Йеруш сильно прикусил палец и некоторое время его мусолил, прожёвывая первые восемь ответов. Потом выдохнул и неохотно пояснил:

— Я знал одну художницу в Университете.

— В Университете?

— Это такое место, где хранят охваты знайств и раздают их всем, кто сможет взять.

Тархим плавно махнул-повёл рукой, словно говоря: «Пренебречь!».

— Быть может, в Эльфиладоне это так. У нас же раздают строго необходимые, тщательно отмеренные знайства.

Йеруш фыркнул.

— И раздают их исключительно достойным особам.

— А как узнают этих достойных? — спросил Йеруш, чувствуя, как в груди вскипает, и не ожидая ответа. — Или их не узнают, а просто определяют? Выбором других особ, самоназначенных достойными?

Глаза Тархима забегали.

— Такое закукливание — идиотизм, мешающий развитию науки, — отрезал Йеруш. — В Эльфиладоне раньше ходили по этому пути. Когда каждый день, каждый год нужные знания просто не достаются людям, которые могли бы совершать прорывы, делать открытия! Но их считают недостойными знаний, а вместо этого пытаются впихнуть бесценную информацию в неблагодарные головы. Да, в головы каких-нибудь знатких дуболомов или тупеньких детей богатеев, которым эти знания обычно в захухру не упёрлись, потому выходит невпихуемо.

Дай Йеруш себе труд посмотреть на Тархима — увидел бы его розовеющие уши и понял, что какому-то очень умному эльфу стоило бы заткнуться ещё до того, как он открыл рот. Но Йеруш на Тахима не смотрел, поскольку Тахрим его раздражал, и вообще его всё раздражало, потому Найло просто давал выход злости, срываясь на первом подвернувшемся предмете.

— А потом какая-нибудь незначительная ёрпыль вроде вильнувшего водного горизонта окажется не-ре-шаемой проблемой! О которой надо аж в соседних городах орать, потому как рядом нет никого, кому давали нужные знания, кто теперь умеет их применять! И самоназначенные достойными не сумеют решить простой проблемы, даже если оборут все города на свете, ведь спустя десятилетия тщательных отмерений они все оказались слишком тупыми! Слишком тупыми, чтобы справиться с проблемой самостоятельно. Слишком тупыми, чтоб просто узнать решение, когда оно придёт и усядется напротив них за стол!

Тут они наконец свернули в кварталы, поражённые колодезным иссыханием. Тархим указал на это, и Йеруш ускорил шаг, мгновенно забыл о теме, которую столь страстно только что развивал.

Дорога тут когда-то была посыпана гравием, но теперь об этом остались по большей части камешки-воспоминания. Зато улица расширилась, а дома усохли, и сразу стало легче дышать.

Тархим какое-то время мрачно сопел, не без труда поспевая за длинноногим эльфом, а потом заговорил:

— Может, в твоих краях и заведено обучать всех желающих зазнаек, но не хотел бы я подобной участи родной земле. Не всякому человеку положены знания, поскольку не всякий способен ими пользоваться в силу природного недостатка ума. Достаток ума же определяется происхождением и воспитанием.

— Во многом, — неохотно буркнул Йеруш, вертя головой.

«Без всего этого — развился бы ты настолько, чтоб хотя бы суметь произнести слово „гидрология“?»

Самый верх квартала был двухэтажным, но от него вниз стекали уже совершенно сельские домики. Йеруш отмечал иссохшие деревья в палисадниках, отсутствие диких птиц и даже вечно рыскающих под ногами крыс, кошек и кур, молчание собак.

— Я хочу сказать, — раздельно, как глуповатому ребёнку, втолковывал Тархим, — человеку, который всю жизнь будет растить рожь, требуются знания о выращивании ржи. Ничего более. Что толку обучать его заморским языкам или географии?

— А вдруг, если бы его обучили, он бы стал картографом? — походя окрысился Йеруш. — Он же не должен только растить рожь, если так делали его предки! Или ковать железо, или работать в банке…

— Ну конечно должен, — удивился Тархим.

У Йеруша покраснели щёки и кончики ушей, и в какой-то миг Тархиму пришла дурная мысль, что Найло сейчас его облает. Но эльф лишь принялся злобно плеваться словами, смысла которых Тархим сперва не уловил:

— Конечно, удобно не давать образования всем желающим и способным! Удобно тщательно его дозировать! Это отличный способ хранить в покое самоназначенных достойными! Ну а что, отличный план: каждый будет ступать сугубо в предопределённый след, и тогда никто не сможет выбресть на дорогу, по которой ходят самоназначенные достойными. Ни у кого случайного на это не окажется знаний, связей и умений! Однако для общности в целом это скорбный путь.

— Только такой путь и достоин, — упёрся Тархим, наконец поняв, о чём толкует Йеруш. — За моей спиной стоят незримо поколения предков, служивших своим городам. Все они, как и я, все были ревнителями либо высшими канцелярами, иногда чернильными приказчиками или чинарями…

Голос его обрёл торжественность, и Йеруш скривился мимолётно. Он очень хорошо знал этот тон.

— Они стоят за моей спиной, а я продолжаю их дело, — вещал Тархим. — Я знаю, куда мне идти и каким быть, как поступать должно и как правильно. Так же твои предки стоят за твоей спиной. Знаткие учёные, верно? Я с самого начала понял, что ты из знаткой семьи, обычник бы так не гневался на канцеляра.

Найло какое-то время молчал, а когда заговорил, голос его стал гораздо тише, зато каждое слово обрело объём, вескость и стать.

— Это верно, что за моей спиной стоят поколения учёных. От первого эльфа, которому пришло в голову изучать свойства воды, до моего мадори, а он один из лучших гидрологов Маллон-Аррая. Все их поиски, путешествия, опыты, неудачи и успехи, их гипотезы, научные публикации, споры и школы. Их великие умы и великие дела чередой стоят за мною, и начало цепочки теряется в веках. Идя в их след, я в то же время двигаюсь своей дорогой, я знаю, какой она должна быть и как мне должно поступать. Большие учёные стоят за моим плечом и дают мне ориентиры. Только это нихрена не имеет отношения к моей знаткой семье.

Они помолчали, спускаясь в восточную низину, но потом Тархим заявил уверенно:

— Тогда твой путь менее надёжен, чем мой. Выходит, ты не можешь в точности знать, какой ты, куда идёшь и как следует поступать. Если у тебя нет пути, которому ты с рождения должен, то нет и подлинной опоры в каждодневье. Есть лишь тот путь, что ты сам себе выдумал.

— Как что-то плохое, — окрысился Йеруш. — Заметь, именно ко мне ты обратился за помощью, когда потребовалось действительно решить проблему. А не к кому-то, кто ходит тут предопределёнными кругами без всякого толка.

Тархим насупился, а потом ухмыльнулся.

— Но ведь это тебя занесло ветром в мой город, это ты искал, кому здесь можешь пригодиться. Это я тебе обещал деньги за работу. Кто же из нас в более прочном положении на своём пути?

На это у Йеруша не нашлось хорошего ответа. Да и плохого, в общем, тоже. К счастью, они наконец увидели первый уличный колодец, и Найло ринулся к нему.

— А пересмешник-то где? — спохватился наконец Тархим.

С усилием сдвигая колодезную крышку, Йеруш мрачно пропыхтел:

— Не пригодился.

Колодец, разумеется, оказался пустым. Воняло из него сухой тиной и земной сыростью.

И магией, но этого Йеруш не способен был ощутить.

— Вот, — Ундва положила на лавку стопку одежды. — Я не спрашиваю, что случилось с твоими вещами, но по всему видать — есть только те, что на тебе. Так что здесь пара тёплых рубашек и штанов, их когда-то носил мой брат Даргас, он из всех братьев самый высокий, тебе одежда будет почти впору. А ещё вот мягкий шарф, я его сама вязала. Можешь носить всё это, пока работаешь у нас, а можешь забрать одежду насовсем, если хочешь.

Илидор смущённо пробормотал слова благодарности, и гномка тоже смущённо замахала руками:

— Не о чем тут говорить, Илидор! Я очень порадуюсь, если ты будешь носить эту одежду, потому как мне даже смотреть на тебя холодно! Такая тонюсенькая рубашка на самом пороге зимы, и как ты только не простужаешься, хотела бы я знать! Эх, я бы принесла тебе ещё куртку, но разве осталась хоть одна приличная от моих буйных братьев? Матушка сказала, эти штаны и рубашки уцелели только потому, что Даргас стремительно растолстел, то есть возмужал!