Когда все уселись за стол, отец бережно налил в стопки мутноватого, пахнущего резиной спирта-сырца, и пир начался.

После нескольких стопок вонючего зелья Володя охмелел и пить отказался. Голова кружилась, а во рту противно жгло, пахло каучуком, будто он только что изжевал целую автомобильную покрышку.

— Что, отвыкли? — спросил Мокшин, подталкивая тарелку с яйцами.

— Да нет... Не привыкал. На фронте, бывало, пил. Законную. Фронтовую. Только не такую.

Мокшин понимающе улыбнулся:

— Это, дорогой коллега, не фронт. Этакого дерьма и то днем с огнем не найдешь. Дефицит. Тыловой ликер. Спасибо еще Вознякову. Удружил Тихону Пантелеевичу. Из своего энзэ. По случаю семейной радости.

— Возняков? Кто это? — пьяно удивился Володя, туго вспоминая инструкции Новгородского.

— Наш начальник. Если придет, то обязательно будет сватать тебя на работу, — уже совсем по-приятельски сказал Мокшин. — Люди нам нужны. А специалистам вообще цены нет.

— Какой я специалист, — пренебрежительно фыркнул Володя.

Возняков пришел поздно, когда дородные тетки пустились в пляс под разухабистый перепев гармошки, которую с пьяной беспощадностью терзал дядя Савелий. Мокшин как в воду глядел. Гость выпил штрафную и, узнав, что к чему, действительно обрадовался.

— На шесть месяцев? Батенька ты мой! Да я на руках тебя носить буду, только поступай работать. Участковым геологом. Паек, зарплату — все дадим! Я съезжу в управление — оформлю как надо.

— Не велик чин. Сам съездит, — вмешался отец. Он все еще не мог смириться с неудачным ранением сына и мнительно косился на подвыпивших родственников — не усмехается ли кто.

— Так как? Договорились? По рукам?

— По рукам, — благодушно согласился Володя. Шумный, простецкий начальник ему понравился. «Точь-в-точь как наш комбат!» — с пьяным умилением подумал он.

— Вот и хорошо! — Начальник пригладил свои седеющие редкие волосы и шумно вздохнул. — По крайней мере, легче будет. А то у нас... — Он помрачнел и устало махнул рукой.

Мокшин тоже стал серьезным и чуть печальным. Отец уловил перемену в настроении геологов и поспешил налить стопки.

Утром Володя проснулся позже всех. Сел, свесив ноги с сундука, на котором мать устроила постель, и стал с тревогой вспоминать вечерние события. Сильно захмелевшего, еще задолго до конца гулянки отец с Мокшиным отвели его спать. Володя долго морщил лоб, вспоминая свое поведение. Родившаяся было тревога стала ослабевать. Кажется, он не сболтнул ничего лишнего, не наделал глупостей. Даже наоборот. Знакомство с Возняковым получилось совсем непреднамеренным, а с устройством на работу получалось еще лучше. Тревоги Новгородского оказались напрасными.

Довольный собой, Володя натянул галифе и пошел умываться.

Едва мать успела подать завтрак, как в дверь постучали. Ввалился Возняков.

— Ну, проснулся наш герой? — зашумел он еще у порога. — Не забыл за ночь о нашем разговоре?

— Не забыл, — улыбнулся Володя и пригласил гостя завтракать.

Возняков не стал церемониться. Вымыл руки и запросто сел за стол.

— Давай оформляйся. Если здоровье не позволяет, то я в Сосногорск съезжу. Геологи нам вот как нужны! — зычно гудел он, проводя возле горла вилкой с насаженной на нее картофелиной.

— Зачем беспокоиться. Сам съезжу. Сначала надо здесь в районе на учет встать.

— Так в чем дело! — обрадовался Возняков его готовности. — Езжай сегодня же. Как раз и оказия есть. — И вдруг помрачнел.

— Что это вы? — простодушно удивился Володя.

— Да так, — поскучневшим голосом произнес Возняков. — Не обращай внимания. Дело тут у нас одно неприятное вышло...

Володя тактично промолчал, а потом сказал неуверенно:

— Только вот как освоюсь — не знаю. Бокситы. Темой моей дипломной работы были залежи массивных медистых колчеданов в метаморфизованных породах.

— А, ерунда! — отмахнулся Возняков. — Освоишься мигом. У нас разрез простенький. Я сам когда-то диплом о касситеритах писал. А стал бокситчиком.

Попутчики у Володи оказались молчаливыми. Хмурый широкоплечий мужчина и розовощекая тоненькая девушка с большими карими глазами — следователи уголовного розыска. Это Володя узнал еще в конторе. Возняков упросил следователей подвезти его до района и отправить, по возможности, назад. Те не очень охотно согласились.

Завалившись в сани рядом с девушкой, Володя укутался в старый отцовский тулуп и стал разглядывать своих неприветливых попутчиков. Девушка-следователь, втянув голову в поднятый воротник нового дубленого полушубка, призакрыв красивые глаза, о чем-то размышляла. Володе почему-то было смешно видеть на этом розовом юном лице выражение многозначительной серьезности, строгости, и он невольно улыбнулся. Заметив эту улыбку, девушка сердито сдвинула черные густые брови, дернула плечом. Что-то знакомое почудилось Володе в этом непроизвольном жесте, в сердито сдвинутых темных бровях. «Где-то я ее видел...» — подумал он и стал вспоминать знакомых девушек. Дело это было нетрудное, ибо знакомств среди прекрасной половины рода человеческого лейтенант имел не больше, чем пальцев на руках. Безуспешно порывшись в необремененной женскими лицами памяти — «нет, не встречал», — он прекратил это бестолковое занятие и стал разглядывать мужчину. Тот неумело дергал вожжи, погоняя без того резво идущую лошадь, и вид у него был мрачный, решительный. В каждом жесте чувствовалась сила, резкость, военная выправка. Даже полушубок был подогнан по фигуре, перетянут широким командирским ремнем. «Кадровый, — решил Володя. — Кой леший занес его в милицию? Наверное, тоже по ранению». На повороте сани резко накренились, и девушка чуть не выпала в снег. Володя успел ухватить ее за руку и неожиданно рассердился на мужчину. «Кучер из этого вояки, однако, аховый. Прет, как на танке!»

Девушка благодарно кивнула Володе, и он осмелел, обратился к мужчине:

— Давайте вожжи. У меня, может, лучше получится.

Тот только зло мотнул головой и еще сильнее дернул вожжами. Девушка чуть улыбнулась.

— Характерец, однако... — вслух проворчал Володя, смущаясь от этой улыбки. Он всегда терялся перед незнакомыми девушками, а перед красивыми — особенно.

— Сиди! — простуженным басом огрызнулся возница. — А то прямой наводкой на дорогу вышибу. Пойдешь пехотой.

— Н-да... Зла артиллерия! Только ведь лошадь — не пушка. К ней другой подход нужен. Видать, из корпусной, на механической тяге?

— А ты откуда знаешь? — удивился следователь.

— Так как же... Раз с лошадкой на «вы» обращаешься — сразу видно, что не из полковой.

— Фронтовик?

— Пришлось.

— Где ранило?

— На Брянском.

— А-а... — голос следователя подобрел. — На тогда эти собачьи лямки. Никак не привыкну. — Он протянул Володе вожжи. — Тебе, видать, привычней таким тягачом управлять. Пехота?

— Да нет. Сначала инженерные, а потом артиллерийская разведка.

— Ха! — обрадованно передохнул следователь и, совсем подобрев, подал сильную руку. — Тогда давай знакомиться. Стародубцев. Капитан Стародубцев.

Володя ослабил вожжи, подвинулся ближе к капитану. Заметив его недоумение, пояснил:

— Нечего ее понукать. Лошадь, брат, дорогу домой лучше нас с тобой знает.

Завязался разговор о фронтовых делах, отступлении, немецких танках, госпиталях и всяких прочих солдатских разностях, неизбежных при встрече двух военных людей. Задорина (она тоже представилась) молча слушала их неторопливую беседу и изредка с любопытством косилась на Володю карим лучистым глазом. Под этими редкими взглядами тот терялся и начинал нести околесицу. Стародубцев это заметил.

— Э-э... лейтенант... Ты что-то того!

— Чего «того»?

— Да так. Молод ты, брат. Окрутят тебя в твоей деревне в два счета. Для такого слабака шесть месяцев срок вполне достаточный. Оженят тебя как пить дать.

— Ну, скажешь... — пришибленно промямлил Володя и поглядел на Задорину.

— А здесь у тебя ничего не выгорит. Ты мне тут всякие пристрелки брось, — заметил и этот взгляд Стародубцев. — Надежда Сергеевна — девушка серьезная. Понимать надо. Шуруй в своей деревне, а здесь брось! — напрямик рубанул капитан и пригрозил Володе увесистым кулаком. — Ишь раскраснелся.