— Ну так вряд ли кто клады с золотом оставлял в таком видном месте.

— Ну еще не вечер. Тут и жилые здания располагались и ранние постройки Гостиных дворов. Где сейчас парк за Драмтеатром стояла первая крепость, откуда Архангельский город пошел. Там, где нынче улица Энгельса тек ручей или даже речка, рос лес и дальше по берегу строили жилые дома.

— Интересно. В парке копать будете?

Гладышев вздохнул:

— Нам бы пока хотя бы это осилить. За год точно все не раскопаем, а коммунальщики да хозяйственные службы Облисполкома уже всю плешь проели.

Я посмотрел на густую копну волос молодого ученого и ухмыльнулся.

— Так давите обком, археология нынче в фаворе.

Геннадий снова вздохнул:

— Вот честно, Сергей, такого пробивного таланта, как у тебя, нет в этой сфере больше ни у кого.

Я намек понял:

— Ладно, постараюсь что-нибудь для вас сделать.

— Будем премного благодарны. Скоро придется консервировать раскопки. Людей мало. Студентов на такие зарплаты не заманишь, историков вы забрали.

Я киваю. Но и то хлеб! А то городу столько лет, а научные исследования в историческом плане ведутся чуть ли не любительским порядком. Колоссальный макет "Старый Архангельск" за счет своего времени и финансов делал Зосима Петрович Калашников. Макет города выполнен в масштабе 1:100 и представляет панораму Набережной и Троицкого проспекта. Автор назвал его "Мой Архангельск" и преподнес в дар землякам в год 400-летия города. И хоть бы кто из властей помог!

— Я поговорю. Думаю, что следует по этому поводу осенью собрать областную конференцию. Обозначить, так сказать, дальнейшие перспективы.

Гладышев морщится. Он, как и большинство провинциальных ученых не мыслит так глобально.

— Надо ли?

— Надо, Федя, надо! Пусть Олег Владимирович подготовит тезисы. Пригласим людей из комитета культуры и областного комитета партии. Может, кого из Москвы. Подведем итоги, попросим малёхо денежков.

Геннадий улыбается.

— Не дай бог, Сергей, вы к нам после учебы придете в руководители. Замучаете ведь всех.

— Ну до руководства мне еще далеко! Сначала надо закончить учебу, потом аспирантуру.

— Годы быстро пролетят и не заметишь. С аспирантурой у тебя еще будет выбор, многие захотят заполучить себе перспективного ученого. Да еще и со связями. Можешь уже начинать готовиться к кандидатской. Но главное, что далеко не все ученые хорошие администраторы. У тебя получается рулить. В армии сержантом был?

— Ага.

В голове всплывает образ далеких гор и застава. Странная это штука — память чужого пусть и родного человека. Становится грустно. Лучше бы мы оба в этой реальности встретились. Хотя как бы там сложилось, неизвестно.

— Чего тут торчать! — тащит меня за рукав Гладышев. — Пошли в музей, посмотришь наши находки.

— Давай.

На улице прохладно, так что от рюмки горячего чая не откажусь, о чем сразу намекаю ученому. Потом запоздало понимаю, что материальное положение стандартного научного работника таково, что на коньяк денег обычно не остается. Наверное, лишь люди, работающие в закрытых ящиках на оборону страны, могли зарабатывать в Советском Союзе достаточно. Справедливо ли это? Не знаю. Вряд ли. Но как накормить всех тремя хлебами также никто не ведает.

— Много меди. Видать, во все времена люди мелочь роняли. Вот остатки гвоздей, все кованые.

— Разве железо тогда не берегли?

— Так ломать не строить! Люди уезжали, продавали, или жилье было служебным. Но этого добра, как и разнообразных костей хватает.

— Кого ели наши предки?

— В основном крупнорогатый скот, хотя попадаются и олешки.

— Эти-то откуда?

— Ненцы зимой привозили. Ты не видел разве фотографии с ними начала двадцатого года?

— Вроде припоминаю.

— Мезенским трактом в основном шли. Сейчас он позабыт, позаброшен. Вот глянь, у меня есть его карта.

— Изучаешь?

— Пытаюсь помаленьку. Хочу диссертацию защитить.

— Ну, бог в помощь!

Мы сидим в небольшом кабинете, сводчатое окно выходит на набережную. Отличный вид открывается! Пожалуй, в собственном будущем кабинете от такого бы не отказался. На улице мелкий дождь, а у нас горячий чай и «домашняя наливка», по сути, тот же самогон, настоянный на ягодах. Зря я думал плохо о научных работниках. Геннадий вводит меня в собственные планы и перспективы развития музея. Оказывается, им на пятилетку выделили неплохие деньги на капитальный ремонт Гостинки и реставрацию еще нескольких исторических зданий. Получается, что Городская усадьба Плотниковой и особняк на набережной, где располагалась таможня, будут отреставрированы на двадцать лет раньше?

Можно гордиться собой. Ведь именно я подтолкнул этот камень, давно готовый сорваться с места. А там покатилось так, что не остановишь. И главное — с толком и расстановкой. Наши открытия не только по Союзу, но по всему миру прокатились. Так что ждите следующим годом десант не менее именитых гостей. И как эти музейщики своей прибыли не понимают? Им точно нужен хороший администратор! Надо бы об этом Маргариту попытать, а то она, как свалила после конференции, так я её и не видел. И квартиру некстати у нас отняли. Я и Иришка уже привыкли к некоторому комфорту. Жилье — это больной вопрос. И его надо бы как-нибудь закрыть.

— Так-так, чай, значится… — Овсянников принюхался и нехорошим взглядом окинул Геннадия, — …пьете.

— Да мы так, — Гладышев резко подтянулся, — погода…понимаете!

— Ага, погода, дождь, настроение. Ты молодые кадры мне не спаивай!

Я решил быстро увести тему в сторону. Гостеприимного хозяина подводить не хотелось.

— Я все по тому вопросу, Олег Владимирович, на месте южной башне, что была сломана в девятнадцатом веке. Ничего там не обнаружено?

— Не пудри мне мозги, Караджич! Нет там никакого подземного хода и, соответственно, клада. Не знаю, что там тебе тот дед заявил, но подземелье в нашей почве — это сказки.

— Так я что, я ничего! Значит, в той газете враки или дед что-то напутал.

— Вы, о чем? — недоуменно воззрился на нас Гладышев.

— Да вот Сергей пристал с каким-то подземным ходом. Вроде как некий дед ему рассказал, что в Гражданскую, когда Архангельск оккупировали интервенты, в одной из газет написали, что англичане нашли под Гостиным некий ход и даже обнаружили клад. Но их срочно перебросили на фронт, и находка осталась внутри.

На меня тут же уставились умные глаза Геннадия:

— А доказательства у деда есть?

— Откуда? И память уже не та.

— Газеты с той поры не сохранились. Во всяком случае не у нас.

Я сразу понял на что намекает главный археолог. Если контрреволюционные листы где-то и остались, то в КГБ. А те с учеными точно не поделятся. Ну если только по приказу. Но заметку в памяти я себе поставил.

— А ты, друг ситный, — Овсянников внезапно воззрился на меня, — никак в Заостровье лыжи навострил?

— Так со всеми этими делами…

— Нет уж. Там есть кому в грязи копаться. Сезон все равно заканчивается. Вон как дожди полили и синоптики лучше погоду не обещают. Так что раскопки покамест заканчиваются. И нам пора приводить в порядок ваши находки. Я уже договорился с Валерием Степановичем. Так что ты на неделю поступаешь в наше распоряжение. Помогать описывать уже найденное. А то накопали столько всего, а кто бумажной работой заниматься будет? У меня кадров лишних нет. Институт отморозился. Типа все студенты разъехались. Ну и уж раз ты всю бучу начал, то тебе и доводить.

«Здрасьте! Это еще что за новости!»

— Олег Владимирович, но позвольте…

— Возражений не принимается! Понимаю, что ты привык к более молодежному обществу, Дружки, девушки, портвейн. Но придется вкусить и чёрствого хлебушка. Так что заканчивайте ваши …хм, чаепития и завтра на неделю ты наш раб на галерах.

Да уж, месть археолога поистине была жестока! Гладышев злорадно улыбается. Ну-ну, я к тебе еще чай пить приду не раз. Так что запасы наливочки точно уменьшатся.