Когда Илидор наконец сможет разогнуться, толком вдохнуть и собрать мысли в кучу, он понадеется, что удар рукояти что-нибудь повредил в Рубахиных кишках.
Зычное Моргеново «Садить гитовы!» едва пробилось через запертую дверь. Бриг бросило под очередную волну, пол накренился. Йеруш скрючился у двери иссохшим деревцем, шипел ругательства, трогал кровоточащие порезы на шее, дёргал верхней губой и трясся всем телом.
Дыхание Илидора понемногу выравнивалось. Знать бы, что сейчас происходит наверху, насколько близко гигантский корабль и куда подевался кракен, про которого орал впередсмотрящий…
С немалым опозданием до дракона дошло: «Кракен» — название судна, а не чудища. «Кракен» — это тот самый корабль, исторгший себя из пучины, это на нём ходит капитан-призрак, который ищет себе новое судно и команду. И, выходит, сейчас Морген и его люди, эти вероломные куски акульих плавников — единственное, что стоит между драконом, эльфом и ожившим проклятием этих мест.
Знал ли Морген нечто важное и особенное о призраках Урочища или полагается на одну лишь неведомую Илидору шальную звезду, которая хранит бесшабашных моряков? Сумеет ли он уйти на «Бесшумном» от ужаса южного моря?
Нет, сегодня определённо не самый удачный день, чтобы оказаться запертыми в какой-то сумрачной норе, да ещё и без оружия!
* * *
Пол каюты ходил ходуном, крики наверху и грохот волн слились в один нескончаемый звуковой водоворот, а Илидор сидел напротив запертой двери, завернувшись в шарф и крылья, и занимался самым идиотским, что можно было делать в этой ситуации — разговаривал караулящего их матроса.
— Вы ж сами рассказали про клад! — Голосил Красная Рубаха с той стороны двери, и его крик доносился в каюту, как приглушённое гудение. — Значит, хотели, чтоб он вам не достался! Понимаете, небось: мышам сухопутным не по зубам такое, надо другим эту ношу доверить, другим, которые сильнее! Вот вы нас и накликали!
— И что же, вы теперь всё себе заберёте?
— Конечно, заберём! И уйдём в Пыжву, на той край моря. В Пыжве хорошо зимовать, да!
— Совсем-совсем всё заберёте? И мой меч — он теперь твой?
Голос Илидора полнился чернейшем отчаянием, но лицо оставалось невозмутимым, и Йеруш бы непременно обратил на это внимание, сохрани он способность рассуждать здраво, — но, похоже, Найло обронил эту способность где-то на палубе, когда ему приставили к горлу нож и он ощутил у своей щеки чужое гнилозубое дыхание.
— Меч теперь мой! Да! Справный меч, кто ковал-то?
— Гномский мастер.
— Ого!
Йеруш вцепился в свои волосы, слушая, как снаружи буянит море. Волны носили бриг по волнам, пол ходил под ногами туда-сюда, и было слышно, как вода захлёстывает палубу, и было понятно, что с каждым перехлёстом море подбирается туда, где сидят беспомощные, запертые эльф и дракон. Вода за дверью булькала, поднималась.
«Я же утону? — стучало у Йеруша в висках. — Она просочится, хлынет, затопит, и я утону».
— Уйди в угол, — вдруг тихо велел Илидор.
— А? — Найло вскинулся-проснулся.
— В угол, — повторил дракон сквозь зубы, сгрёб Йеруша за плечи и почти швырнул в указанном направлении.
Глаза Илидора горели так, что отблеск падал на ресницы, крылья дрожали — не от страха, понял эльф, и предпочёл тихонько скукожиться в узел подле двери, не задавая вопросов и не пытаясь влезть между драконом и его намерением, каким бы оно ни было.
— А если я тебе один секрет скажу? — спросил Илидор через дверь. — Про сокровище! Тогда ты вернёшь мне мой меч?
В голосе его была робкая надежда, а на лице — мрачное обещание, которого Йеруш в точности не понимал. На ум приходило что-то вроде «раскатать в блинчик».
— Что ещё за секрет? — заинтересовался Красная Рубаха.
— Ну, слушай. Только я не всё сразу тебе скажу, ясно? Я хочу знать, что получу за свой секрет!
«Бесшумный» в очередной раз нырнул под волну, и Йеруш чуть не выкатился из своего угла под ноги Илидору. Тот же, хлопнув крыльями, удержал равновесие и дальше сделал непонятное: отступил от двери, к которой с другой стороны прилип Красная Рубаха, сел на пол, посмотрел на низкий потолок каким-то оценивающим взглядом и…
Йеруш понял всё за миг до того, как каюту залил свет ярче солнечного, такой невозможный и нужный в этой мрачной дыре, и время застыло, как букашка в меду, и рядом с Найло появилось нечто большое и ещё более невозможное на корабле — только Йеруш не мог разглядеть дракона, ослеплённый сиянием и слезами.
Чудовищным ударом задних лап Илидор выбил дверь, и она впечатала под себя Красную Рубаху.
Когда Йеруш снова проморгался от хлынувшего света, Илидор в человеческом облике стоял на двери, придавившей матроса, возвращал в ножны меч и строго говорил Йерушу:
— Сиди тут и не высовывайся. Понял?
— Ты что, охренел? — шёпотом прокричал Найло дракону в спину. — Почему мы не улетаем? Илидор! Илидор!
Дракон исчез, словно причудился, сверху донёсся новый рёв Моргена, в котором Найло не разобрал слов, и корабль бросило вправо, впечатав Йеруша в стену каюты.
Он согнулся, обхватив себя за плечи. Дверь от качки немного съехала с матроса и упёрлась в стену углом. При мысли, что Красная Рубаха сейчас придёт в себя и увидит его, у Найло закостенел загривок.
Илидор не возвращался. В коридор затекала морская вода, пахла грозой, ужасом и утонувшими рыбами.
Йеруш потёр нос, отпустил и расправил плечи, решительно задрал подбородок и, едва не убившись об накрывшую матроса дверь, выбрался в коридор. Последовал за Илидором. Он не собирался сидеть тут и ждать, пока капитан призрачного корабля сделает его своим призрачным гидрологом, или пока Красная Рубаха очнётся и свернёт ему шею, или пока настанет конец времён в непонятно-чего-ожидании.
* * *
Илидор как раз увидел среди моряков Заряна и собирался хорошенько начистить ему лицо, когда качка вышвырнула на палубу Йеруша Найло. Илидор длинно выругался.
Йеруш вцепился в подвернувшиеся снасти, а бушующее море бросило ему в лицо гигантскую пенную волну, ледяную и хлёсткую, окатившую с головы до ног.
— Да ты какого ёрпыля творишь! — завопил Найло, мотая головой.
С его волос разлетались брызги, одежда влипла в тело, отчего Найло мгновенно стал похожим на птицу-ходульчика — тощую, длинноногую и слегка ощипанную.
— Ты утопить меня решило, или что⁈
Лишь проорав это в запале, Найло вдруг замер с открытым ртом, совершенно холодно, по-новому осмысливая прошлое и настоящее, и поразился от души: как в давнем своём сне, так и только что, запертый в каюте, он боялся воды. Он боялся, что вода может его убить, а это невозможно никак, если только вода не рехнулась бесповоротно или не обозналась, решив обрушить свою мощь на гидролога. Причём не на абы какого — на платинового выпускника Университета Ортагеная, который всю свою жизнь положил на то, чтобы вертеться рядом с водой, изучать все её мыслимые состояния и настроения, который всегда был с ней в куда лучших отношениях, чем с сушей или с кем-либо из живых существ, он растворялся в ней как мог, а вода всегда вилась вокруг него, как пространство вьётся вокруг старейших снящих ужас драконов.
Что за жварный шпынь впился в голову Йеруша, когда ему приснилось, будто он может утонуть, и какой дважды шпынявый жвар сейчас оглоушил реальное, живое, не приснившееся в кошмаре море, если оно пытается угробить корабль, на котором находится Йеруш Найло?
В груди его взбурлило негодование, он развернулся к борту, вцепившись в ванты, и гаркнул:
— А ну прекрати эту херню!
Море не слышало. Море ревело и дрожало, аж гудя, и вдалеке за бортом вздымалась гигантская, иссиня-чёрная волна. С призрачного парусника, который был уже в какой-нибудь паре корпусов от «Бесшумного», донёсся звонкий «тын-дын» рынды.
Заорали все, включая дракона, который на миг забыл, что может обратиться и взлететь, вцепился в трос, корабль тут же швырнуло на волнах, вырывая трос из рук, счесывая кожу с ладоней. Илидор спиной налетел на кого-то, тут же получил удар в висок — к счастью, скользящий, двинул назад локтем, не глядя. Ветер взвыл и рванул паруса; с неслышимым в грохоте криком сорвался с «вороньего гнезда» матрос, прочертил линию на фоне буйного неба, канул за борт.