В этой напряженной ситуации Гитлер мог отдать приказ о захвате Швейцарии, используя какой угодно предлог.

Швейцарская армия была наготове, но власти сознавали, что длительного сопротивления она не выдержит. Поэтому они делали нацистам уступку за уступкой, услугу за услугой.

Федеральной полиции и органам контрразведки был отдан приказ приступить к поискам нашей группы. Тут, очевидно, не обошлось без нового резкого нажима руководства службы безопасности рейха на полковника Массона, от которого Шелленберг давно ждал активных действий. Швейцарии даже пригрозили санкциями. Характерно, что, судя по некоторым материалам, операция против нас началась 9 сентября, то есть на другой же день после капитуляции Италии.

Швейцарская полиция прежде всего занялась поиском наших радиостанций. Гитлеровцы передали ей данные своей пеленгации: два радиопередатчика — в районе Женевы или в самом городе, один — в Лозанне. Агентам Массона оставалось обнаружить квартиры и арестовать радистов с поличным — во время сеанса связи с Москвой.

Для проведения операции был привлечен специальный радиоотряд под командованием лейтенанта Трейера. В его распоряжении находились три пеленгаторных устройства ближнего действия на автомашинах. Расположив их в трех противоположных точках на окраинах Женевы, радисты-контрразведчики начали прослушивать эфир, как врач прослушивает сердце пациента с помощью трубки. Дежурство шло круглосуточно.

И вот среди атмосферных шумов перехватчики засекли чужую морзянку. Аппараты тотчас указали длину волны и примерное местонахождение подпольной рации. Автомашины с пеленгаторами медленно продвигались по улицам Женевы, с трех сторон, к точке, отмеченной приборами.

Автомобили с пеленгаторными установками нетрудно отличить от других. Они либо стоят, либо тихо катят по улицам. Над крышей у них вращается рамка приемной антенны. Конечно, мы могли заметить эти машины, если бы знали, что гитлеровцы передали эстафету радиопоисков швейцарской полиции. Мы следили бы за улицами, обнаружили опасность и на время прекратили бы передачи. Однако нам многое было неизвестно.

Записи в служебном журнале лейтенанта Трейера, а также его рассказ Футу уже после арестов свидетельствуют о том, что рация Эдуарда и Мауд была впервые обнаружена в эфире 11 сентября. А спустя две недели контрразведчики уже точно знали, в каких местах находятся обе наши женевские станции.

Тем временем Эдуард, Мауд и Роза, не ведая ничего о ловушке, продолжали нести радиовахту по ночам. В Москве с нетерпением ждали от нас свежей информации. Красная Армия, наступая, очищала от гитлеровцев советскую землю. 25 сентября был освобожден Смоленск, по поводу чего мы отправили в Центр донесение:

Это одна из последних радиограмм, посланных женевскими станциями.

Материала накапливалось много, поэтому радисты вынуждены были выходить в эфир каждую ночь. Постоянный писк морзянки безошибочно наводил швейцарских пеленгаторщиков: отряд Трейера рыскал уже поблизости от домов, в которых дежурили у телеграфного ключа Эдуард, Роза и Мауд.

В первых числах октября Лена, вернувшись от Розы, сообщила, что девушка хочет поговорить со мной о каком-то очень важном деле.

— Что-то случилось? — спросил я.

— Не знаю, она мне ничего не сказала. — Жена пожала плечами. — Но по-моему, Роза чем-то напугана. Она просила, Алекс, чтобы ты назначил ей свидание как можно скорее.

На следующий день я встретился с Розой в маленьком кафе на окраине Женевы. Девушка была очень взволнована и растеряна. Хотя лицо ее было припудрено, губы подкрашены, а длинные черные волосы аккуратно расчесаны, выглядела она чересчур утомленной. На щеках пропал всегдашний румянец, темные глаза смотрели тревожно. В движениях была какая-то несвойственная ей скованность. Я заметил, что Роза пристально оглядывает каждого входящего и выходящего из кафе человека.

Она тихо рассказала, что к ней приходил человек, назвавшийся электротехником городского хозяйства, чтобы установить, в порядке ли в квартире освещение, хотя Роза монтера не вызывала. Она сообщила также, что напротив ее дома часто прогуливаются неизвестные в штатском; у нее сложилось впечатление, что за радиоквартирой ведется наблюдение.

Да, конечно, это была слежка. И вели ее полицейские сыщики, а не тайные нацистские агенты — им не было нужды следить за девушкой, поскольку Ганс Петерс на правах «лучшего друга» Маргариты Болли знал о ней все и уведомлял гестапо о каждом ее шаге.

В октябре же 1943 года для меня несомненным было лишь одно: швейцарская политическая полиция каким-то образом нащупала нашу радиоквартиру. Нужно было безотлагательно прекратить передачи, а Розу куда-нибудь отправить хотя бы на несколько дней. Потом видно будет, что делать дальше.

С Розой мы договорились, что она некоторое время поживет у родителей. В воскресенье она собиралась поехать туда базельским поездом. До этого девушка должна была уничтожить или передать мне документы по радиосвязи и все то, что в случае налета полиции могло бы оказаться вещественной уликой. Одновременно я послал к Розе Эдуарда, чтобы он забрал у нее рацию и спрятал у себя.

Эдуард справился с заданием легко — он сам устанавливал в этой квартире радиостанцию. Явившись к Розе днем с чемоданом, он уложил в него приемник и передатчик и как ни в чем не бывало пронес аппаратуру мимо сыщиков, не возбудив подозрений. Рацию Эдуард схоронил в тайнике в своем магазине. В Розином доме было много жильцов, и дежурившие на улице агенты не могли точно определить, в какую из квартир заходил человек с чемоданом.

На другой день, 10 октября, я доложил Центру о принятых мерах, которые должны были обеспечить безопасность Розы и сбить полицию со следа.

Неожиданное исчезновение уже накрытого, казалось бы, передатчика очень обеспокоило швейцарских пеленгаторщиков. Но руководители федеральной полиции успокоили своих коллег: агенты держат радистку в поле зрения. Немецкая же служба радиоподслушивания, продолжавшая следить за нашей перепиской с Центром по ту сторону границы, была отлично осведомлена о том, что произошло.

В книге «Агенты радируют в Москву» Флике пишет, что гитлеровцы прочли мою шифровку от 10 октября на имя Директора и знали, что я решил на время законсервировать рацию Розы, спрятав ее в каком-то другом месте. Конечно, Гансу Петерсу приказали не отлучаться от радистки ни на шаг. Вероятно, гестаповец получил от начальства именно такое указание, потому что дальнейшее подтверждает эту догадку.

Оказывается, Роза после прекращения радиосвязи не уехала к родителям в Базель, как мы с ней условились, а осталась в Женеве. Она лишь переменила место: свою квартиру заперла, а сама поселилась у Ганса Петерса. Очевидно, ему удалось убедить девушку, что нет нужды уезжать так далеко, — он укроет ее от полиции вполне надежно. Роза послушалась своего возлюбленного. С ее стороны это было грубейшим нарушением конспиративной дисциплины. Она обманула меня уже второй раз, не сказав, что остается в Женеве. Наверное, она боялась, что если я узнаю про ее роман с немецким цирюльником, то работать с нами ей уже не придется. Безусловно, так бы оно и было.

С Хамелями все обстояло иначе. Эдуард и Мауд, не замечая за собой слежки, как всегда, посменно радировали из загородной виллы на шоссе Флориссан. И там, и возле их собственной квартиры с радиомагазином в нижнем этаже на улице Каруж, где были спрятаны запасные рации, все, казалось, было спокойно.