Василий постучался. На крыльце соседнего дома сидел старик, играл с кошкой.
— Вам Притыкова?.. Герасима Ивановича? — спросил он.
— Его самого! — ответил Василий.
— Съехал он! Тому уже боле недели прошло!
Мы переглянулись с Василием.
— Совсем съехал? — уточнил Василий.
— Кто же его знает! Не прощался, не докладывался! Емкий ответ. И осуждение в нем, и характеристика нрава необщительного.
— Вы все же достучитесь! — сказал я Василию. — Осмотрите избу… Может, что–то из вещей его осталось, может быть, хозяйка знает, куда съехал… В правление! — приказал я.
— Стоп! — воскликнул участковый. — Поедем к Рыжикову! Он тут каждого и всякого знает.
Съехал! Больше недели назад… Я лихорадочно рассчитывал, не совпало ли это каким–то образом с тем, что Василий расспрашивал проводников. Тогда это ошибка, страшная ошибка. Только намек, что кто–то ищет — и исчез! Тогда выходит, что он боялся нас? Однако Василий не представлялся! Да, но он шел от переводов! Если бы он пас боялся, не стал бы и переводы делать! Не стал бы! Не от нас он прятался! Не от нас! Сама Шкаликова могла в любое время за эти пятнадцать лет начать поиски. По переводам–то могли искать только от нее. И никому она о них не говорила. Найти их след могли только мы… Стало быть, его спугнуло что–то другое?
Что?
Остановились у дома Рыжикова. Он увидел в окно машину и выбежал, на ходу надевая портупею. Обедал.
Участковый выскочил из машины. Начал с места в карьер:
— Привет, Рыжиков! Притыкова знаешь? Герасима Ивановича? Где он?
— Уехал!
— Куда?
Я вышел из машины.
— А долго ли он жил здесь? — спросил я Рыжикова.
— Давно он здесь… Сразу и не вспомню… Лет десять жил… Проводником он устроился на железную дорогу. Его уже спрашивали.
На улице собирались любопытные. Я взял Рыжикова под руку, он настороженно отстранился, я увлек его в дом. Участковый шепнул:
— Из КГБ… полковник. Так что, Рыжиков, рассказывай!
— А чего мне скрывать? Пришлось мне тут один протокол составлять… На человека, больного алкоголем… Так этот, кто спрашивал его, Гусейнов Хасан Хасанович, свидетелем записан… Он в гости к Притыкову приезжал… Не застал его!
Я вынул из кармана рисунок дочки Шкаликова.
— Похож?
— Есть сходство…
— Откуда известно, что он Гусейнов?
— По паспорту, товарищ полковник! — ответил Рыжиков, даже с некоторым недоумением, что я задал такой наивный вопрос.
— Вы видели паспорт?
— В протоколе и номер записан, и адрес.
Оставался еще один вопрос. Подробности меня сейчас не интересовали. Главный вопрос.
— Притыков уехал до приезда Гусейнова или после?
— До Гусейнова он уехал.
Я попросил Сретенцева остаться и записать все, что было связано с Гусейновым.
Гонки приобретали вполне определенный характер. Теперь уже и я не сомневался, что на платформе в Рязани Василий видел этого самого Гусейнова, посетителя Шкаликовой. Почему он идет впереди нас?
Машина развернулась. Я приказал ехать в Рязань. Василий стоял на дороге, в руке держал какой–то сверток. По лицу его и по всей фигуре я угадал, что есть и у него какая–то новость. Он почти на ходу вскочил в машину.
Машина выехала из села, Василий протянул мне пачку журналов.
— Почитай, Никита Алексеевич!
Я развернул журналы. Это были специальные медицинские журналы. Один двухгодичной давности, два других недавние.
Я начал листать первый журнал: портрет Раскольцева и его статья. Статья жирно обведена красным карандашом. Открыл второй журнал. Статья Раскольцева подчеркнута красным карандашом в оглавлении.
— В третьем, — подсказал Василий, — есть ссылка на эти статьи. Упоминается имя… И тоже подчеркнуто!
Шкаликов и медицинские журналы? Это было, конечно, странновато. Но его внимание к Раскольцеву легко объяснимо. Вместе бежали. Знакомы как–то. Могли и после войны встречаться.
— Можно, Никита Алексеевич?
Василий обычно задавал такой вопрос, когда хотел, как он сам говорил, «помечтать», выложить свои предположения.
— Ну–ну! — подбодрил я его.
— Почему этот тип нас опередил?
— Опередил вот! На этот вопрос мы сразу не найдем ответа.
— А может быть, Раскольцев ему адресок дал? Дочка сказала этому Гусейнову, что отец ее умер. Тот к Раскольцеву, а Раскольцев адресок?! А? Может быть, этот посетитель вместе с ними где в лагере был?
— К доктору Шкаликов мог пойти… Примем это! Не прятался от него? Чего же вдруг спрятался?
— А он не от него прятался! Вы сами же сказали, что Гусейнов после отъезда Шкаликова появился… От меня он, наверное, прятался! Через проводников узнал!
От Вереи до Москвы три часа езды… До Раскольцева рукой подать. Он в тот же день мог сюда приехать…
— А чего же он в Рязани четыре дня назад делал? А? От Рязани сюда пять часов езды… Не четыре дня!
— Вы уверены, что это я его видел?
— Не я же его видел! Это я тебя об этом должен спросить! Рыжиков но нашему портрету сразу его узнал…
— Все! Молчу! Не склеивается версия! И усложнять не очень–то хочется. Этак можно предположить… Можно предположить, что есть какой–то второй план в этой истории.
Словом, Василий начал нащупывать второй план — с Казанским.
Я считал в тот момент, что гонки приближались к финишу. Площадка сузилась, и теперь Шкаликов был полностью в пределах досягаемости…
В Рязань надо было ехать через райцентр. Я попросил на минуту заехать в отделение милиции. Оттуда позвонил в областное управление и сообщил данные Притыкова. Его надо было искать через отдел кадров управления железной дороги.
Намного нас опередил этот господин! Медлить нам уже нельзя было ни секунды. Проводник вагона. Как все логически сцеплялось одно с другим. Человек в минуту опасности кидается туда, где поскорее можно укрыться. Среди проводников у него много знакомых, пригляделся он к этой работе. Бот и сунулся туда. Но почему еще до прихода этого Гусейнова? Не от нас же, работников госбезопасности, прятался он на железной дороге! Он должен понимать, что и мы и милиция без труда найдем проводника.
В деревне он каким–то образом замял дело с пропиской. Поступление на железную дорогу отмечается в соответствующих документах.
Он спрятался от Гусейнова! Но кто его предупредил? Откуда он узнал, что этот Гусейнов идет по его следу? Я должен был в ту минуту признать, что Василий где–то прав, вводя в круг действующих лиц и Раскольцева.
Приехали в Рязань…
Меня уже ждал работник областного управления Авдюшин.
Он не старше Василия, тоже недавний студент. Обрадовался, что в руки пришло интересное дело.
Действительно, неделю назад Притыков оформился проводником через отдел кадров на поезд Москва — Ташкент в мягкий вагон. Авдюшин сличил фотографию Притыкова в личном деле с фотографией Шкаликова. Совпало. Поезд, на котором работал Шкаликов, сейчас шел из Ташкента, приближаясь к Рязани. Авдюшин сделал запрос по селектору на одну из станций. Ему ответили, что проводник Притыков «сопровождает шестой вагон».
И еще!
В отдел кадров управления железной дороги уже приходил какой–то восточного типа человек, молил девушек указать, где работает Притыков. Ему подсказали. Он оставил в знак признательности бутылку вина и букет цветов.
Уверял: «Другу вез, без вас не нашел бы друга!»
У меня по спине пробежали мурашки. Переживать приходилось всякое, бывали ситуации, когда, казалось, уж и выхода не было. Там, в Германии, в канун войны… А начало войны! Встреча с матерью… Что только не пришлось пережить! И почти как в те моменты, теперь подступало ко мне чувство тревоги.
Пришел ответ на запрос из Махачкалы, где был отмечен паспорт Гусейнова. Такого там не значилось…
Теперь это превращалось и в погоню за человеком, действовавшим под фальшивым паспортом. За ним погоню надо было строить несколько в ином плане, чем за Шкаликовым. Не грозит ли их встреча какой–либо опасностью Шкаликову? Топор под кровать клал, ружье на стену вешал! Ждал этой встречи! С оружием в руках ждал… Надо было прежде всего спасать Шкаликова, невзирая ни на что!