Лишь вайдовский полицай не отрывал от меня внимательного взгляда. Вот же, заноза! Хрен с тобой, постараюсь сделать всё быстро. Если и заподозрит что-нибудь и начнёт наушничать, ему никто не поверит.

Я бы не поверил. Поглядеть на мою фигуру со стороны — эдакий мелкий дрищ, да ещё и проявляющий способности тяжеловеса-рекордсмена? Я вас умоляю… Брехня!

Но как-то надо было этого полицая отвлечь.

— Гей! Грицко, гля! — постарался я максимально привлечь внимание полицая, вытягивая руку в сторону автомобиля с вытаращенными глазами. Нехитрый приём удался на славу. Блин, как же саднит рука! Надо обязательно потом поглядеть, неужели шкуру содрал? Крови на гимнастёрке вроде бы немного.

— Га?! — резко развернулся вайдовский соглядатай. Я немедленно приподнял ближний, обращённый к отвернувшемуся полицаю, край вагонетки и поставил колёса на рельсы. Быстро перебежал на противоположную сторону. — Чого там було-то, Петро? — растерянно воскликнул Грицко, не увидев ничего примечательного в указанном мной направлении.

— Так птица ж села! Сама синяя вся, а хохолочек розовенький. Красота! — как ни в чём не бывало, пожал я плечами, делая вид, что прилаживаю доски под установленные колёса, чтобы вагонетка не сдвигалась.

— Птица? Тю! Шо б тоби, скаженный…

— Ой, и не говори, Грицко. Такой ска-аженный… — я поднатужился и поставил вторую пару колёс на рельсы, отряхнул ладони, подхватил пустые вёдра и поспешил к куче вываленного угля. Что ж, ещё десять тысяч вёдер и золотой ключик…то есть вагонетка вернётся в первоначальное до аварии состояние.

Я уже вываливал вёдра в десятой ходке, когда услышал рядом негромкие хлопки.

— Браво, браво, Тэличко! — гауптман стоял у меня за спиной и хлопал в ладоши, затянутые в кожаные перчатки, — ты сумел меня удивить. Я проиграл Иоганну пари. Ты полон сюрпризов.

— Виноват, господин гауптман! — вытянулся я, держа пустые вёдра, — я постараюсь отслужить доблестным трудом во славу Германии!

— Ну-ну, Пэтэр, не стоит переигрывать. Я ведь ещё ничего не решил. Продолжай трудиться и…жди новостей. Посмотрим, какой из тебя выйдет работник, — гауптман одарил меня ещё одним холодным взглядом и, развернувшись, зашагал к машине, делая на ходу знаки автоматчикам.

— Чего рот раззявил? Работай! — подошедший Грицко несильно пристукнул по краю ведра концом дубинки, — вместо обеда ты с бригадой закатишь наполненную вагонетку на второй разгрузочный стол. Норму никто не отменял! — и заржал, заметив мою реакцию.

Подошли Алексей и Мага со строительными носилками.

— И пошевеливайтесь, — уже от навеса прикрикнул полицай.

— Вот же, козлина! — сплюнул Лёха, берясь за лопату.

— Нэ обижай хорошее животное, Льёшка! — Мага стал ведром нагребать в носилки уголь, — а ты, Петро, не переживай, я раздатчикам наши котелки отдал: баланды и хлеба нам оставят. Холодной, правда. Но всё лучше.

— Спасибо, Магомет, — сердечно поблагодарил я дагестанца.

— Аллах всемилостив, Петро…

Завершая с товарищами загрузку вагонетки, я всё продолжал раздумывать о туманных обещаниях гауптмана. Что это было? Действительно, подтверждение возможной отправки меня в контору горного инженера Иоганна Вильчека? Или что-то совершенно другое. Гауптман явно был раздосадован проигранным пари или это спектакль для меня? Уж больно скользкий тип этот офицер. Надо бы поаккуратнее узнать, кто он и что он такое в Цайтхайне. А может, я слишком преувеличиваю собственную значимость?

Заталкивая в гору наполненную вагонетку, я отметил, что левая рука уже практически не болит. Мимолётно порадовался отсутствию ещё одной проблемы и как водится тут же забыл об этом, погрузившись в рутинную шахтёрскую работу.

Устали мы сегодня, конечно, до полуобморочного состояния, поэтому в бараки не просто возвращались, а буквально брели. Как ни странно, то ли стресс, то ли избыточная нагрузка парадоксально повлияли на состояние Лёхи, и вечером он уже больше не кашлял кровью, а лишь изредка начинал дышать, часто и с натугой.

Припрятанные на обеденной раздаче холодные порции баланды проглотили почти не заметив, расплатившись с дежурной сменой кашеваров половиной пайки хлеба каждый. Справедливо, но всё же лучше, чем ничего.

Ужин, состоящий из горстки полуразваренного гороха и ложки свекольного мармелада на сахарине, запил кружкой кипятка. Отчего настроение немного улучшилось, в особенности в ожидании ночного визита к Шурке-Механику.

Обещание гауптмана — это, конечно, неплохо и будоражит воображение, но коммерческие возможности Сан Саныча вселяют в меня гораздо большую уверенность.

Завалившись на нары и вспомнив о желании осмотреть руку, я, наконец, стянул пропитанную потом и грязью гимнастёрку. За водой в угол барака идти было откровенно лень. Не помешало бы стереть с шеи и лица влажной тканью въевшуюся угольную пыль. Хоть какая-то иллюзия гигиены. Но гимнастёрка так заскорузла от угольной пыли, что её саму, похоже, пришлось бы вымачивать полдня.

Луч света от прожектора, пробивающийся сквозь ближнее оконце барака, падал как раз на проход между моими и соседними нарами.

Своего освещения у шахтёрских бараков не было. А за использование любого открытого огня, как гласил специальный документ, вывешенный у входа в каждый барак рядом с огнетушителем, полагалось наказание плетьми.

25 ударов. Такое же наказание следовало в случае, когда военнопленный не отдавал честь при встрече с любым немецким военнослужащим. Попытка пожаловаться на немецкого охранника рассматривалась не иначе как клевета. За порчу имущества также наказывали плетьми.

Я аккуратно ощупал внешнюю сторону плеча, локоть, совсем не ощутив тех болезненных ощущений, что были после падения с вагонетки. И тут мой взгляд упал на сияющие ровным зелёным цветом татуировки матрикула. Две татуировки из трёх!

Ёшкин кот! Какой же самодовольный и невнимательный идиот! Давешняя боль была не от травмы или ссадины. Матрикул недвусмысленно подавал сигнал о нахождении рядом Демиурга. Того, ради которого я и отправился в эту грёбанную клоаку. Ах ты ж, досада какая…

Сердце бешено заколотилось. Так, отставить мандраж! Лучше подумаем, кто бы это мог быть? Это явно не кто-то из заключённых, однозначно не гауптман и даже не его дружок-инженер. Всех они были со мной в контакте и раньше, при этом Матрикул хранил гробовое молчание. Остаются: водитель гауптмана — щуплый гефрайтер, два автоматчика и женщина унтер-офицер с кожаной папкой.

Могли быть, конечно, и другие прибывшие в лагерь новые лица. Но ведь кроме машины гауптмана никаких других транспортных средств, насколько мне помнится, на загрузочной площадке не было! Да и боль в руке стихла примерно в тот же промежуток времени, когда гости из Цайтхайна убыли восвояси.

Интуиция просто кричала о том, что Демиург был среди сопровождающих гауптмана. Что ж. Тем больше поводов выяснить, что это была за барышня и солдаты гауптмана. И начну я, пожалуй, с расспросов Шурки-Механика. Он ведь не сразу попал на шахту. Наверняка покрутился какое-то время в шталаге Цайтхайн.

От возникшего азарта предвкушения усталость смыло, словно надпись на песке морской волной. Даже жёсткие доски нар и начавшие возню в ожидании ночного пира вши не могли испортить моего настроя.

Это же надо! Всего полтора месяца — и я напал на след Демиурга. Понятное дело, что это пока даже не половина миссии. Но хотя бы радостно, что я где-то рядом.

Нет…кровь из носа, а я обязательно выясню, что за краля приезжала с гауптманом и где её искать! Матрикул молчит, значит, в пределах пяти-восьмикилометрового радиуса Демиурга уже нет. Ну а потом можно будет и планировать захват и побег. Других способов добраться с Демиургом до ближайшей точки рандеву я не видел.