Вошла секретарша с чашкой шоколада.

Он взял чашку, сделал глоток и пододвинул к себе новую папку — на этот раз личное дело бывшего штандартенфюрера, а теперь оберста Теодора Тилле. Через полчаса Тилле должен был прибыть с докладом, и Канарис хотел подготовиться к беседе с новым работником.

Перебрав документы папки, он вновь впал в задумчивость. В досье все свидетельствовало в пользу начальника отделения. В чем же причина того, что с этим офицером так легко расстались руководители РСХА?

Полчаса истекло. Прогудел зуммер, мигнул и погас скрытый в раструбе у письменного прибора крохотный красный огонек — знак, что вызванный адмиралом человек прибыл и ждет аудиенции. Канарис притронулся к кнопке звонка. Вслед за тем отворилась дверь, офицер шагнул в кабинет. Канарис вышел из-за стола, протянул ему обе руки, широко улыбнулся.

Тилле вспомнил напутственные слова Гейдриха: «Он будет улыбаться, прямо-таки сиять от счастья по поводу вашего перехода в военную разведку. Не обольщайтесь, не верьте ни единому его слову. Один ошибочный шаг — и он все поймет, найдет возможность раздавить вас, причем сделает это так, что мы будем бессильны помочь. Короче, помните, зачем вы у него, не оплошайте. Не забывайте, что остаетесь в кадрах СД. Успешная работа у Канариса — и через год вы уже группенфюрер!.. Видите, я целиком доверяю вам, откровенен до конца. Напоминаю еще раз: не оплошайте!»

— Догадайтесь, над чем я ломаю голову, — сказал Канарис, усаживая гостя в кресло. — Никак не могу взять в толк, как случилось, что мой друг Гейдрих отпустил вас в абвер. Группы на местах, само отделение — это понятно: сейчас трудное время, нельзя распылять силы, работа по важному направлению должна быть сосредоточена в одних руках. Но вас-то он мог удержать? Вы где угодно были бы на месте!

— Так распорядился фюрер, — холодно сказал Тилле. — Полагаю, ему виднее.

— Да, фюрер… Он сказал, что лично знает вас… — Канарис остановился, посмотрел на Тилле.

— Наши контакты относятся к началу тридцатых годов. Потом они прекратились… Я был польщен, когда узнал, что фюрер вспомнил обо мне, польщен и удивлен: прошло столько времени…

Тилле попросил разрешения курить, зажег сигарету и сказал, что хотел бы доложить о положении дел.

— Я внимательно все прочитал, — Канарис показал на стол с грудой папок. — Думаю, на первое время достаточно. Задам лишь несколько вопросов. Как я понимаю, эти Эстер Диас и Энрико Диас — муж и жена. Что делает Энрико Диас сейчас?

— Ему поручено контролировать связь с группами в Баку. Кроме того, он готовится к работе в тылу противника.

— Знает язык?

— Изучает. По отзывам преподавателя, преуспел: говорит свободно, хотя и с акцентом. Акцент, видимо, неистребим…

— Знает русский… — Канарис задумался. — Могли бы вы заменить его на связи с группами в Баку?

— Разумеется. У вас какие-то виды на этого человека?

— В первой половине будущего года должен быть захвачен Кавказ. Операция планируется в широких масштабах. Если в общих чертах, то предусмотрена работа нашей агентуры по разложению тыла, десантирование в Закавказье нескольких рот из «Бранденбурга-800», прорыв в этот район крупных сил вермахта по побережью Каспия и со стороны Черного моря. Так вот, абверу нужны люди коренной национальности республик Закавказья. Где их найти? Разумеется, в лагерях военнопленных. Вот я и подумал об Энрико Диасе, когда вы сказали, что он знает русский.

— У меня нет возражений.

— Тогда решено. Отправляйте его. Мой помощник укажет лагеря, которые надо посетить. Отбирать как можно больше людей! В ближайшие месяцы мы должны забросить на Кавказ сотни агентов, имеющих там родственников, друзей. Не беда, если часть их выловят и уничтожат. Оставшиеся будут вести работу по разложению. Лейтмотив пропаганды: в этот район придет германская армия; она несет освобождение от большевизма; местные жители обязаны сделать все, чтобы не дать коммунистам уничтожить промышленность своего края. Главное внимание — Бакинскому нефтяному району. Он должен перейти к нам невредимым.

— Все понял.

Тилле пересказал Энрико свою беседу с Канарисом — работник, назначенный для отбора группы агентов абвера, должен действовать сознательно, иначе неизбежны ошибки.

Энрико слушал и делал пометки в блокноте.

— Это все, — сказал Тилле, когда инструктаж был окончен. — Утром получите документы, маршрут и перечень лагерей, которые надлежит посетить. Прошу не медлить с отъездом: дело спешное.

— Я и сам понимаю, что надо торопиться, шеф.

— Что вы имеете в виду? — Тилле рассеянно посмотрел на сотрудника.

— Видите ли, утром я слушал советское радио. Оно утверждает, что противник отогнан от Москвы на сто — двести километров, оставил более одиннадцати тысяч населенных пунктов, в том числе крупные города…

— Знаю, — буркнул Тилле.

— Еще было сказано, что у нас серьезные трудности с горючим…

— Поэтому и форсируем работу против Кавказа!

Ведя беседу, Энрико мысленно отбирал самое важное для передачи в Центр — сегодня ночью должен был состояться сеанс связи.

— Шеф, — сказал он как бы в нерешительности, — не может ли быть, что нас невольно вводят в заблуждение? Я имею в виду Эстер. Как вы относитесь к ее сообщению, будто противник готовит уничтожение собственной нефтяной промышленности? Вдруг это всего лишь демонстративные действия, чтобы сбить нас с толку: русская контрразведка почувствовала присутствие наших людей в Баку, вот и начала игру…

— Донесение Альфы подтверждено, — сухо сказал Тилле. — В руки абвера попала копия решения Кремля по интересующему нас вопросу. Властям на Кавказе предписано, не ослабляя усилий по укреплению обороны своего района, подготовить к разрушению промышленность, в первую очередь нефтяную. Враг понимает: весной мы снова пойдем вперед и нашей главной целью будет Кавказ. Это все. Вы свободны.

Прогудел телефон.

— Минуту! — сказал Тилле в трубку, выжидая, чтобы Энрико покинул кабинет. — Ну вот, я один. Здравствуйте, обергруппенфюрер!

Гейдрих справлялся о новостях.

— Да, я был у него, — проговорил Тилле, зная, что именно интересует главу РСХА. — Но пока ничего…

— Все равно, приезжайте ко мне, — перебил Гейдрих.

Шеф РСХА прилетел в Берлин два часа назад, и тотчас к нему явился с докладом Мюллер.

Об иностранце из отеля «Кайзерхоф» Гейдрих был информирован еще в Праге. Теперь шеф гестапо рассказывал подробности. Хозяин коттеджа — шофер аварийной машины берлинской телефонной станции и одновременно электрик этой службы — бросил свой грузовик возле одной из станций подземки. Поиски в данном районе не дали результата — сколько-нибудь опытные преступники не оставят автомобиль близ места, где их убежище. Все выезды перекрыты. Полиция прочесывает город. Можно не сомневаться, что арест этих людей — лишь вопрос времени.

Гейдрих слушал доклад, рассматривая фотографии Кузьмича и служащего телефонной станции.

Мюллер выложил из папки новый документ. Пограничная полиция предоставила не только фотографию «иностранного коммерсанта», но и статистику его посещений Германии. На бумаге выстроилась колонка цифр — даты въезда и выезда из страны. Одна из строчек была подчеркнута.

— Что это? — Гейдрих показал на подчеркнутое.

— Очередной приезд в Берлин. А через день были убиты ваши люди… Вспомните: взрыв газа в доме, пожар…

— Тулин и Белявская?

— Да. Посмотрите!

Мюллер положил на стол две рентгеновские пленки.

Гейдрих долго изучал снимки.

— Похожи, — сказал он, — даже шейные позвонка смещены почти одинаково.

— А ведь снимки разделяет более двух лет!

Восстановив в памяти подробности первого происшествия, Гейдрих снова взял фотографию Кузьмича. Выходит, это он, старый немощный человек, запросто уничтожил двух сотрудников СД, а теперь нанес такой же страшный удар партийному функционеру из Бабельсберга…