– А я? – спросил Эткуру из-за плеча.

– И ты, Львёнок. Мёртвый Львёнок мёртвого Льва, – констатировал Бэру. – Маленький северянин, твой северянин, Лев, убеждал меня, что я должен стать мечом в деснице Творца; Творец изъявил волю. Я вынужден согласиться с язычником – и я стану мечом. С Льва Львов, владыки Анну ад Джарата начнётся новый Прайд.

Толпа расступилась, пропуская синих братьев, сопровождающих Элсу. Маленькому Львёнку было тяжело идти, и он опирался на плечо Кору. Синие всадники, подъехав с другой стороны, сбросили с седла Нуллу. Третий сел, подтянув колени к груди, и уставился на Анну снизу вверх с тем беспредельным ужасом, какой должен бы сопровождать созерцание выходца из ада.

– Так я и думал… – пробормотал Эткуру в тоске, пытаясь соорудить презрительную мину. – Ну не говорил ли я, Анну…

Ви-Э, изменившись в лице, дёрнулась вперёд, но синие удержали её осторожно и крепко – за плечи и руки. А Ника и А-Рин нигде рядом не видно; Анну подумал, что они, наверняка, исцеляют тяжелораненных.

– Ты – сам Владыка Ада! – выдохнул Нуллу. – Я не знаю, как ты это сделал – но ты это сделал, именно ТЫ это сделал, Анну – нечистыми чарами, ты душу продал…

– Приколи ты эту тварь, Лев, – сказал Хенту, гадливо морщась. – Трус, палач, подонок… Вели людям Дракона заткнуть его и закопать где-нибудь… погань.

– Приказываешь, Хенту? – улыбнулся Анну – и его сотник тут же стушевался, но волки из Данхорета смотрели зло и напряжённо.

– Вот – те, что были в городе, – сказал Бэру. – А те, что во Дворце, ждут тебя во Дворце. И Престол ждёт. Ты можешь принять его из моих рук, как Линору-Завоеватель. Ты же знаешь: Синяя Цитадель принимает решение, сообразуясь с Отцом Небесным – и всё. Дело за тобой, верши правосудие… или расправу. Что хочешь.

– Отпусти братьев, Бэру, – сказал Анну негромко. – Брата Эткуру и Маленького Львёнка. Я их люблю, они мои советники и друзья, их место – в Прайде. И их женщинам – место в Прайде. Это будет называться – Львицы. Так вот, я не хочу слышать о них слова «мёртвые Львята».

– Не боишься, что кто-нибудь из них ударит тебя в спину? – спросил Бэру с неуловимой интонацией то ли сожаления, то ли насмешки. – Нож им в руки вкладываешь, Лев Львов.

Анну ощутил, как каменеет его лицо.

– А зачем им бить в спину, которую они прикрывали полгода? – спросил он, снижая голос, чтобы не наорать. – Если, паче чаяния, я буду побеждён в поединке, то Маленький Львёнок, брат Элсу, станет Львом Львов…

– А я? – вырвалось у Эткуру.

– А ты – нет, – невозмутимо ответил Анну, и над растерянной миной Пятого Львёнка расхохотались бойцы, улыбнулись даже синие стражи, а Ви-Э обняла, наконец, своего друга сзади, положив голову на его плечо. – Мы с Эткуру в том случае останемся в Совете Прайда, – продолжал Анну. – Но это – если меня победят, а для этого новое чудо понадобится…

Бойцы веселились, Бэру рассматривал лицо Анну, будто не мог поверить собственным глазам, Эткуру сконфуженно улыбался, а Элсу сиял, забыв о боли и ранах, используя мгновения триумфа полностью… Анну встретился взглядом с Ар-Нелем – и Ар-Нель еле заметно кивнул.

– Про Львёнка Нуллу ты ничего не сказал, – напомнил Бэру.

Анну снова быстро переглянулся с Ар-Нелем, оценил собственную шальную мысль – и обратился к своим волкам:

– Среди вас есть кто-нибудь, кто его НЕ ненавидит?

Бойцы как-то замялись – и Анну не понял, что означает эта заминка: либо Нуллу вызывал отвращение у всех поголовно, либо волки опасались, что симпатии к мёртвому Львёнку могут принять за предательство.

– Нуллу не умрёт, – сказал Анну, – но Львёнком не останется. Его учили убивать, его учили делать подлости, его плохо учили, в общем, но он ещё молод, и… В общем, я отдам его тому, кто захочет взять. В качестве подруги – если метаморфоза его исправит, и рабыни – если ничего не получится.

– Нет! – вскрикнул Нуллу, стискивая кулаки – и чуть не на четвереньках подобрался к ногам Анну. – Лев, нет, я умоляю, убей меня, только не это, я верую в Творца, я прошу прощения, я присягну тебе, только не надо…

– Вот он – страх, которому я объявил войну, – сказал Анну. – Смотрите, люди: вот Нуллу меньше боится умереть, чем дать жизнь детям. Разве любая женщина из моей армии не стоит вдесятеро больше, чем такой мужчина? Сила остаётся силой, душа остаётся душой, а человек остаётся человеком. Я хочу, чтобы Нуллу это понял. Кто его возьмёт?

Винору ухмыльнулся и на треть вытащил из ножен кинжал, но Анну покачал головой.

– Нет. Вызови его на поединок. Зачем тебе подранок, Винору? Это – львиная кровь, пусть у неё родятся хорошие дети. Освободите место и верните Нуллу оружие. Новый Прайд – новый закон: если боец не трус, он не возьмёт женщину без поединка. Кто боится – пусть живёт один или покупает рабынь – но называть его волком не за что. Воин вверяет себя Творцу и не пасует при виде чужого меча.

Синий страж протянул Нуллу меч со знаками Прайда. Волки и синие братья расступились широким кругом, освобождая место для поединка; на их лицах было то нервное оживление, какое Анну обычно видел только перед боем за чужой город. Нуллу взглянул на Анну отчаянными глазами, полными слёз:

– Брат, пожалуйста… Анну, не делай из меня посмешище… я не могу.

– Тебе придётся, – сказал Анну. – Чем лучше ты будешь защищаться, тем красивее станет твоё тело после метаморфозы. И легче роды, говорят. Северяне говорят – они знают, язычники.

Нуллу взял меч и отшвырнул в сторону ножны. Его заметно трясло, даже руки дрожали; Винору гладил ладонью лезвие своего меча, улыбался, то ли кровожадно, то ли похотливо, и ждал, когда Львёнок встанет в настоящую боевую стойку.

Нуллу встал. Анну со странным удовольствием увидел в его глазах зарождающуюся решимость, огонёк настоящей отваги. Львёнка увидел. Сколько Анну ни встречался раньше с Нуллу во Дворце Прайда – ни малейшей тени бойца, ни одной живой чёрточки не мелькало в смазливом и надменном лице Третьего – а вот тут, на площади перед разбитыми воротами, в толпе, перед такой жестокой игрой, какая Третьему Львёнку и не снилась…

Язычники давали своим преступникам, искупающим грехи метаморфозой, палки против мечей – но Анну решил, что это будет слишком низко, да и ни к чему, в сущности. Нуллу не мог равняться с Винору – как спесивый Львёнок, слишком любивший всяческие телесные радости мог противостоять старому бойцу, ветерану нескольких тяжёлых кампаний? Винору гонял Львёнка, как щенка, не торопясь кончать с ним, заставляя отступать и уклоняться – Нуллу держался исключительно на остатках самолюбия… тем удивительнее, что чистый огонёк в его взгляде не погас, а разгорелся ярче.

Волки, окружавшие место поединка, молчали недолго: видимо, молчать, наблюдая такое зрелище – выше человеческих сил. Азарт действа был куда сильнее любых скачек и собачьих боёв:

– Да, Винору, да! Обрежь его!

– У Львицы красивые глаза!

– Винору, у тебя родовые знаки есть? Ты ей личико раскрасишь или как?! – и кто бы мог подумать, что в присутствие Львят у волка повернётся язык такое ляпнуть?

– Тише вы, псы! – огрызнулся Винору, довольно, впрочем, беззлобно. – Не пугайте мою подружку, гуо хвостатые!

И тут Нуллу, как северный плебей, дерущийся на палках со своим приятелем, вдруг выдал:

– Ещё неизвестно, кто тут чья подружка, Винору!

Хохот и свист придали Львёнку храбрости и сил, он атаковал, столь же отчаянно, сколь и неумело – и Винору выбил меч из его руки, даже не царапнув.

В тот момент, когда меч с львиной головой отлетел в сторону, Нуллу шарахнулся – и волки толкнули его к Винору совершенно так же, как сделали бы северяне, Анну понял, что остановить это действо ему не удастся. Он беспомощно оглянулся на Ар-Неля – и с удивлением увидел, что Ар-Нель наблюдает без малейшего смущения или неловкости. Прочтя тихое одобрение на его лице, Анну повернулся, чтобы увидеть, как Винору срезает своим мечом застёжки с шикарного кафтана Нуллу.

А во взгляде Нуллу уже не было ни страха, ни стыда – только честный спокойный вызов. И Третий, и Винору, похоже, не видели и не слышали сейчас никого вокруг; происходящее перестало походить на публичную казнь.