— Приказываю отходить!..

Унося убитых, помогая раненым, они повернули назад. Стрельба так же сразу прекратилась, как и началась. Среди камней сделали короткую остановку. Божидар протянул Андрею флягу:

— Хлебни, другаре!

Он глотнул. Язык обожгло. Спирт. В самый раз...

Уже в казарме Андрей вместе с Гонсалесом проанализировал случившееся. Возможно, они напоролись на какую-то систему сигнализации и этим «засветили» себя. Может, не заметили замаскированный вражеский пост. Во всяком случае здесь — не Малага, противник стал осторожней и осмотрительней. И действовать против него надо иначе, чем на юге.

Похоронили убитых. По андалузскому обычаю воздвигли над могилами каменные надгробия-пирамиды. Гонсалес произнес короткую и яростную речь. Хозефа перевела:

— Вы, славные воины с юга, пали под Мадридом, но пусть не плачут ваши семьи — вы будете вечно жить в сердце Испании! Вы — настоящие мужчины и братья!

Лаптев поразился: вот каким красноречивым оказался его суровый комиссар!.. А он-то поспешил наречь Гонсалеса «боковатый» — на Рязанщине это означало: «угрюмый», «нелюдимый».

У самого Андрея голова разламывалась от боли. Наверное, получил сотрясение. Но — хоть и боль, и слабость во всем теле — не имеет он права даже малой малостью показать свое состояние: на теле ни одной царапины. Что подумают бойцы, собравшиеся у каменных могил?..

Лаптева подняли на рассвете. Очнувшись от резкого толчка, он не сразу понял, где он и кто стоит над ним в серой комнате.

— Ну и здоров ты храпеть! — прозвучал знакомый голос.

Вспыхнула под потолком лампочка, и Лаптев увидел Ксанти. Ксанти подсел к столу, подождал, пока Андрей встанет и оденется.

— Знаю о твоей «прогулке» в Сигуэнсу... Я же тебя предупреждал: головорезы генерала Молы стали куда осторожней. К тому же здесь, в Северной армии, полно немецких и итальянских советников. А они — этого не отнять — настоящие солдаты... Я приехал к тебе с новым и важным заданием.

Лаптев ополоснул лицо холодной водой, спросил:

— Какое задание?

— По сообщениям моих агентов, вот здесь, в этом районе, в секторе Сеговия — Сигуэнса, в последние дни отмечено сосредоточение крупных сил противника. — Ксанти показал по карте. — Однако авиаразведка этого не подтверждает. К тому же и некоторые ответственные деятели из штаба Центрального фронта и генштаба категорически отвергают такую возможность. — Он зло блеснул глазами. — В отношении этих деятелей у меня есть определенное мнение. Но сейчас другой разговор. Если противник готовится нанести главный удар под Гвадалахарой, то нам нужно срочно перебросить сюда войска из-под Мадрида — здесь у нас только несколько бригад. Но если сосредоточения их войск нет и сообщения агентов ложны, перебросив сюда дивизии, мы ослабим столичный сектор, где и без того каждый боец и каждая винтовка на счету. — Он прихлопнул по карте смуглой ладонью: — Короче, нам нужен хороший «язык». Не какой-нибудь полуживой марокканец, а настоящий, «длинный язык». Лучше всего — штабной офицер. Чтобы избежать недоразумений, «языка» доставишь в штаб лично. Задание понял?

В ту же ночь отряд приступил к его выполнению. Лаптев понимал, насколько оно ответственное и срочное. Он разбил отряд на группы, послал их через линию фронта в разных направлениях. Но ни первая ночь, ни вторая успеха не принесли. Ни на одном из участков его парням не удалось даже пересечь нейтральную полосу — всюду встречал плотный огонь, вспыхивали осветительные ракеты. Уже одно это настораживало, свидетельствовало, что противник неспроста принимает такие меры предосторожности.

На третий день Ксанти снова приехал в отряд.

— «Язык» нужен во что бы то ни стало. — Его глаза, обычно поблескивавшие в прищуре, глядели из-под бровей сердито. — Не верю, что невозможно просочиться в тылы франкистов.

— Мои ребята — не трусы! — вспылил Андрей.

— Не в этом дело. Там, где трудно пройти большой группе, трое-четверо всегда проползут. И охоту за «языком» надо вести не в первом эшелоне, а в глубине вражеской территории, где фашисты меньше всего ждут нападения. Если тебе нездоровится или расшалились нервы, я сам пойду в поиск.

— Ну уж нет! Пойду я.

— Тогда слушай внимательно: вот здесь, в районе Агьенсы, мои агенты засекли объект, по всем приметам — штаб. Действуй в этом направлении. Сегодня же ночью. Я дам проводников. Доведут почти до места.

Лаптев взял троих — пикадора, Лусьяно и Радмиловича.

Из окопчика, занимаемого пехотным взводом добровольческого батальона «Ленинград», Андрей наблюдал за безмолвной пустотой, простиравшейся впереди. Изредка в темноте вспыхивали и гасли таинственные огоньки. Молоточком по наковальне постукивал пулемет. Трассирующие пули прошивали мрак...

Лаптев посмотрел на светящиеся стрелки циферблата: «Пора!»

Они выскользнули из окопчика. Вместе с ними — двое проводников, оказавшихся совсем мальчишками — кудрявые пастушата в альпарагетах. «Вот они какие, агенты Ксанти», — подумал Андрей. Пастухи осторожно крались впереди, а разведчики следовали за ними.

Что-то клацнуло. Они замерли. Вспыхнул, прочертил темноту, описал полукруг красный огонек. «Кто-то курит», — догадался Лаптев. Они полежали на холодных камнях несколько минут. Потом мальчишки поднялись и, крадучись, пошли в обход. Сбоку снова застрекотал пулемет. С шипением взвилась в небо и вспыхнула ракета, залив валуны и кусты мертвенным голубым светом. Андрей определил, что первая линия вражеских окопов осталась позади. Но впереди еще можно ожидать вторую линию траншей, секреты, дозоры.

Поздний рассвет застал их в пятнадцати километрах от передовой, в густых зарослях сухого кустарника на склоне горы, у узкой каменистой дороги. Здесь им предстояло ждать следующего вечера. Мальчишки-пастухи объяснили, как пробираться дальше на Агьенсу, и, спустившись на дорогу, зашагали по ней в долину, весело перекликаясь и щелкая бичами, которые, оказалось, были намотаны на их тощие тельца под рубахами. Местные пацаны, что с них возьмешь? «Видать, хорошие агенты», — подумал Лаптев. Назначил очередность смены наблюдателей, разрешил подкрепиться сухим пайком. А тем, кто свободен от поста, — и вздремнуть. Сам решил бодрствовать.

Весь день по дороге и окрест не было почти никакого движения. Высоко в небе в сторону фронта прошли эскадрильи «юнкерсов», сопровождаемые «хейнкелями». Через некоторое время они вернулись. Андрей недосчитал в строю бомбардировщиков двух машин. По дороге прогромыхала колымага. Солдат-франкист, зажав винтовку меж коленями, обеими руками придерживал вожжи. Телега поравнялась с кустарником. Сграбастать старика ничего не стоит — не пикнет. Да какой от него, обозника, толк?

На небольшой высоте пророкотал над горой самолет-разведчик республиканцев. Высматривает. Напрасно. Даже они на земле не чувствуют присутствия крупных сил противника.

Однако это заключение Андрея оказалось опрометчивым. Чуть только стемнело, дорога разом ожила. Зловеще посвечивая узкими щелями подфарников, потянулись крытые брезентом грузовики «фиаты», которые Лаптев повидал еще под Малагой. Процокал кавалерийский эскадрон. По белеющим в темноте одеяниям всадников Андрей угадал бурнусы марокканцев. Проскрежетала по камням колонна итальянских танков «Ансальдо»... И все — на юг, к фронту.

Прямо на дороге вряд ли поживишься. Надо пробираться к Агьенсе. От наезженного тракта вниз, в долину, сбегала узкая каменистая тропа, сокращавшая, вероятно, путь пешеходам к городку. Разведчики начали осторожно продвигаться вдоль нее. По расчетам Лаптева, тропа должна была вывести к намеченному Ксанти пункту.

Прошел час. Уже начал просвечивать внизу, у подножия горы, населенный пункт. Уже слышен был собачий лай. И тут наконец им улыбнулось счастье. На тропе со стороны городка послышался перестук копыт. Судя по звукам, приближалась небольшая группа. Всадники ехали неторопливо, громко переговариваясь.

Божидар притиснулся к Лаптеву: