Лес без своего друга и новых историй скучал, грустил, постепенно заскоруз умом. И когда наконец дракон вернулся, оказалось, что лес успел состариться, и у него едва нашлись силы пробудиться от сумрачной сонности, в которой он пребывал уже долгие годы.

Перводракон, как и обещал, принёс своему другу новую зверушку — кота, похожего на человека. Старый Лес обрадовался зверушке, но неизмеримо больше обрадовался возвращению друга. Много-много новых историй принёс Перводракон Старому Лесу. Долго и жадно слушал лес эти истории, и много дней провели друзья, обсуждая удивительные события самых дальних земель.

Но не сразу узнал Старый Лес, что в этот раз дракона, возвратившегося из странствий, гложет тоска. И не знал Старый Лес, на что способен дракон, тоскующий по несбыточному.

Перводракон не сказал своему другу, что больше никогда не принесёт ему новых историй и кусочков воспоминаний из неизведанных земель — потому что неизведанных земель не осталось. За свою долгую-долгую жизнь Перводракон облетел их все.

Нет, он не признался в этом старому другу. И сначала Старый Лес был счастлив, что дракон остаётся с ним так долго, что целыми днями он в своём человеческом облике гуляет среди кряжичей, дубов и вязов, купается в озёрах, лакомится земляникой и греется у костра из горикамня на своей любимой солнечной поляне у необитаемой каменной башни. Старый Лес радовался, что Перводракон приходит в поселения людей и люди встречают его приветливо. Что дракон говорит с потомками зверей, которых когда-то дарил своему другу: с волокушами, грибойцами, полунниками, и Лес гордился, что вырастил из смешных зверушек таких больших и умных существ.

Старый Лес тогда ещё не знал, что Перводракон задумал предать его, своего единственного, давнего и верного друга. Перводракон, обошедший и облетевший все земли на свете, решил, что ему ничего больше не остаётся, кроме как отправиться в звёздные миры. Неугасимая жажда нового гнала его вперёд, недостижимость звёздных миров заставляла терять разум и совесть. Перводракону не хотелось остаться одиноким, потерять своего друга, но ещё страшнее было смириться с тем, что мир больше не может открыть ему ничего нового, не может его удивить.

Из тел кряжичей, дубов и вязов дракон решил построить лестницу до самого неба — ведь звёздные миры очень далеко, до них не долететь без остановок и отдыха. Из перьев волокуш дракон захотел создать крылья для лестницы, чтобы сделать её легче и надёжней. Тела грибойцев Перводракон желал использовать, чтобы укрепить основу своей исполинской лестницы, связав её с подземной грибницей. А тела шикшей он планировал распустить на лозы и сделать неразрываемые верёвки, чтоб понадёжнее закрепить ступени. Полунников и людей дракон решил употреблять как пищу на протяжении долгого-долгого пути.

И настал день, когда Перводракон решился. В тот день он взял у людей топоры, взял лопаты и пилы и принялся рубить, пилить и выкапывать старейшие деревья Старого Леса, чтобы из плоти своего единственного друга создать лестницу, ведущую в новые миры.

— Что же ты делаешь? — возопил раненый Старый Лес, когда Перводракон начал рубить первый кряжич.

Дракон не отвечал, молча и яростно орудовал топором.

— Что на тебя нашло? — кричал ему лес. — Разве так поступают с друзьями? Я не поступил бы так даже с врагом!

— Ты сделал бы то же самое, если бы мог, — отвечал ему Перводракон, разрубая стволы стенающих кряжичей. — Кажется, ты забыл, что я сейчас не беру себе ничего чужого, а всего лишь забираю обратно своё!

Старый Лес содрогался от боли, а Перводракон рубил новое дерево, приговаривая:

— Всё, что есть в тебе, — моя заслуга и мои дары. Ты никогда не думал, что целиком состоишь из моих воспоминаний? Я приносил тебе кусочки своей памяти о других местах, приносил тебе семена растений, которые ты смог вырастить, и детёнышей зверей, которых ты смог воспитать. Я рассказывал тебе о других землях, и из моих рассказов ты почерпнул идеи и умения, которые превратил в своё колдовство. Ты стал таким важным и особенным лесом только потому, что у тебя был я. Теперь же я только беру обратно кое-что из своих собственных воспоминаний, которые когда-то оставил тебе на хранение. И ты не печалься, приятель, ведь я не собираюсь забирать всё! Я вовсе не жадный и возьму лишь то, что мне требуется!

Словно не слыша больше рыданий своего друга, Перводракон рубил деревья и строил из них лестницу. Он являлся в поселения шикшей, неотвратимый, как смерть, и забирал их детей, чтобы создать из их гибких тел прочные крепления для ступеней. Шикши хотели ему помешать, но ничего не могли сделать — недостаточно одного лишь желания, чтобы остановить кого-то столь могучего. Перводракон ловил волокуш и отрубал их крылья, чтобы прикрепить их к своей лестнице, и отрубленные крылья делали лестницу надёжной и лёгкой, и всё выше поднималась она в небеса. Волокуши тоже хотели помешать дракону, но ничего не могли сделать — одного желания для этого недостаточно, а ничего большего у них не было. Перводракон оставался глух к слезам и мольбам лесных народов, не слышал их уговоров, не замечал попыток его пристыдить. Его заскорузлое сердце не трогали слёзы, его совесть сгорела в огне неистребимой жажды видеть новые и новые миры, потому что ни в одном месте не могло быть покоя Перводракону. Его вёл внутренний огонь, неутолимая жажда, неугасимая страсть познания в том виде, в котором дракон его понимал. В какой-то момент отчаявшиеся волокуши, шикши, грибойцы, полунники хотели бежать от дракона в другие края, но не сумели оставить своего родителя, свой старый израненный лес.

Они были нужны ему.

И тогда старолесцы, столь ничтожные перед драконом по отдельности, соединили много своих слабых сил в одну великую и дополнили её мощью истерзанного Старого Леса.

И в один из дней, когда лестница поднималась уже высоко-высоко над кронами старейших кряжичей, а Перводракон, пребывающий в лёгкой и проворной человеческой ипостаси, ладил к ней новые и новые ступени, он ощутил под ногами колебания и толчки, словно из глубины земных недр выбиралось нечто исполинское и злое. Перводракон подошёл к краю лестничной площадки, но не увидел ничего, помимо длинной-длинной лестницы, творения рук своих, и отрубленных крыльев волокуш, которые трепетали перьями на ветру, помогая лестнице держаться в небе, и крон старейших кряжичей, над которыми высилась лестница.

Перводракон решил, что подземные толчки почудились ему, и вернулся к работе, но вдруг понял, что его творение, его прекрасная лестница, покосилась, а площадка между ступенями уже не выглядит такой уж ровной и надёжной. Дракон отложил пилу и снова подошёл к краю площадки, очень-очень внимательно посмотрел вниз. Его лестница возвышалась над кряжичами, монументальная и очень прочная, скреплённая гибкими телами маленьких шикши и поддерживаемая крыльями волокуш. Но дракон не видел основания своей гигантской лестницы – его скрывали кроны кряжичей, которые сейчас так старательно развернули каждый свой листочек, что ничего-ничего нельзя было увидеть внизу. А потом до дракона донёсся запах горящей плоти.

Там, внизу, лесные народы обложили основание лестницы горикамнем, и хотя стволы кряжичей, срубленные живыми, не горят, а лишь скручиваются и чернеют, источая вонь горелого мяса, — горикамень, который принёс когда-то Перводракон из-за кипящих морей, теперь разрушал его величайшее творение. Котули, которых дракон привёз своему другу лесу из последнего странствия, рыли землю вокруг лестницы, и оттого лопались тысячи тысяч тончайших нитей, которыми она была связана с подземной грибницей. Волокуши поднимались в воздух так высоко как могли и срывали с лестницы отрубленные крылья своих собратьев. А те крылья, до которых не могли достать волокуши, обстреливали горящими стрелами люди.

Одного лишь желания каждого лесного народа было недостаточно, чтобы одолеть жестокого Перводракона, которого все они ужасно боялись. Но теперь у каждого из них было нечто большее, чем желание, и теперь они могли хотя бы попытаться.