Колотубин знал: отряд степной экспедиции уже имел боевое крещение в Муроме. Там вспыхнул мятеж, во главе которого стояли правые эсеры. Они захватили власть в городе и на станции арестовали в поезде казахов, членов Тургайского исполкома и бойцов революционного отряда, направлявшихся в Москву к Джангильдинову.

Узнав о событиях в Муроме и аресте земляков, Алимбей не стал медлить. Он тут же, ночью поднял свой только что созданный интернациональный отряд и форсированным маршем повел на вокзал, добился от коменданта станции специального эшелона. Утром они выгрузились в мятежном городе и сразу вступили в бой. Он длился почти тринадцать часов. Мятежники не выдержали и над зданием городской думы вывесили белый флаг.

Советская власть в Муроме восстановлена. Посланцы степи освобождены из тюрьмы и сразу влились в отряд.

Тяжелый бой в Муроме оказался настоящим экзаменом, который бойцы-интернационалисты выдержали с честью. За двое суток пестрый и разношерстный отряд превратился в боевой спаянный коллектив.

Правда, не обошлось и без потерь. Среди тяжелораненых оказался и комиссар отряда. Это он повел интернационалистов на штурм каменного здания городской думы. Джангильдинов много раз вспоминал, сожалея, что с первым комиссаром так и не познакомился как следует. Накануне утром его назначили в отряд, а на следующий день, под вечер, с простреленной грудью и ногой отвезли в госпиталь.

На его место и был прислан Степан Колотубин.

— Приплываем, комиссар!

Джангильдинов подошел и стал рядом. Снял фуражку и вытер рукавом запотевший лоб.

— Да, подходим. — Колотубин слегка кивнул. — Старинный город Астрахань!

— Очень старый, — согласился командир, и лицо его вдруг посуровело. — Слышишь? Что такое?

— Да, слышу, — отозвался Степан и нахмурился.

Бойцы отряда высыпали на верхнюю палубу. Со стороны города чуть слышно доносились глухие и сухие хлопки артиллерийских выстрелов.

— Братцы, да там пальба идет!

— Стреляют!

Чем ближе подплывал к городу пароход, тем явственней и тревожней звучали заводские гудки, резче сотрясали воздух пушки, громче слышались винтовочная стрельба и пулеметные очереди, словно несколько человек старательно рвали брезентовые мешки.

Река сделала поворот, и перед бойцами открылась длинная причальная линия пристани.

— Прямо по носу корабли Астраханско-Каспийской военной флотилии! — доложил Груля, взобравшийся на мачту.

Колотубин и Джангильдинов поднялись на капитанский мостик. Командир, не отрывая бинокля, рассматривал пять вооруженных грузовых пароходов. Матросы их вели себя странно. На кораблях раздались сигналы боевой тревоги. Стволы орудий стали поворачиваться в сторону «Саратова».

«А вдруг это беляки?» — с тревогой подумал Алимбей и приказал:

— Приготовиться к бою.

Расстояние между «Саратовом» и кораблями быстро сокращалось. Кто первый откроет огонь? Венгры-артиллеристы, зарядив орудие, ждали команды. Слышалось торопливое щелканье винтовочных затворов.

— На мачте красный флаг! — раздался удивленный вскрик Грули. — Какой же это враг?!

Джангильдинов навел бинокль на ближний корабль. Что такое? Не поверив своему биноклю, он протер стекла. Так и есть, на мачте развевалось красное полотнище! Свои! Но почему они готовятся встретить огнем? Алимбей удивленно посмотрел на комиссара.

Колотубин первым догадался, в чем тут дело. Он перевел взгляд на мачту парохода. Леер был пуст. Флаг опустили сразу же после отплытия из Царицына. Предосторожность не мешала: мало ли кого повстречаешь на пути.

— Поднять флаг! — приказал Джангильдинов.

На мачте «Саратова» взвился алый стяг. Палубы военных кораблей сразу ожили. Матросы высыпали из башен и боевых постов, стали радостно махать руками, бескозырками, что-то кричать.

— Свои, выходит, — глухо сказал капитан, и по его тону трудно было понять, доволен он этим или огорчен. — А чуть было нас к рыбкам в гости не послали. Посудина моя для них вроде фанерной мишени.

Колотубин и Джангильдинов, облегченно вздохнув, посмотрели друг на друга.

Пароход дал приветственный гудок, и корабли флотилии ответили басовито и протяжно. На ближнем ив них моряк замахал сигнальными флажками.

— Спрашивает, кто такие? — Груля проворно соскользнул вниз с мачты.

— Ответь так: «Из красного Царицына», — сказал Джангильдинов.

— Товарищ комиссар, дайте вашу фуражечку, — попросил Груля, сжимая в руке свою бескозырку. — Буду отвечать.

На капитанский мостик, постукивая подковками каблуков, взбежал по ступенькам Валентин Малыхин, балтийский моряк, начальник особого отдела отряда. Коренастый, плотный, широкоплечий. За дни похода Колотубин ни разу не видел на его широком, усеянном следами оспы лице веселого выражения или доброй улыбки. Малыхин всегда ходил хмурый, сбычив голову, и, казалось, на всех смотрел исподлобья, подозрительно.

— Командир, в морском деле главный тут я. — И, не дожидаясь ответа, резко приказал Груле: — Шлепай, браток, к своему самовару.

Антон Груля вспыхнул, но сдержался. Вернул комиссару фуражку и, лихо присвистнув, удалился. Между Грулей и Малыхиным еще несколько дней назад, едва тот очутился на пароходе, произошла маленькая стычка. Из-за того же самовара. Малыхин хотел, чтобы Груля, приставший к отряду, был у него на побегушках, чем-то вроде ординарца.

Колотубину не понравилась такая навязчивая самоуверенность начальника особого отдела отряда, но он не показал вида. Сейчас не время разбираться. Может быть, в какой-то мере Малыхин и прав. Вести переговоры на морском языке все же сподручнее именно ему.

— Что передавать, командир? — В руках Малыхина появились сигнальные флажки.

— Идем из красного Царицына. — Алимбей повторил ответ военным кораблям.

Валентин Малыхин быстро замахал руками. На корабле снова заполоскали флажками.

— «В городе мятеж, захвачена крепость, — читал басовитым голосом Малыхин. — Матросы флотилии сейчас выступают против предателей революции. Присоединяйтесь к нам, добьем гадов».

— Передай, командир и комиссар красного отряда приглашают командующего флотилией и комиссара на пароход, — велел Колотубин.

Прошло несколько минут, и на корабле снова замахали флажками. Малыхин еще больше насупился.

— Посылают к чертовой матери. — Малыхин выругался. — Приказывают вам самим прибыть к командиру флотилии Ерофееву. Он тут старший начальник, и ему подчиняются все.

— Теперь видно, что свои. — Джангильдинов улыбнулся в усы. — Пошли его тоже куда-нибудь подальше и скажи, что отряд выполняет личное указание Ленина. Жду командующего с докладом.

Колотубин смотрел, как старательно вымахивает флажками Малыхин, и весьма сожалел, что не знает морской азбуки. А в голове вертелась фамилия — Ерофеев. Знавал он когда-то одного Ерофеева, в девятьсот пятом, на баррикадах лихой был дружинник!

— Ваш козырь больший, — просигналили с корабля. — Мы тоже за Ленина. Ерофеев ждет на берегу.

«Саратов» сбавил ход и медленно подошел к причалу. На пристани толпились вооруженные моряки и, будто ничего не происходило в городе, сновали голосистые торговки с жареной рыбой, шныряли загорелые до черноты мальчишки с ведрами воды и кружками, рыскали менялы и лоточники. А из центра доносилась беспорядочная стрельба, глухо ухали пушки.

На палубу парохода поднялись три вооруженных матроса. Рослые, загорелые. Их проводили к Джангильдинову. Один, видимо старший, отдал честь:

— Командир флотилии ждет вас.

— Послушай, — обратился к нему Колотубин, — а как зовут Ерофеева?

— Костей… Константином то есть. — Моряк с ног до головы оглядел комиссара: — А что, знакомы ему?

— Возможно… Если тот самый Костя Ерофеев, что в девятьсот пятом дрался на баррикадах, тогда знакомый.

— Насчет баррикад не знаю. Он был комендором. Это точно. В комитет его братва избрала, а потом и командиром. Башковит. Силен, как медведь!

— Ну что ж, посмотрим вашего Костю.

Джангильдинов, Колотубин и Малыхин в сопровождении десятка бойцов направились к сходням.