– У тебя топлива было, как грязи, вот я и поверил, что все взорвалось, а на утро – наступление началось, слетать лично не мог, рука, как помнишь. Пошли, все мои друзья собираются, тебе с ними служить.

После ресторана вышли на пляж, расставив на нем стулья, пили кубанское вино, ели шашлыки, которые заказывали в том же ресторане. Под самый вечер подполковник оглядел всех и сказал:

– Здесь все свои собрались, мне скрывать нечего: виноват я перед Петрухой, до самого гроба, что поверил двум ублюдкам, которые сесть побоялись возле него и окрестности не осмотрели. Через меня Петька пострадал. Но есть еще, как говорится, нюанс: пятого января, когда фронт прорвали, вызвал меня в Петрозаводск Штерн. Он представление написал на трех человек к званиям Героев. На тебя, Петр, на Саньку и на меня. Зачитали, тут комиссар армии Дубров или Дуброва помахал пальчиком, и на трибуну выскочил, как ты думаешь кто, Петя? Тот ублюдок, которого ты с фронта в штаб армии отправил, Колька Веденеев. И говорит, что политотдел армии имеет сведения, что незадолго до этого лейтенант Ночных совершил воинское преступление: изнасиловал гражданку Осипову или Осипенко, не помню. Под угрозой «маузера» овладел ею и через день пропал без вести, видимо, перешел на сторону противника. А твой же «маузер» у меня в столе лежал. Ты им молотил по стулу, Штерн приказал его отстегнуть и положить в стол, чтобы не шумел. Я тебя на твою квартиру сам доставил, без оружия. И ты был, вежливо говоря, нетранспортабелен. Какое к черту изнасилование? Штерн тоже помнил, что оружия ты не имел, сказал об этом, но Дубров заявил, что имеются показания свидетелей. Штерн ответил, что о мертвых либо хорошо, либо никак. Они сраму не имут. Если политотдел возражает, значит, ходатайство никуда не пойдет. Хотя армия наступает по разведданным, которые предоставил этот человек. Политотдел имел возражения, и Штерн при мне порвал одно из ходатайств, затем второе, Санькино, он всего два вылета совершил. Посмотрел на меня, я ответил честно, что я занимался тылом и обеспечением полетов, тактикой и техникой занимался ты. Что мне чужого не надо, если тебя не награждают, значит, и мне эта награда не нужна. Запомните эту фамилию: Николай Веденеев, он так в политотделе восьмой и служит. А ты, Петя, зла на меня не держи. Если хочешь, сегодня можем решить вопрос о твоем переводе в мой полк комэском, а там через год-полгода замом по боевой станешь. Считаю, что ты это место горбом заработал на той войне, а мы – маху дали, поверили двум мудакам. Это ничего, я их найду! Гадом буду, если им это не припомню.

– Петьку мы из училища не отпустим, – сказал командир «шестой» Шестопал, наш новый комэск. – Пусть людей готовит, он это крепко делает. Лучшее звено. Ну, а всем нам наука: доверять – доверяй, но проверять – проверяй. За тебя, Пётр, и за то, чтоб дружба наша выдержала все испытания.

С того дня кончились у Петра выходные: то на блинчики позовут, то на смотрины, более старшие летчики – сплошь женатики, у них свои заботы: подрастающее поколение. Стал Петр для всех своим, родным в полку, без которого и праздник – не праздник. Одна большая семья. До этого к нему присматривались: человек новый, а тут еще недавно были «чистки», и нашлась гнильца, которая стоящих людей под трибуналы подвела ради карьеры. Вот и его выскочкой и «себе на уме» держали. И соблюдали дистанцию, так как многим он был непонятен своими радиотехническими заскоками.

В общем, служба продолжалась, начали поступать слегка модифицированные РСИ-3М, которые приходилось чуть подлечивать от «паразиток». Была немного усовершенствована схема, чтобы не писать авторство, образовались паразитные связи в приемнике, «фонить» стал больше. Написал об этом на завод, проставив в скобках свою старую фамилию, на что ему ответили, что этим они компенсируют разность частот в серийных стабилизаторах частоты, чуть расширяя канал.

«Из-за этого начинает плавать частота, и именно об этом я и пишу», – ответил в очередном письме Петр, но от этого ничего не изменилось. Лишние конденсаторы приходилось выпаивать и дополнительно подбирать, ставшие массовой продукцией, «столбики» кварцев. Из Ленинграда в адрес училища пришла новенькая «Наяда», которые поступали в войска, расположенные в основном в Закавказском военном округе. И вообще, в газетах постоянно говорится об угрозе с Востока.

После относительно плотных боев над островом, после оккупации Европы, на западном фронте наступила вновь странная тишина. Англичане заговорили о том, что СССР кого-то аннексировал без их разрешения, намекая на фашиков Финляндии, Эстонии, Латвии и Литвы. Вот только они уже начали сдавать свои территории Гитлеру, и образовался Мемельский плацдарм. Я Петра этими вопросами не напрягал, что мы могли, мы сделали, система оказалась сильнее, сопротивлялась очень активно, пытаясь подвести страну к поражению. Мы это проходили в течение многих лет с 1986 по конец декабря 2017 года. Интересно, как они там? Опять выражают обеспокоенность растущей американской агрессией, пардон, «активностью партнеров»? Здесь все предельно ясно: две крупнейшие страны континента готовятся к решающей схватке. Против нас создается «Единая Европа», только вместо Меркель сидит Гитлер, который не забывает и открыто говорит о том, что его интересы находятся на Востоке, что ему нужны рабы, черноземы и пространства, чтобы расселить расплодившихся немцев. Приходите, земли у нас много, каждому выделим, по два куба.

В феврале поступило пять новых машин: Лагг-3 с Горьковского завода № 21. Они имели дальность, без подвесных баков, в полтора раза больше, чем наши «ишаки». И по комплектации полностью повторяли наши разведывательные «ишачки»: у всех сзади был люк, где стоял слегка модифицированный АФА-И, теперь под номером один. Чуть быстрее протягивалась пленка, из-за изменения скорости на 150 километров в час. В соседнем отсеке стояла РСИ-3М, тоже модернизированная, без кварцев еще. К ней приделали блок настройки и поместили его в кабине на приборную панель, как будто у летчика есть время настраивать станцию левой рукой. Там, по уму, обе руки надо задействовать, потому что фиксаторы стоят, которые выжимать требуется, чтобы покрутить диск и конденсатор настройки. Плюс от вибрации, частенько отдавались винты, которые крепят лимб с цифрами к оси переменного конденсатора. Настройка «уходила», а лимб оставался на месте. Еще из уникальных прибамбасов новой машины выделялся присос взлетно-посадочных щитков на взлете. Щиток был «правильный», гидравлический, быстро выдвигался и быстро убирался. Но масло туда лили частенько просто так, а то и с мусором, без фильтра. Давление высокое. Эта же система выпускала шасси и изменяла шаг винта, и масло было не совсем масло, а гидравлическая жидкость – знаменитый «ликер-шасси» на этиловом спирту. Соринки собирались не где-нибудь, а именно под клапанами. Идешь на взлет, по скорости должен уже оторваться, а самолет бежит, как бежал, потому что давление в этой части магистрали упало, и щиток поджало набегающим потоком от винта. В документах у всех машин не стояла отметка, что государственные испытания пройдены. В общем, прислали серийные, но опытные образцы. Выпускать на них курсантов само собой запретили. В сопровождающем письме писалось, что машина разработана для развития «метода Ночных» в области авиаразведки. Рекомендуется передать самолеты в руки летчиков, знакомых с этим опытом. Ну, их и передали в шестое звено Петру в шестую эскадрилью. По численности эта эскадрилья имела самое большое число самолетов, причем совершенно разномастных: от летающих лодок «Авро» и катапультных КОР-1, конструкции Бериева, до поликарповских Р-5, яковлевских Р-12 и Р-22, разведывательные модификации его ББ-22 или Як-4, и Су-2р. Все, что не летало – сбрасывали сюда. Аврушек, КОРов и РыПок это не касается, они летали, но низехонько, как крокодилы, и в качестве разведчиков были нужны, как корове седло. Но стояли на вооружении флота, и училище готовило на них будущих летчиков. Многие из них, летчиков, впоследствии себя очень неплохо проявили.