Стоя в вышине на качающейся лестничной площадке, которая вот-вот грозила рухнуть наземь, Перводракон взревел от ярости и поклялся уничтожить каждый лесной народец, который посмел поднять руку на его лучшее творение — лестницу, ведущую в звёздные миры. Отшвырнув пилу, дракон вытянулся во весь рост, раскинул руки и гневно сверкнул глазами. В тот момент, когда лестница под его ногами стала рушиться наземь, Перводракон оттолкнулся от неё обеими ногами и ринулся вниз, намереваясь принять драконий облик и обрушиться на сновавших внизу людей, грибойцев, котулей и волокуш.
Но Старый Лес, самый разумный и волшебный из лесов, сумел отсечь магическую силу Перводракона, перебороть её собственной магической силой, которую развивал и умножал многие столетия. Старый Лес не позволил дракону сменить ипостась, и тот, раскинув руки, в человеческом своём облике упал наземь с преогромнейшей высоты, выше крон самых старых кряжичей.
И долго-долго никто из тех, кто был в этот день на поляне, не мог проронить ни слова.
И долго-долго потом Старый Лес не разговаривал ни с кем из них, и до сих пор лесные народы не вспоминают эту историю вслух, если только не хотят, чтобы лес снова перестал разговаривать с ними.
В том месте, куда обрушился грудью упавший с лестницы Перводракон, Старый Лес создал глубокое озеро, укрытое от глаз своих детей. То место, куда упала голова дракона, Лес обвёл кругом мёртвой печали и велел, чтобы не росли там довека ни деревья, ни ягоды, ни малые травинки, и чтобы птицы не вили в этом месте своих гнёзд. Из разорванного сердца Перводракона, своего единственного друга, Лес создал неиссякаемый кровавый водопад.
Так горюют по утраченным друзьям те, кто действительно любил их всей душой.
Глава 17. Сорвать флюгер
Впервые в жизни Илидор получил возможность спокойно с удовольствием, укрывшись от посторонних взглядов, изучать чужое тело. Да и собственное тоже, если на то пошло. И с тем же неуёмным любопытством, которое тащило его в новые места, заставляло пробовать мир на прочность, испытывать его терпение и изучать реакции на свои действия, Илидор теперь изучал реакции тела Фодель на свои действия и, практически с восторгом первооткрывателя — собственные ощущения.
Всё было не так, как с Жасаной, когда страсть отшибала даже тень рассудка и важно было лишь оказаться как можно дальше от других степняков и не свалить тот несчастный навес.
Всё было не так, как с Даарнейрией, когда страсть смешивалась с непроходящей тревожной напряжённостью — просто потому, что снящие ужас драконы двигаются и дышат немного так, словно планируют вцепиться тебе в глотку. И ещё тогда вокруг безостановочно сновали десятки эльфов и других драконов, потому что а куда ты денешься от них в Донкернасе. Нигде и никогда, ни на миг нельзя было полностью освободить голову от ожидания, что сейчас на тебя выскочит идиотски ржущий эльф или что сейчас драконица таки вцепится тебе в горло.
Теперь же было ощущение спокойной, неторопливой вседозволенности и удивительной, никогда прежде не знакомой Илидору уверенности, что сейчас на тебя точно не смотрит никто посторонний. И этого оказалось настолько много, настолько достаточно, чтобы пуститься в увлекательное изучение своего и чужого тела, что Илидор на какое-то время вообще забыл, зачем и почему он оказался в Старом Лесу и куда каждый день движется вместе с Храмом Солнца.
Из шёлковой ночной бесконечности в шатре Фодель казалось, что время остановилось, а лес благодушничает, глядя, как Храм движется всё дальше, всё ближе подбирается к селениям волокуш, всё громче распевая свои гимны.
На самом деле, конечно, Старый Лес отнюдь не был благодушен.
Да и лишнего времени у Храма не было совсем.
***
С большим трудом и неохотой, удивившей его самого, дракон выдернул себя из многодневной расслабленности, когда котули сообщили, что нашли неподалёку саррахейник. Уже много дней Храм точил зубы на саррахи и желал выжигать любые проявления этого зла при первой же возможности. Правда, зло как-то не спешило попадаться на глаза — и вот, наконец, котули его обнаружили.
— Не вздумай просто броситься на саррахи, — напутствовала Илидора котуля Тай и дёргала забинтованным ухом. — Заживо сожрут и не почешутся.
— Вообще не лезь к ним, — насупясь, посоветовал Букка. — Храм не всегда понимает, на что рот разевает. Нельзя просто взять и уничтожить саррахейник.
— И непросто тоже нельзя-у, — взмяукнул Ыкки. У него был очень встревоженный вид. — Зря мы про него сказау-ли Юльдре.
— Не сказать про него — то было противно пути света, — решительно пресёк сомнения Букка.
Ыкки не нашёлся с возражениями.
Саррахейник находился очень далеко от храмовой стоянки, и, наверное, требовалось истинно котульская способность ориентироваться в лесу, чтобы обнаружить это место. Неглубокий лог, мрачный, словно над ним висит собственная дождевая туча. Запах прелой листвы, воска и лёгкий дух гнили, который то и дело приносит меняющийся ветерок.
Долго-долго Илидор наблюдал за саррахи, забравшись на старый высохший орех. Существа эти выглядели отвратно и странно, словно кто-то пытался соединить краба, змею и вылепленного из глины человека, да передумал. Толстые и короткие извивучие тела заканчиваются плечами, из которых торчат крупные клешни, головы похожи на головы пугал, которых Илидору доводилось видеть в людских землях Декстрин. С той разницей, что во ртах пугал не было зубов.
Извиваясь-подёргиваясь, саррахи сновали туда-сюда по невидимым, но явно размеченным маршрутам. Некоторые саррахи носили в клешнях падаль, куски шкур, коры, дерева. Другие, видимо, дозорные, ничем не занимали клешни — они передвигались медленней, то и дело останавливались, поднимаясь на толстые хвосты, медленно качались вправо-влево, угрожающе воздев клешни к небу. Илидору всякий раз казалось, что они угрожают ему, дракону, что они видят его на дереве.
Но вместо глаз у саррахи были сросшиеся пухлые веки.
Мало какие существа, виденные Илидором в эльфских, людских и человеческих землях выглядели настолько омерзительно.
Понаблюдав за ними некоторое время, Илидор отметил, что одними направлениями пользуются только существа с тёмными спинами, другими дорогами ползают лишь особи с особенно длинными хвостами, по каким-то направлениям передвигались только парами. Пока дракон следил за этими созданиями со своего укрытия на дереве, они успели натаскать воды — непонятно откуда, Илидор не чувствовал источников поблизости, нарвать ягод, приволочь неистово воняющую голову зайца и вытоптать круглую колейку под одним из деревьев неподалёку.
И как, спрашивается, он должен изничтожить всё это сборище? Отыскать и сжечь их гнездо? Забросать его какой-нибудь отравой? Слезть с дерева да методично перерезать всех этих существ? Хотя перережешь их, пожалуй… Если восемь саррахи способны схватить ребёнка и отгрызть ему руку, то полсотни саррахи запросто пообедают драконом.
Букка ясно сказал, что уничтожить саррахейник просто так нельзя. И сложно так — тоже.
Ну хорошо: у каждого этого зверонасекомого есть собственный маршрут. По деревьям они, судя по всему, не лазят. Так что, если Илидор осторожно подберётся…
— Всё, что ты сделаешь с ними, я сделаю с теми, кто тебе дорог.
Дракон чуть не сверзился с ветки, услышав этот ледяной голос.
Чуть выше него на том же дереве сидела Кьелла и внимательно наблюдала за движениями саррахи. Губы её беззвучно шевелились, словно она что-то высчитывала. Или колдовала. Воительница была укутана в бархатную зелёную накидку с капюшоном, светлые волосы заплетены в две косы, на шее болтается прозрачный камень в форме клинка.
— Эти твари опасны, — Илидор щурился, глядя на неё снизу вверх — сквозь листву орешника прорезалось солнце.
Странно — только что этот лог выглядел самым унылым и серым местом на свете.
— Они — лишь симптом, — сухо ответила Кьелла. — Флюгер для того, кто понимает направление ветра.