– Были чище, – говорю я. – Из хороших семей, без вшей и элегантные на вид. Но, во-первых, они тоже воры. А во-вторых, я не мог никого принуждать. Наши цивилизованные воры считают, что лучше бордель в родном Тай-Е, чем тот ужас, который ждёт их на варварском Юге. А этот – храбрый.

Ар-Нель крутит пальцами в воздухе:

– Я ошибся, Ник. Мы все ошиблись. Надо было поговорить с юными аристократами. А такие вороватые полуживотные Эткуру наверняка и дома надоели.

Я жду, когда Манька-Облигация взорвётся и выскажет Ар-Нелю всё, что о нём думает – но Ви-Э молчит, опустив глаза, и наматывает на палец обрывок какой-то замурзанной тесёмки. Я вступаюсь за него:

– Ты думаешь, кто-нибудь из хороших мальчиков согласился бы по доброй воле стать рабыней Эткуру без поединка? Дать себя обрезать – ну да, да, для пользы дела, конечно, и для высоких политических целей, но по сути-то? Ча, ты идеалист! Воры отказались наотрез – все, кроме этого, а ты рассчитываешь уговорить аристократа?

Ар-Нель вздыхает.

– Ах, Ник, вероятно, ты прав… но мне бы так не хотелось, чтобы эта мразь оказалась для южанина памятью о Тай-Е… Он ведь начнёт что-нибудь говорить… как бы не вышло совсем плохо… О! Послушай, Ник, а он – не немой?

– Да нет, – говорю я. Меня крайне удивляет, что такого разговорчивого субъекта, как Ви-Э, можно спутать с немым. – В Башне только так митинговал…

– В Башне у него, по-видимому, было более подходящее общество, – усмехается Ар-Нель, пожав плечами. – С которым у него находились общие темы для беседы. Как его зовут?

– Ви-Э. И всё. Он – сирота.

– Ви-Э, ты проглотил язык?

Манька-Облигация поднимает голову. Ах, ничего себе! Он плачет! На грязных щеках – светлые дорожки от скатившихся слёз! Вот этого я точно не ожидал…

– Язык при мне, – отвечает он хрипло. Оэ, да он не может смотреть Ар-Нелю в глаза! Что это за диво…

– Ты – вор? – спрашивает Ар-Нель, вымораживая тоном всё вокруг. Я ещё не слыхал от него таких интонационных затрещин.

Ви-Э судорожно вдыхает.

– Я крал, ага.

Куда что девается? Я был уверен в шоу в духе «А ты меня не совести и не агитируй!» – а Манька-Облигация стыдится, по-настоящему стыдится! В тюрьме своих… скажем, сокамерников – презирал всей душой, а во дворце ему стыдно… Настолько, что моральные оплеухи Ар-Неля не заставляют огрызаться…

Чудны дела твои, Кши-На…

– На что ты годишься, кроме мелких пакостей? – продолжает Ар-Нель. Это не риторический вопрос – он всерьёз спрашивает, на что.

Ви-Э облизывает потрескавшиеся губы.

– В театре играл.

– В Театре Баллад? – Ар-Нель не верит.

Я тоже: Театр Баллад – место изысканное, вроде королевской оперы, ставят там музыкальную классику. Театральные звёзды с Именами Семьи – уважаемые и принимаемые в высшем свете люди, образованные, поют на древних языках, играют богов и королей…

Ви-Э шмыгает носом, чуть заметно усмехается.

– Ага. Баллад. В бродячем театре. В сценках. Влюблённых мальчишек и смешных жён. Жонглировал факелами, ножи в цель швырял… Где только не был…

Ар-Нель едва заметно оттаивает.

– Так что же случилось?

– Что… хозяин умер. Был мне вместо отца… ну, долго рассказывать. Фургон и барахло достались одному… мы с ним давно повод искали разодраться или разбежаться… Короче, выгнал он меня, босиком, можно сказать. А уже Десятая Луна к повороту пришла.

Упс! Ар-Нель протягивает ему платок!

– Вытри лицо. Ты не нашёл работы?

Ви-Э берёт шёлковый платочек, благоухающий лилиями, и смотрит на него с сомнением. Возвращает платок Ар-Нелю, вытирает глаза рукавом и продолжает.

– Я оказался в Столице с парой серебрушек в кармане и с мечом. И всё. Ок-Ирн у меня даже лютню отобрал – сказал, что она общая, а не моя. Кинули они меня… Да я бы всё равно не пел, охрип потому что. А зима случилась ранняя…

– В Театр не взяли? – в голосе Ар-Неля появляется тень сочувствия.

Ви-Э смотрит на него нежно:

– Я долго набирался храбрости. Набрался. Пришёл, сопливый, сиплю… сам себя не слышу, не то, что… Посмеялись, выставили. Кто их осудит? Ну и всё. Не знаю, как выжил этой зимой. Посуду в трактире мыл пару недель. Каменщики обещали взять – а я что? Я же не умею… за два дня спина разболелась так… чуть не подох. И всё. Пропал я, в общем. Работал на тепло, а еду тырил… иногда – и деньги, если удавалось, – сознаётся он, отводя взгляд.

– У тебя будет непростая задача, – говорит Ар-Нель уже вполне доверительно. – Но ты – актёр, ты справишься. Покажи что-нибудь?

Ви-Э отходит на два шага – и легко делает сальто. Выпрямившись, швыряет «воздушный поцелуйчик», как земные циркачи, проходится колесом, останавливается, не сбив дыхания. Жеманнейшим жестом смахивает со лба грязную чёлку:

– Оэ, моя несчастная душа – как бабочка на огне! – восклицает он вдрызг трагичным детским голоском. – Он мне сказал: «Золотой цветок, скрестим клинки под полной луной!» – а его Старшая Жена добавила: «Только попробуй!»

Ар-Нель смеётся – и Ви-Э улыбается.

– Я дважды ошибся, Ник, – говорит Ар-Нель. – Прошу меня простить. Актёр подойдёт.

Ви-Э смотрит на него влюблёнными глазами.

– Что заставило тебя так круто изменить позицию? – спрашиваю я.

– Он – человек в беде, – говорит Ар-Нель своим любимым отвратительным тоном: «Элементарно, дорогой Ватсон!». – Я не знаю, что было бы со мной, попади я в похожую историю. Я не знаю, что стало бы с людьми, которых я уважаю. Мне хочется сказать, что я выше воровства и прочих мерзостей – но я не голодал и не мёрз.

– А если всё это враньё? – говорю я. Мелкая подначка.

– Если бы этот Юноша хотел солгать, он солгал бы, что не крал, – пожимает плечами Ар-Нель. – Сказал бы, что он – бедный актёр, которого собирались казнить ни за что… Оставь, Ник! Разве ты не видишь его желания искупить сотворённое зло?

Вот так, дорогие земляне. В Кши-На воровство – однозначное зло. Без вариантов. Понять можно – но наказание не отменяется. Ар-Нель сочувствует, но ничем не поможет. Робин Гуд – в пролёте…

– Приведи его в порядок, Ник, – говорит Ар-Нель. – Я удаляюсь. Мне хочется навестить Маленького Львёнка, чтобы с ним познакомиться. Не будем ставить его братьев в известность?

– Пока не надо, – киваю я. Мне не предсказать реакцию Львят на то, что Элсу принимают при дворе Государевом.

Ар-Нель уходит, а мы с Ви-Э отправляемся в мои покои – приводить Ви-Э в божеский вид.

У дверей, ведущих на мою территорию, сталкиваемся с Ри-Ё. У него мокрые волосы, а вид довольнёшенек; он держит в руках какой-то предмет, завёрнутый в несколько слоёв шёлка.

– Где ты бегаешь? – говорю я. – Я тебя разыскивал. Надо было устроить это чудо – ему пришлось три часа торчать в комнате прислуги, а лучше бы было вымыться в это время…

Ри-Ё смущается.

– Простите меня, Учитель, – говорит он виновато. – Вы сказали, что вас до вечера не будет – и я ходил в квартал стеклодувов.

– Хотел увидаться с И-Цу? – спрашиваю я.

– Семья И-Цу заключила новый договор, – говорит Ри-Ё. – У него другой Официальный Партнёр, меня он видеть не хочет… нет, Учитель, я заходил к Господину Се-Хи, заплатил ему чуть-чуть, чтобы он позволил мне воспользоваться его оборудованием…

– Бедный Ри-Ё, – говорю я, – ты с этой придворной суетой просто соскучился по работе?

Ри-Ё кивает, разворачивает шёлковый платок.

Внутри свёртка – прелестная вещица: высокий узкий сосуд для ароматической смеси, зеленовато-синего стекла, с тонко и точно вылепленным цветком ириса вместо пробки.

– У тебя, всё же, способности, дружище, – говорю я. – Ты – настоящий художник. Очень здорово.

– Правда?! – радостно восклицает Ри-Ё. – Я хотел подарить это одной особе… Чтобы эта особа не думала, что я олух неотёсанный, с дурным почерком и вообще…

Ну что ты будешь делать…

– Особе, конечно, понравится, – говорю я. – Но имей в виду, Партнёр особы уже решён и поединок назначен. Так что – фенечку дари, но на сильные чувства не рассчитывай. А сейчас мне придётся послать тебя в город, в лавку готового платья. Ты купишь человеческие тряпки для другой особы, вот для этой – вы с ней, вроде бы, похожего телосложения…