и принялась разливать кипяток в кружки, в которые уже успела набросать сушеные малиновые ягоды.

– Стареешь, подруга, стареешь, – ехидно протянула Бивилка. – Двадцать три года! Ха!

– Только через два дня, – напомнила магичка и подвинула к подруге кружку.

– Оль будет на твоем дне рождения?

– Конечно, будет. Вот же всем наш Оль хорош, даже списаться с ним проще простого – сидит в своем Мошуке спокойненько, не то что некоторые шатуны!

Бивилка сосредоточенно изучала всплывшую ягодку в своей кружке.

– Вот Шадека найти – та еще задачка, – Умма полюбовалась на алеющие уши подруги и принялась намазывать варенье на лепешку.

– Так он приедет? – Бивилка наконец подняла взгляд на подругу.

– Приедет, приедет, – успокоила Умма. Бивилка смутилась еще больше и снова уткнулась в чашку. – Послезавтра утром жду. Бивочка.

– Что?

– Вы с ним встречались в последнее время?

– Было дело, – грустно ответила девушка и неохотно уточнила: – Случайно. В середине зимы.

– И что?

– Ну что. Одно семейство в северном поселке наняло сначала меня, потом его. Так и столкнулись. Помогли тому семейству, а потом несколько месяцев ездили по трактам вместе. Ты не выпучивай на меня глаза, Уммочка, ничего такого. Ездили и работали, хорошо и дружно, на радость себе и всем вокруг. – Бивилка помолчала, глядя в чашку, и тихо продолжала: – Он приучал меня снова искать. Людей, не вещи. Просто так, без нужды. Подмечал какого-нибудь путника, а через несколько дней создавал мне образ, и я начинала искать его. Мы могли ехать по следам долго-долго. И Шадек все время был рядом, и я как-то, знаешь… привыкла снова искать людей. Не бояться. Когда он рядом.

Девушки помолчали.

– Я даже думала, что так оно и останется, потому что… с ним спокойно. – Бивилка грустно улыбнулась. – Я глупости говорю, да? Это ж Шадек. Все время затевает что-то. Мы не сидели на месте, брались выполнять любые, самые странные просьбы людей, которых встречали. И с ним рядом это не казалось глупым. Было спокойно, словно он всегда точно знал, что делает, и мне так хорошо было, когда рядом человек, который во всем уверен. Но потом… так сложилось, что… словом, разошлись мы по своим дорогам. И я в одиночку, кажется, вновь растерялась.

– Печально, – искренне огорчилась Умма.

Бивилка некоторое время молчала, болтая ложкой из-под варенья в своей кружке, потом все-таки решила спросить:

– А Кинфер?

Подруга махнула рукой.

– Четыре месяца ни слуху, ни духу, ни весточки. Все в разъездах, все носится где-то…

– Строит из себя взаправдашнего эллорца, – понимающе улыбнулась подруга.

Умма строго нахмурилась.

– Не надо так, Бивочка. Он, знаешь, как помог мне весной? Прямо спас! А потом – как обычно. Пропал. Даже не знает, что я переехала. Я-то письмо написала, еще летом, как перебралась, но все без ответа.

– Значит, он не приедет. Ты его не нашла.

– Нет, Бивочка. Не нашла.

Работала Умма в этом же доме. Она снимала две комнаты: первую, просторную и теплую – как жилье, вторую – тесную, но светлую – как рабочий кабинет.

Покойный муж старухи, хозяйки дома, был родом из Меравии, и дом отстроил по тамошним порядкам: одноэтажный и длинный, из обожженной красной глины. В городском квартале, среди двух– и трехэтажных соседских домов он выглядел неказисто и немного нахально: вот, дескать, сколько земли я себе оттяпал! Дом терялся бы за высокими стенами других зданий, если б не стоял первым у дороги.

Днем было совершенно невозможно избавиться от уличного шума. Зато клиенты находили магичку без всяких сложностей.

– Снимать треть дома в столице! – Бивилка цокнула языком. – Пусть и не Божиня весть каких, и в рабочем квартале, но все ж таки треть дома и в столице! Милая, тебе на еду-то хватает?