А Анну после того боя разгадал тонкий замысел Ча.

– Ты, вот что – ты похож на хищное растение, – стирая кровь с лица, говорит он несколько уязвлённым тоном. – Внешне – цветок и мёд, а внутри – смерть. Ты – это обман.

– Видишь ли, дорогой Анну, – мурлычет Ар-Нель польщённо и протягивает ему белоснежный платочек из собственного рукава, – подобный обман – урок тем, кто не умеет или не желает замечать сути вещей. Не годится судить о чьих-то силах или фехтовальном стиле, не скрестив с ним клинка. Тот же, кто судит, недооценивая противника из гордыни, самоуверенности или глупости – может быть наказан поражением в бою. Это закономерно, не правда ли?

– Ты убивал? – спрашивает Анну.

– Я?! О, Небо! Конечно, нет! Я не жажду отнимать чужие жизни. Я ломал руки, я выбил глаз одному Юноше, который вёл себя недостаточно почтительно… не считая зубов… но убивать! Ты ведь не считаешь меня жестоким, Анну, не так ли?

Я не думаю, что посол ему поверил – но он продолжает проводить в компании Ар-Неля большую часть свободного времени. Старший посол, Эткуру ад Сонна, «Гордость господина Сонну», пятый принц Лянчина, что-то очевидно подозревает и очень не одобряет этого приятельства – но Анну ухитряется улизнуть при любом удобном случае.

Я сопровождаю их двоих на прогулках, как дуэнья. Ар-Нель слишком легкомысленно настроен; я не хочу, чтобы он попал в беду.

Узнаю множество любопытных вещей, которые Анну раскладывает перед Ар-Нелем, как колоду карт.

Уважаемый Господин Посол не умеет писать и читать. В Кши-На население грамотно почти поголовно – в городах даже есть субсидируемые Домом Государевым трёхлетние школы для обучения детей всех сословий каллиграфии, арифметике, истории и закону; для Лянчина грамотность – редкая роскошь. И то сказать, в Кши-На слишком требовательны торговля и ремёсла, уже изобретён печатный станок и печатные книги сравнительно дёшевы – а воину писать-читать особенно без надобности. Для того, чтобы разбирать каракули, нужны писари; роль писаря в свите послов выполняет толстяк-никудышник… хе, вот ведь привычка! Похоже, я начал думать в терминах Кши-На – в Лянчине обрезанного и образованного человека, выполняющего функции секретаря и духовника, называют бесплотным. Он – не раб; к этому сорту людей в Лянчине вообще изрядно другое отношение. Терпимее.

– Неужели он сам согласился стать таким? – спрашивает Ар-Нель, даже не пытаясь скрыть отвращение.

– Иначе ему было бы никогда не попасть в Прайд, – говорит Анну. – Видеть рабынь Прайда могут только Львята и бесплотные. Это правильно.

– Ах, я не могу представить себе благ, которые соблазнили бы меня на такое! – фыркает Ар-Нель.

– Много денег для нищей родни. Защита Прайда. Разве плохо?

Ар-Нель вздыхает.

– Ваш секретарь – самоотверженный и достойный человек. Вероятно, я – избалованный аристократ… Мне, друг мой, ужасно даже думать о таком – но подобный поступок, в какой-то мере, уважаем. Видимо, честь и благополучие Семьи для вашего народа ещё важнее, чем для нашего.

– Вот видишь, – Анну искренне радуется, когда считает, что его правильно поняли.

Вообще, младший посол – не дурак, как мне, прости Господи, сходу показалось. Ар-Нель оценил его вернее, чем я: Анну любопытен, его интересует окружающий мир, а главное – он совершенно честно пытается понять людей, с которыми общается. В этом смысле Анну кажется самым раскрытым из всей лянчинской свиты.

Он повадился рисовать вместе с Ар-Нелем – неумело, забавно, но вдохновенно. Бродит с ним по кварталам, принадлежащим цеховым мастерам, наблюдает за работой стеклодувов, оптиков, каллиграфов, переписывающих стихи на заказ, механиков, чеканщиков, красильщиков шёлка – интересуется самим процессом ремесла, который явно внове ему как зрелище.

Тай-Е, сердце моё – прекрасен. Столица, Сестрёнка, Матушка, подруга самого Князя Дня, им же и оплодотворённая, город – общая возлюбленная и родственница, украшаемая жителями, как украшают любимую женщину – вот что это такое. Река Ши-А, Серебряная Лента – торговый путь с северо-запада; из других мест ведут дороги – и все дороги в Кши-На ведут в Тай-Е. Здесь великолепные дома из известняка и мрамора разных оттенков, от розоватого до тёмно-серого, почти чёрного, с любимыми аборигенами стрелами-шпилями или острыми башенками, с флюгерами в виде штандарта на мече – в кущах ив, неизменной акации и златоцветника. Здесь Государева Академия Наук, Обсерватория, Библиотека и Госпиталь. Упомянутые кварталы ремесленников – явный зародыш промышленного центра. Площадь Гостей, с выстроенными в широкий полукруг торговыми рядами – место, где можно встретить пришельцев из любых дальних мест. Жителей Мо, к примеру: высоких, крепких и соломенно-светловолосых, носящих что-то, вроде длинных шинелей из войлока потрясающего качества – этот войлок и другие изделия из козьей шерсти считаются основной статьёй дохода в стране. Жителей восточных окраин, горной гряды Ит-Ер, матово-бледных, с чёрными кудряшками, обстриженными по плечи, в кожаных куртках, обшитых полосками серебристого меха: эти привозят своё оружие, мёд, сгущёный сок местных плодов, похожий на фруктовую тянучку, и золотые самородки. Суровых обветренных парней из приморья с их диковинными редкостями – вяленными осьминогами и копчёной рыбой ростом с сома или осетра, зубастой, в колючих гребнях, на которую местные глядят с некоторой опаской. Каких-то тропических ребят в куче косичек, ожерелий и браслетов – с песчаным жемчугом, украшениями и посудой из резных самоцветов, тканями, сделанными, по-моему, из хлопка…

Даже в бедных кварталах – каменные дома и та подчёркнутая чистота, которая отличает Кши-На вообще. Здесь – работают «холодные сапожники» в будках с тремя стенками, рядом с жаровней, шьют, разматывают и красят шёлк, пекут грошовые пирожки и продают с пылу – с жару, а в длинной крытой галерее художники, ещё не снискавшие себе ни денег, ни славы, берутся за серебрушку и четверть часа каллиграфически надписать ваш фонарик на заказ золотом или нарисовать на вашем веере всё, что угодно, дополнив шедевр стихотворной строкой на ваш выбор…

Анну не может удержаться от прогулок, но ему неприятна спокойная вежливость жителей Тай-Е – без тени заискивания перед сильными мира сего. Спокойно-вежливы и исполнены достоинства даже работяги нижайшего пошиба, вроде тех, кто расчищает на улицах снег, не говоря уже о мастерах.

– Они – им надо знать своё место, – говорит Анну возмущённо, когда юный мастер, наносящий узор на оловянный сосуд, улыбается и просит его не загораживать свет. – Он указывает Львёнку! Ему положено быть рабыней, вниз смотреть!

– Я полагаю, ты несправедлив, Анну, – говорит Ар-Нель. – Мы с тобой и этот Мальчик – разные части общей жизни. Аристократ служит Государю, Чиновник – государству, Купец – торгует, Мужик растит ся-и и кормит всех, Ремесленник – создает разные вещи, Воин – защищает нуждающихся в защите. Не годится разрушать части, из которых состоит целое – особенно, части, находящиеся внизу. На них держится верх бытия – если разрушить основу, мир рухнет.

– Тебя послушать, так воин не лучше пахаря, – усмехается Анну. – Пахарь растит хлеб, это – да, это полезно. Но – душа? Что стоит больше – душа воина или душа пахаря?

– Душа пахаря, – смеётся Ар-Нель. – В этом не может быть сомнений. Пахарь не проливает крови и не заставляет никого проливать слёзы. Пахарь обнажает клинок только перед свадьбой – и любую рану своего партнёра ощущает на собственной коже… кто же выше перед Небом?

Анну морщится, шмыгает носом – указывает на Ча пальцем:

– Ты, Ар-Нель, ты нарочно злишь меня!

– Может, это так, может, нет. Видишь ли, дорогой друг… возможно, у нас с тобой разные представления о ценах на что бы то ни было…

– Да! На женщин тоже, да! Ты – в свите женщины, это – позор. Бросает тень на тебя. А ты носишь её знаки, ты всем их показываешь. Ты гордишься, что в свите женщины!

– Я в свите Будущей Матери Государей. Я был её спарринг-партнёром и наставником. Я горд этим, ты прав. Я горд и тем, что смею называть Государыню благословлённым именем – я люблю её.