Ладно, вроде бы ведут добром, не под конвоем. Было бы что-то серьёзное, прислал бы гауптман охранников из административного блока. А так, пока всё в рамках. Подлая интуиция, стряхнувшая дремоту, раскручивала свои обороты с каждым пройденным шагом.

Насчёт отсутствия конвоя я, конечно, погорячился.

На воротах у ограды административного корпуса сопровождающих меня полицаев технично оттёрли два немецких охранника. Причём, те самые автоматчики, которые охраняли гауптмана Кригера во время нашей встречи в Зеештадте. Вайда даже вякнуть ничего не успел, лишь озадаченно поглядел нам вслед. А часовые на воротах поспешили отогнать замешкавшихся полицаев.

Мы быстро прошли в пристройку, где располагался отдел «3А». Один из конвоиров занял пост у входа, другой, ткнув мне в спину ствол пистолета-пулемёта, едва мы дошли до двери в комнату, где совсем недавно меня допрашивал гауптман, рявкнул: «Хальт!» При этом немец толчком развернул меня лицом к стене и настойчиво постучал в дверь.

— Вас? …шайзе! — послышался глухой голос Кригера. Дверь отворилась, на пороге стоял гауптман, держа в руках форменную фуражку и промакивая белоснежным платком лоб, — а, это ты, Тэличко. Ведите в мой кабинет!

Из-за спины капитана был виден ещё один немецкий офицер. Худой, веснушчатый, в рубашке с закатанными рукавами. Перехватив мой взгляд, Кригер раздражённо дёрнул щекой, надел фуражку, полуобернулся к офицеру:

— Продолжайте, Шольц, — затем повернулся к моему конвоиру, — рядовой! Вы слышали приказ? Ведите Тэличко в мой кабинет, шнеллер! — гауптман отступил внутрь комнаты и закрыл дверь.

Ни во время короткого разговора, ни потом мне не удалось услышать ни звука из допросной комнаты. Тем более что конвоир не дал задержаться в коридоре и секунды. Но запах. Из допросной несло кровью и…мочой. Острый, насыщенный запах. Такой за полчаса не нагонишь. Явно долго «работают».

Странно, обычно неторопливый и обстоятельный Кригер явно спешит и не хочет, чтобы я стал свидетелем…чего? Допроса? Но ведь меня ведут в его кабинет тоже не чай пить. И явно не для пыток. Пока. Аккуратист Кригер не будет свинячить в своём кабинете. Или это я так себя успокаиваю. Здесь однозначно не банальной проверкой на вшивость попахивает. Скорее, он не хочет, чтобы я увидел кто у него в допросной. А вот это ближе к истине.

Очная ставка? Чтобы, так сказать, ошеломить, а затем и расколоть допрашиваемого. Логично предположить, что за захлопнувшейся дверью у гауптмана кто-то, кто даёт на меня информацию. Хреново. Ладно, поглядим какие у гауптмана козыри.

Что имеем? Ночной вызов. Менее, чем через сутки прибытия контрразведчика из командировки. Его отсутствие в форлагере на регистрации. Информация от Родина о том, что гауптман предпочитает по возвращении из таких поездок беседовать с информаторами. Мало, Миротворец? Чего тебе, Гавр, ещё нужно? Стоп, а что это я паникую. Чего я хотел ещё совсем недавно? Побеседовать по душам с гауптманом насчёт местонахождения фройляйн унтер-офицера. Чем не вариант? Получи, Гавр, распишись!

Кабинет гауптмана располагался в тупике коридора сразу за поворотом. Ничего неожиданного. Почти плакатно. Стол. Два стула. Диван с высокой жёсткой спинкой. Небольшое бюро с патефоном и стопкой пластинок. Портрет фюрера на стене. В полный рост со шпагой, украшенной бриллиантами на фоне драпировки из красного флага со свастикой. Эффектно, грозно. И Герман тут такая душка, стройняшка, мля…

Охранник усадил меня на стул, жёстко припечатав за плечи. Сам же занял пост чуть позади и справа. Я буквально физически ощутил ствол его пистолета-пулемёта в десяти сантиметрах у моего затылка. Ощутимо пахнуло оружейной смазкой. Хе-хе, бздишь, Гавр! Подсознание не обманешь. Оно всё наперёд чует.

А руки-то не связали, контрразведчики грёбанные. Мнимое доверие? Знаем мы эти приёмчики. Чтобы расслабить клиента. Заезжено до дыр. Но на неискушённого лагерника должно произвести впечатление.

Позади в коридоре послышались размеренные шаги. Недолго тянули.

— Нихт бевеген! — рявкнул охранник.

Ясен хрен. Почти не дышу, геноссе. Сижу, не шевелюсь, примус…эээ, пардон. Это не отсюда.

Вошёл Кригер, обогнул стол, снимая на ходу перчатки и укладывая их в фуражку, которую небрежным движением бросил на край стола.

Венский стул деликатно скрипнул под сухим седалищем гауптмана.

— Ну что, Тэличко, рассказывай.

— Виноват, герр гауптман, о чём?

— Как служба в отделе? Доволен ли условиями? Не заметил ли чего-либо необычного в сотрудника, сослуживцах? — мягко стелет, даже голос Кригера приобрёл бархатистые нотки. Прямо кот-Баюн, а не контрразведчик. Хотя много ли я видел раньше контрразведчиков? Штатный молчи-молчи на срочной — это так, прогуляться вышел.

— Я не так долго служу, господин гауптман. Условия более чем приличные. Безмерно благодарен. Сослуживцы мои исключительно грамотные профессионалы и преданны делу Германии. Мы все, как один, стараемся улучшить работу механизма администрации лагеря, прилагаем все усилия, чтобы не упустить ни одной мелочи.

— Наслышан, Петер. Вайсмюллер отзывается о вас с Родиным лишь в превосходной степени. Скажи, Тэличко, ты действительно читаешь книгу фюрера «Германия возрождается»?

— Да, господин гауптман, и считаю её весьма полезной не только для полноправных граждан Рейха. Фюрер в своей гениальности простым доходчивым языком раскрывает истинную антинародную суть большевизма в Советской России. А его прозорливый план по использованию экономических завоеваний индустриализации и коллективизации в СССР с помощью немецких инженеров, экономистов и специалистов в сельском хозяйстве, тот и вовсе шедевр стратегии! Он обязательно должен лечь в основу нового государства, простирающегося от Атлантического до Тихого океана! — я продолжал вдохновенно нести и расцвечивать нацистскую хрень, которой была переполнена книга Геринга, а сам внимательно следил за выражением глаз гауптмана.

Меня ни в коей мере не обманул его заход в стиле светской беседы. Надо же, о литературном опусе фюрера поинтересовался. Ещё бы предложил сравнить погоду здесь в Цайтхайне и на Северном Кавказе, чудила.

По рассеянному, я бы даже сказал «размытому», взгляду, который гауптман зафиксировал где-то в точке у меня над головой, было отчётливо ясно, что всем мои ответы ему, мягко говоря, до лампочки. Нет, он внимательно слушает, фиксируя все детали: мою позу, тембр голоса, степень напряжения лицевых мышц. Но весь этот разговор…явно для того, чтобы отвлечь, ослабить контроль, застать врасплох. Никаких других объяснений у меня подобной тактике не было.

Вызывать посреди ночи, чтобы сравнить мои показания, с показаниями своих штатных осведомителей — слишком незначительный повод. Если Кригер, конечно, не законченный социопат и параноик. Но насколько я с ним знаком, это не так. Отто уравновешенный, умный и изворотливый враг, на две головы выше меня во всех этих шпионских примочках. Скорее всего, он ведёт себя со мной сейчас, как кот с мышью, чтобы максимально эффективно выпотрошить в следующие полчаса. Значит, для этого у него есть веский повод.

И повод этот сейчас в лапах дядюшки Гюнтера в допросной, куда, как я уверен, скоро отправят и меня. И ещё один неутешительный вывод. По всем признакам он явно больше не считает меня тем, кем я пытался притворяться последнее время. Пленным, предавшим Родину за тёпленькое местечко и жирную пайку.

Похоже, гнуть свою прежнюю линию мне уже не светит. Одно радует, что герр Кригер сам меня к себе позвал. Теперь не нужно ломать голову, как к нему подбираться, чтобы выяснить местоположение унтер-офицера Шерман.

Так. Прикинем расклад в здании администрации по охранникам. Он сейчас приблизительно такой: один здесь со мной и гауптманом. Второй у допросной камеры. Внутри, милашка Гюнтер и младший офицер отдела «3А» Шольц. На лестнице внизу ещё один автоматчик. На этаже в комнате с радиостанцией радист и, возможно, у двери ещё один охранник. Что ж, Гавр, похоже, концепция «тихого» побега тает с каждой минутой. Стоит признать.