– А почему нельзя утром, на вокзале? - удивился Миша.

– Потому что Магницкого будем встречать не только мы, - снисходительно объяснил Олег.

…"Эмка" миновала "Сокол" и, увеличивая скорость, помчалась по Ленинградскому шоссе. Свет фар вырывал из темноты деревья, редкие домики. Покачиваясь на мягком сиденье, Коля погрузился в полусон. Вот как она складывается, жизнь! Как это у Маяковского? "С пулей встань, с винтовкой ложись". Дети давно уже спрашивают: а что такое гражданская война? И мамы этих детей уверены, что теперь стреляют только в тире, из пневматических ружей. Их называют "духовые". Люди спокойно ходят в театр, в кино. Сердятся на милиционеров, которые штрафуют за неправильный переход улицы. Наверное, большинство так и думает - милиция существует, чтобы переходили улицу в положенных местах. Даже Маяковский написал: "жезлом правит, чтоб вправо шел. Пойду направо - очень хорошо!" Коля улыбнулся сквозь дремоту: вот ведь - профессия! Никто о ней ничего толком не знает, сплошной секрет. Мало кто любит ее - да что там - любит! С элементарным уважением мало кто относится, вот в чем беда! Плохо у нас пропагандируют хорошее. Нагрубит кому-нибудь участковый - сразу узнает вся улица, весь квартал. И сразу - поток писем. А погибнет в схватке с бандитами милиционер или оперативный работник - о многом ли узнаешь из скупых строчек Указа. "За мужество и героизм, проявленные при задержании особо опасного преступника, наградить… посмертно".

"Эмку" встряхнуло. Коля посмотрел на часы.

– Сколько до Клина?

– Километров двадцать, - отозвался шофер.

– Можем не успеть, - заметил Олег.

– В первый раз, что ли? - лениво протянул шофер. - Будем тютелька в тютельку.

Шофер прибавил газ, и Коля снова погрузился в полудремоту. Вспомнился Агеев - парень с трудной судьбой, измотанный, нервный. Надо же! Захотел человек сойти с кривой дорожки - и тут же подкараулили его бывшие дружки, отомстили. Сложное это дело - взаимоотношения в воровской среде. Видимость какой-то морали, каких-то законов, а на деле всем движет право сильного, волчье право. Прячутся, конспирируются, иногда довольно умело, - как с ними бороться? На следствии по делу министров бывшего царского правительства кто-то из обвиняемых остроумно заметил, что против тайно совершаемых преступлений бороться только гласными, открытыми средствами невозможно. Это правильно. Мы тоже, несмотря ни на что, теперь не можем, да и никогда не сможем бороться с преступниками только открыто. Что бы там ни говорили чистоплюи и псевдоморалисты. Нет ничего плохого, ничего аморального в том, что бывший вор Агеев, оставаясь в среде бывших своих сотоварищей, пытался разрушить их преступное сообщество, разложить его изнутри и тем самым спасти всех от тюрьмы и краха. Почему же так живуче отвратительное жандармское слово "сексот"? Не потому ли, что мы боимся подчас чистоты и правды в деле, которое исстари и, конечно же, несправедливо принято считать грязным. А ведь Агеев погиб на боевом посту. Геройски погиб, защищая народное достояние. Только о нем не напишут в газетах, и орденом его не наградят.

"Эмку" встряхнуло, взвыл мотор.

– Вляпались! - в сердцах сказал шофер. - Дорогу ремонтируют. И где мы только объезд проморгали?

– Вернемся, - предложил Миша.

– Тогда явно не успеем, - сказал Олег.

"Эмка" снова набрала скорость, и все обрадовались, что участок плохой дороги остался позади, но впереди мелькнул шлагбаум и красный фонарь на нем. Взвизгнули тормоза. "Эмка" замерла, врезавшись в огромную кучу песка.

– Чтоб вам повылазило! - К машине подскочил рабочий с фонарем. - Носит тут всяких.

– Что же вы дорогу перекрыли и не предупреждаете! - в свою очередь заорал шофер.

– Это как же не предупреждаем! - завопил рабочий. - Объезд взади, глаза разуй.

– Где "взади", где? - орал шофер.

– Кончили, - приструнил его Коля. - Ехать дальше можем?

Шофер заглянул под двигатель:

– Рулевая тяга дуба дала.

Коля достал часы:

– Вот тебе и тютелька в тютельку. Железная дорога далеко?

– Железка - вона она, - злорадно сообщил рабочий. - А поезда здеся не останавливаются.

– Ты чего такой злой? - добродушно осведомился Миша. - Кто тебя обидел?

– Ничего, - не то улыбнулся, не то оскалился рабочий. - Я при случае тоже обижу. Валите, неча мне здесь с вами лясы точить.

Оперативники зашагали к насыпи.

– Его бы надо проверить, - остановился Олег. - Кулацкое отродье, не видите, что ли? Он еще поезд под откос пустит.

– Не усложняй, - успокоил Виктор. - Мало ли из-за чего у человека на душе скверно? Нельзя же во всем и везде видеть одних врагов. Не дело это.

– Меня в спецшколе учили иначе, - буркнул Олег.

– А ты не попка-дурак, - насмешливо сказал Виктор. - Ты учебу воспринимай не механически, а творчески.

Вышли к домику обходчика. В окнах было темно.

– Откройте. - Миша осторожно постучал в дверь.

– Э-э-э… - раздраженно протянул Олег. - Эдак мы здесь до утра простоим! - И он несколько раз подряд сильно ударил по дверям.

Зажегся свет, женский голос спросил тревожно:

– Ой, да кто же это?

– Милиция.

Двери открылись. На пороге стояла женщина лет сорока с "летучей мышью" в руке.

– Где хозяин? Или обходчик - вы? - спросил Коля.

– Иван Кузьмич, - сказала она неуверенно. - А он неужто снова с линии ушел? Неужто снова начелдыкался?!

– Успокойтесь. Дело у нас к вам. Как Ивана Кузьмича найти?

– Да на пути он должон быть, - махнула рукой женщина. - Всем мужик взял - и ростом и силой. И к бабам не ходит, и в местком его нынче избрали. Только вот пьет, проклятущий.

– Найдите обходчика, - приказал Коля Воронцову.

Тот шагнул к дверям и столкнулся с громадным мужиком в брезентовом дождевике.

– Иван Кузьмич? - улыбнулся Воронцов.

– Ну? - спокойно спросил мужик. - Вам чего? Не положено здесь посторонним.

– Мы из МУРа, - Коля протянул удостоверение. - Хотели перехватить московский в Калинине, да теперь и до Клина не успеем - разбили машину.

– Ну и ждите, - сказал обходчик. - Утром пойдет на Москву рабочий поезд, довезет вас.

– Нам сейчас надо, - настаивал Коля. - Да вы поняли, откуда мы?

Обходчик смерил Колю подозрительным взглядом:

– Чего ж не понять? Надысь я кино в клубе глядел. Алевтина, помнишь? Про шпионов. Так там вроде вас: форма наша, бумажки - наши. А сами субчики - из одной иностранной державы.

– Поезд можете остановить? - Коле надоело терять время с упрямым и подозрительным обходчиком.

– Зачем? - прищурился Иван Кузьмич.

– Мы сядем в нужный нам вагон.

– А я сяду в тюрьму?

– Я ведь вам показал свое удостоверение. - Коля начал закипать.

– Давай карандаш - я тебе таких красных книжечек сколько хошь нарисую, - покривился Иван Кузьмич. - Эка невидаль.

Вдалеке послышался гудок паровоза. Коля в отчаянии осмотрелся и вдруг столкнулся с сочувственным взглядом женщины.

– Вон фонарь возьмите, - сказала она. - И бегом навстречу паровозу. И крутите, крутите фонарем-то! Машинист и остановится! - Жена обходчика торопливо сняла с полки красный фонарь и подала его Виктору.

Оперативники выбежали на полотно. Прожектор паровоза был уже совсем рядом. Виктор побежал ему навстречу, отчаянно размахивая фонарем.

– Ах ты, дура, дура, - услышал Коля голос Ивана Кузьмича. - Ты знаешь, что лично тебе будет за выдачу государственной тайны?

– Сплошная у человека труха в голове, - сердито сказал Миша. - А он в чем-то на тебя похож, слышишь, Олег? Такой же сверхбдительный.

– Да отстань ты! - в сердцах крикнул Олег.

Лязгнули тормоза, зашипел пар. Машинист высунулся из окошка и что-то кричал - неразборчиво, но очень зло.

– Давайте, ребята, на паровоз, - приказал Коля Воронцову и Рудакову. - Спокойно все объясните. Виктор! Мы - в вагон.